Яд и кинжал |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. О tempora! O mores! » У хороших любовников все идет в топку страсти. 22.08.1495. Рим
Спальня Лукреции, почти ночь. Сразу после эпизода Нет покоя для грешных. 22.08.1495. Рим
Для служанки Аннетты - через два дня после эпизода Огни палаццо. Большой секрет для маленькой компании. 20.08.1495. Рим.
Для служанки Николетты - через четыре дня после эпизода Отсчет начался. 18.08.1495. Рим
Ночь была еще теплой, совсем по-летнему. Даже теплее, чем прошлая. Но Лукреция поверх тонкой прозрачной рубашки накинула широкий турецкий халат - давний подарок Хуана тогда еще младшей сестренке. Ей было прохладно, и как будто подзнабливало - неприятное послевкусие семейного разговора. Она убеждала себя, что волнуется за жизнь Чезаре, но это было лукавством. С легкой доверчивостью юности, ухватывающейся за любую радостную новость, Лукреция совершенно уверилась, что раз он жив, то и будет жить. Нет, совсем не здоровье старшего брата беспокоило ее.
Из открытого окна донесся едва слышный вскрик. Лукреция осторожно выглянула и улыбнулась. У фонтана во дворике собрались после тяжелого дня служанки, чтобы брызгаться освежающей водой. Чтобы не помешать господам, они старались вести себя тихо, но чей-то вопль восторга все-таки вырвался из груди, которую подруга щедро полила пригоршней воды. Из-за колонн за женской возней наблюдали слуги. Вышедший во двор, видимо, на вопль, Петруччо разогнал всех, совершенно не подозревая, что тем самым расстроил герцогиню Пезаро. Наблюдать было забавно, а теперь вновь никого не было. Все было позади - и вечернее шушуканье с Санчией, и долгий вечерний туалет, и разговор с Пантисилией, а Хуан все не приходил.
И, как всегда, Лукреция опасалась, что есть причина, которая помешает им. Иногда такие случались.
"Неужели Чезаре мог поступить плохо с кем-то?" - вопрос возник внезапно во всей своей откровенности, так что Лукреция с усилием замотала головой, как будто кто-то мог это увидеть и принять во внимание. Никто ничего не рассказывал, да и обмолвился-то едва, но, как бы не желала Лукреция своему брату жить, а его врагу - умереть, не могла отделаться от мысли, что ведь почему-то такое случилось. Кто-то за что-то хотел убить Чезаре. И отчего-то Лукрецию это совсем не удивляло. Именно теперь, когда первое изумление прошло, когда и первый испуг уже был забыт, она совершенно точно понимала, что не удивлена.
Редко когда предвкушение встречи с Хуаном было настолько далеко от любовного.
Кутаясь в халат, Лукреция так и не отошла от окна, в котором теперь совсем ничего не было видно интересного, села на каменную скамью под ним и, сложив руки на оконной раме, оперлась о них подбородком, буравя взглядом журчащую струю фонтана.
"Что же такого сделал Чезаре, что его хотели убить?"
Решение Его святейшества лично поговорить с Элионор спутало Хуану все планы на сегодняшний вечер. Он-то предполагал вернуться в Санта-Мария при первой же возможности, а теперь приходилось выжидать. Вполне могло случиться так, что отец сначала зайдет к Лукреции, чтобы уже в приватной беседе успокоить дочь, а только потом он направится в комнаты Джулии. Там-то он уж точно задержится - вряд ли все обойдется лишь разговором с Элионор - и после этого любовники смогут почувствовать себя в относительной безопасности. Поэтому, честя сквозь зубы все и вся, Хуану пришлось ждать удобного случая. Именно потому он и задержался.
Но время тянулось чертовски медленно и спустя три четверти часа Хуан легко убедил себя, что если его и поймают, то он легко отговорится, ведь благодаря пронырливой Адриане де Мила Родриго Борджиа считал, что у герцога Гандии связь принцессой Сквиллаче, так что ночной визит сына к невестке его не должен был бы удивить. Главное - Хуан хмыкнул - чтобы эта встреча случилась до порога спальни Лукреции.
Фортуна и сегодня была благосклонна к брату и сестре - пока понтифик вкушал вино с куртизанкой Авророй, его старший сын уже закрывал за собой дверь, ведущую в Санта-Мария-ин-Портико. На одном дыхании поднявшись на этаж, где располагались покои герцогини Пезаро, Хуан остановился, огляделся по сторонам и негромким условным стуком постучался - если Лукреция одна, она спокойно его впустит, если же с ней вдруг кто-то есть, даст это понять до того, как откроется дверь.
