Даже понимая, что так он поступит правильно. Хуан мысленно скрипел зубами. Такому негодованию легко нашлось объяснение, ведь после пяти ночей врозь им с Лукрецией придется снова сделать короткий перерыв, а самым неприятным во всем этом было то, что Хуан сам так решил. Что бы герцог Гандии не говорил своей сестре, как бы не насмешничал над ее осторожностью, он и сам понимал, что близость придворного Джованни Сфорца к спальне герцогини Пезаро - особый фактор риска, а если вспомнить, что Лодовико Баланти не просто подданый, а еще и дружен с герцогом Пезаро, то особенно. Такому так просто рот не заткнешь и вряд ли подкупишь.
Послезавтра, когда Баланти с женой покинут Санта-Мария, все вернется на круги своя, сейчас же вместо спальни детям понтифика придется удовольствоваться весьма условным удобством капеллы.
Надо признать, Хуана это бы не смутило, но возникло совпадение интересов. Все дело в том, что слишком уж тихую жизнь вел он в Риме, настолько тихую, что это могло показаться подозрительным. Оливковая ветвь от Лучано Орсини пришлась весьма кстати, и ради всех будущих ночей Хуан был готов пожертвовать одной следующей. Оставалось только обьяснить все это Лукреции. Хотя... Может быть и ни к чему все это? Сколько уже раз они проходили по краю, а им все сходило с рук, так почему же должно что-то измениться?
Еще немного времени в одиночестве и герцог Гандии нашел бы сотни причин, чтобы передумать, но тут, наконец, послышался шум открывающейся двери. Мгновение и он был уже готов выскочить из исповедальни чтобы встретить Лукреция, но не иначе как ангел хранитель зацепил чем-то край его плаща и удержал герцога на месте...

Перепутать тяжелую поступь понтифика с легкими шагами сестры было бы сложно, но куда сложнее оказалось не выдать себя сначала выдохом ужаса, а затем вздохом облегчения. Опасность прошла совсем рядом. Едва не случившаяся встреча отца и сына окончательно убедила Джованни в правильности первоначальных намерений. Лучше лишиться малого, чем остаться вообще безо всего.

Убедившись, что в этот раз ошибки не будет, он