Ну наконец-то!
Кажется, она даже задремала прямо у окна, но очнулась еще только заслышав первый шорох за дверью, до первого стука. Подскочив на месте, Лукреция почти подлетела к двери и осторожно отворила ее, впуская Хуана.
- Я боялась, что ты не придешь уже, - она сама, осторожно, чтобы даже тихого лязга не было, задвинула засов и обернулась к Хуану. - Ты ведь был у Микелотто? И ты все знаешь?
- Я сам не думал, что так будет долго. Отец, кажется, решил, что для разговоров самое время - заполночь. Я так и не дождался, когда он уйдет из дворца. Вообще было бы неплохо заранее найти место, где мне спрятаться, вдруг он решит к тебе зайти... Хотя вряд ли, не станет же он поднимать кузину с постели.
Как всегда, когда ему чего-то очень хотелось, Хуан нашел массу подходящих доводов, чтобы ни в чем себе не отказывать. Предосторожности ради бросив взгляд на дверь и убедившись, что ему не показалось, и Лукреция надежно задвинула засов, он привлек сестру к себе и игриво прикусил ее за мочку уха:
- Так ты поэтому так нетерпеливо меня ждала? А я-то думал, что ты просто по мне соскучилась! - еще один укус, теперь более ощутимый. - Кое-что я знаю... но ты уверена, что хочешь это услышать?
Если бы Хуан был только братом, он бы никогда не поддержал эту тему, но после всего того, чему он уже научил Лукрецию, поделиться с ней о приключениях Чезаре в Перудже - самое малое из прегрешений. Тем более, положа руку на сердце, герцог Гандии не видел в поступке брата ничего особенного, и единственным промахом Чезаре посчитал неудачный выбор девицы.
Лукреция поняла, что Хуан хотел бы избежать разговора, и любопытство от этого только возросло. Хотя любопытством этот внимательный и как будто болезненный интерес, наверное, и не был.
- Я по тебе соскучилась, - Лукреция прижалась губами к губам Хуана и осторожно укусила их.
Она поняла, что Хуан не делает вид, а действительно как будто вообще не взволнован. Или все-таки он только притворяется, чтобы не беспокоить ее? Какая странная дрожь пробежала по спине. И от желания - как быстро и податливо реагирует ее тело на любовника, стоит ему дотронуться до нее. И от волнения, что она сейчас может услышать. И они смешивались, сливаясь во что-то одно. Она и Хуан становились все более близки, хотя куда уж ближе? И сегодняшний разговор станет очередной ступенькой.
- От тебя я могу услышать все, что угодно, - Лукреция улыбнулась губами в губы и вновь осторожный укус. - Ты все время лишаешь меня невинности.
Она взяла руки Хуана и положила на свои ягодицы.
- И в последний раз это было совсем недавно.
"Вот чем я точно не должен гордиться", - подумал Хуан, сжимая, сминая руками ягодицы Лукреции.
То, чему он учил сестру, и муж жену учить не должен, но разве не кружила ему и самому голову такая ее жадная готовность к познанию?
- Не дразни меня, сладкая, иначе вместо рассказа ты получишь еще один наглядный урок.
Наброшенный на плечи Лукреции халат мешал и Хуан скинул его на пол, тонкая же рубашка препятствием не являлась, лишь раззадоривала и будила воображение.
- Я расскажу тебе, но с одним условием.
Хуан хищно усмехнулся и начал отступление к кровати. Двигался при этом герцог Гандии так уверенно, словно у него на лопатках были глаза.
- С одним условием, - повторил он чуть позже, когда бедрами почувствовал, что достиг цели, и падая навзничь на кровать, - я - говорю, а ты двигаешься.
- Я не боюсь уроков. И даже двух, - на обманчиво невинном лице Лукреции алели вспухшие губы. - Я принимаю твое условие.
Хрипло рассмеявшись, Лукреция почти взлетела на постель и с хищной торопливостью склонилась над Хуаном, развязывая шнуровку на его шоссах.
- Как же ты красив, мой брат и любовник, - Лукреция прищелкнула языком, - красив везде... Смотри же, будь откровенен, - как в знак приветствия, она обхватила губами член, жадно лаская его ртом.
Ласка была недолгой и горячей. Отстранившись, Лукреция задрала на себе рубашку и все с той же хищностью, как будто держала в руке самое желанное, насадилась. Сладкая волна удовольствия, пронзившая ее от затылка до лона, выгнула ей спину, вырывая из горла клокочущий стон.
Хуан выдохнул, стиснув зубы, чтобы не дать вырваться слишком громкому стону. Он уже давно перестал обращать внимания на то, что через стену могли еще не спать, но у служанок и придворных дам хватало ума помалкивать о том, что они, возможно, слышали, а вот про Его святейшество забыть было сложнее.
- А ты чертовски хороша, сестренка. Ты способна соблазнить и святого, а я - не святой.
Хуан на мгновение замолчал и внимательно, пусть и сквозь туман, посмотрел на Лукрецию. Он был уже готов и не стал долго терпеть, ведь впереди у них была вся ночь, чтобы все повторить, однако необходимость что-то говорить отвлекала и сдерживала.
- Чезаре - тоже не святой, - продолжил он, обхватывая сестру за бедра и еще яростнее насаживая ее на себя. - Ты же не рассчитываешь, что твой брат, даром, что кардинал, до сих пор девственник? Тем более, что в Перудже кардиналом он и не был.
Рассказ получился издалека, но Хуан не торопился. Он видел, что Лукреция возбуждена, и даже более, чем обычно. Ее привлекало все то, что грешно, и разве Хуан мог отказать ей в ее маленьком капризе?
- Чезаре - святой? - Лукреция на миг замерла.
Она никогда не задавала себе такого вопроса, но тем не менее хорошо, как оказалось, знала ответ.
- Мой Хуан, - она заерзала, вбирая в себя лоном любовника, - ну кто же из Борджиа святой?
На какой-то миг ей показалось, что в комнате их трое, и другой, пусть и не приближается к ним, все-таки зачем-то очень нужен. Теперь не только один брат оказывался ее любовником, но и другой - невольным соучастником. И думать так было тоже очень волнующе.
- Даже Джоффре соблазнил свою подругу детства. А я... - она наклонилась и впилась губами в губы Хуана, не отпуская их, пока ее жадное лоно извивалось и пристраивалось, крутясь на крепком стержне, - я хочу тебя соблазнять. Значит, все дело в женщине? Чезаре хотел убить неудачливый соперник?
- Не совсем.
Хуан мотнул головой и хищно ощерился. Он не знал о видениях сестры, но на миг и ему показалось, что за ними кто-то подсматривает. Ощущение это длилось всего лишь миг и помня, чем им может грозить разоблачение, Хуан не был уверен, что хотел бы его повторить, но вот остроты происходящему оно все же добавило.
- Одна из девиц оказалась полной дурой, тут Чезаре промахнулся. Никто точно не знает, что случилось на самом деле, то ли она руки на себя наложила, то ли действительно объелась гнилых абрикосов, только итог был один...
На самом деле Хуан не знал, сколько этих девиц было, но не сомневался, что его брат не стал бы хранить верность единственной.
- Скорее всего, это Бруни все напридумывал - кому приятно признаться, что тебе предпочли другого? Он в девицу был вроде как влюблен, так после ее смерти не иначе умом тронулся. Орал на каждом углу, что это она из-за Чезаре... Недоумок, одно слово - сходить с ума по девице, которая перед всеми ноги раздвигает.
Сложно было сказать что-то более далекое от того, что ожидала услышать Лукреция. Она думала о влюбленности Чезаре и этой неизвестной девушки, о несчастном отвергнутом... Хотя нет, не думала, потому что думать теперь не могла, и все-таки ожидала, потому что ничего другого не знала и представить себе не могла.
История же, сбивчиво и намеками поданная Хуаном, оказалась совсем другой. Грязноватой и пошлой... Это было странно и одновременно манило, как может манить запертая дверь, грязная и старая и бог весть что в себе хранящая, но притягательная именно этим. И интересная гораздо больше, чем сотня чистеньких дверец рядом.
Лукреция выпрямилась. Она тяжело дышала, и ее движения замедлились. В голове мелькали странные фантазии... разбитая тарелка с абрикосами и какая-то девица, красивая и растрепанная, с неприличной улыбкой, раздвигающая ноги... смеющийся Чезаре.
Мелькнули и пропали. Лукреция смотрела на Хуана и на его усмешку, которая таила в себе все - от скабрезности до любви.
- Хуан... - она судорожно вздохнула.
Судорога, пробежавшая вновь от шеи между лопаток вниз, не растаяла, а отдалась спазмами, которые исторгало ее лоно. Лукреция вновь быстро задвигалась, не давая им гаснуть и ускользать. Ее нутро, только что широкое, стремительно сужалось.
Казалось бы, что может быть еще порочнее, чем предающиеся преступной страсти родные брат и сестра? Но этой, от нехватки воздуха поведанной с длинными паузами, историей они будто вновь свалились в самую пропасть греха и сразу же вместе воспарили от наслаждения. Уже не думая ни о ком Хуан утробно зарычал и рывком перевернул Лукрецию под себя...
- У меня даже уши заложило, - признался он гораздо позже, потому что сразу после говорить сил уже не было. Двигаться, впрочем, тоже.
Только тогда он скатился с Лукреции и лег чуть на отдалении. Казалось, сейчас Хуана больше ничего не интересовало, не интересовала даже та женщина, что, полунагая, лежала с ним рядом. Но если бы в этой спальне и в самом деле находился кто-то третий, то он бы увидел, что перед тем, как впасть в короткое забытье, герцог Гандийский нашел рукою руку своей сестры.
Когда опьянение прошло, стало стыдно. Но от стыда Лукреция уже успевала отмахиваться быстро, едва он только думал поднять голову. И делать это уже было так просто, что она почти и не замечала. Простыня под ней была влажной и липкой. Потянувшись лениво, Лукреция перекатилась на бок. Хуан, сжимавший ее запястье, лежал, закрыв глаза. Какой же он и правда красивый. Он может осыпать золотом самую придирчивую женщину, но получит он ее не только из-за этого, а потому что разве можно не влюбиться в него без памяти? Какие странные мысли приходят ей в голову.
Хотя до этого были еще более странные. И эта история. Какая же все-таки она мерзкая!
- Значит, Чезаре поступил плохо с этой женщиной? Он соблазнил и покинул ее?
Хуан поморщился. Может быть Мигел был и прав, не стоило рассказывать эту историю Лукреции. Она, конечно, любила Чезаре и прощала ему как и другим своим братьям многое, но все же она была женщиной.
- Не вижу ничего плохого, - пожал он плечами. - Вот если бы Чезаре ее изнасиловал, тогда другое дело, а так никто не заставлял ее юбку перед ним задирать. Пойми, сладкая, мужчины устроены иначе. Почему Чезаре должен был отказывать себе в удовольствии, если девица была совсем не против? Кстати, если она вообще до него была девицей. Что же касается того, что случилось с ней позднее... Виноваты ли абрикосовые косточки или это у нее дурь в голове взыграла - в любом случае это не вина нашего брата, он все-таки только кардинал, а не Господь Бог, чтобы что-то там предвидеть, - и, усмехнувшись, Хуан повторил то, что уже говорил ранее. - Тем более что тогда Чезаре и кардиналом-то не был.
- Понятно, - послушно кивнула Лукреция.
Она не хотела спорить с Хуаном. Да и просто не могла, потому что внутри нее все возмущалось, но она не могла понять, чем именно и что здесь не так. Она только знала, что где-то есть... вернее, была девушка, которую Чезаре бросил и которая умерла. Но, может, Хуан прав, и она и впрямь не достойна никаких сожалений?
Но разве за плохих женщин может кто-то мстить? Да, вот здесь было не понятно.
- И этот человек... который напал на Чезаре. Он был ей кем?
- В том-то и оно, что никем, - зевнул Хуан.
Разговаривать о событиях, давно минувших, просто так оказалось совсем не так увлекательно, и будь на месте его сестры кто-нибудь другой, герцог Гандийский не стал бы церемониться. Но Лукреция была ему большее, чем сестра, поэтому он задавил раздражение в самом зачатке и произнес со всей терпеливостью, на которую вообще только был способен.
- Мигел об этом не очень распространялся, но я так понял, что этот Гвидо Бруни сам имел на девицу определенные виды. Вот и взбесился потом, что лакомый кусочек не ему достался. Можно подумать, на месте Чезаре он бы сам отказался.
Хуан повернулся на бок, теперь он мог видеть лицо Лукреции, пусть и в профиль:
- Это всего лишь несчастный случай, сладкая, а Чезаре просто чертовски не повезло. Слава богу, он еще легко отделался. Что же до Бруни… Мигел за ним и поехал, так что скоро не останется вообще никаких причин для беспокойства.
Что-то все-таки было не так. Хуан отвечал, но как будто не на те вопросы, которые Лукреция задавала. Или она сама не знала, что спрашивала? Она хотела спросить что-то еще, но не нашлась, как сформулировать, а потом поняла, что не надо. Хуан был нежен и ничем не выдал подступившее было раздражение, но Лукреция поняла, что подошла к пределу, который нельзя преступать. Ей нравилось, как Хуан воспламенялся, каким он был нежным и каким он бывал зло жадным в любви. Нравилось его дразнить и задавать вопросы, на которые другой бы не ответил, а он не молчал. Но именно здесь, где все было предельно просто и речь вообще шла не о нем, а о Чезаре, стоило остановиться.
И уж тем более не стоило задавать вопроса, поступал ли с какой-нибудь девушкой плохо сам Хуан.
Не стоило, хотя и очень хотелось.
- Да, скоро будет не о чем беспокоиться, - согласилась Лукреция, лежа на боку и глядя в лицо Хуану тем прозрачным взглядом, за которым может скрываться что угодно, в том числе и ничего.
Редко она бывала настолько неискренна. История с абрикосами, вдохновившая любовников познать очередной предел оргазма, была достаточно грязной, чтобы, использовав ее, постараться отставить в сторону.
Подумает о ней Лукреция когда-нибудь потом.
- Я тебе не успела рассказать одну новость. О доне Мануэле и моей новой придворной даме. Твой строгий надсмотрщик теперь не только успел помочь ей в деле наследства ее мужа, но и получил уже благодарность между ее ног.
Лукреция сильно могла бы и не стараться, Хуан все равно бы не заметил ее притворства - в некоторых вещах герцог Гандии был по-мужски слеп. Тем более, что несмотря на то, что он сам ее и развратил, в определенной степени сестра до сих пор оставалась для него маленькой и во многом наивной девочкой. Непонятно, как этот образ сочетался с полуобнаженной и еще влажной от испарины женщиной, однако в личном восприятии Хуана все это выглядело вполне гармонично.
Пикантная новость о гордом и так легко поддавшимся женской хитрости кастильце заставила забыть и о злосчастном Гвидо Бруни, и даже о раненом Чезаре.
- Надо же! - Хуан негромко, но от всей души рассмеялся. - Оказывается, наш Гонсалес не так и безупречен, как стремится это показать. Эта твоя донья Рамона - та еще штучка. Как ей это удалось?
Что именно "это" Хуан уточнять не стал. Он был в полном восторге от ловкости придворной дамы Лукреции и готов был поспорить о том, что же для доньи Рамоны оказалось более сложным - уговорить дона Мануэля ей помочь или заманить кастильца к себе под юбку. В какой бы хронологической последовательности события ни развивались, все равно предприимчивости доньи Рамоны следовало отдать должное. Это тебе не восторженный Альфонсо Энрикес, упокой бог его душу, вряд ли бы Гонсалес поддался на банальные ужимки скучающей дамы.
- Ну... - Лукреция задумалась.
С одной стороны, она знала многое, ведь Рамона прилежно делилась с ней подробностями. С другой же - основной ход событий, описание которое объясняет, почему и как дон Мануэль попался, все-таки оставался скрытым. И ответить Лукреция смогла только банально.
- Рамона очень красива, ты же знаешь.
Впрочем, жадничать Лукреция не стала и рассказала все, что знала, как и о том, что помогать поначалу дону Мануэлю пришлось, потому что попросила она сама. И, конечно, о роли Ваноццы, предоставившей своей дочери место для свиданий с такой невозмутимостью, будто та всю жизнь занималась сводничеством.
- Рамона, кажется, уверена, что я сама встречаюсь там с Доминико. Я не стала ее разубеждать... Пробыла она с доном Мануэлем достаточно долго... - Лукреция лукаво улыбнулась. - Так что дон Мануэль еще интересуется женщинами. А Рамона с радостью воспользовалась купелью и даже не скрывала, что перед встречей с мужем.
В последних словах Лукреции сквозило не то чтобы одобрение, а скорее восхищенное удивление перед женской силой подруги.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. О tempora! O mores! » У хороших любовников все идет в топку страсти. 22.08.1495. Рим
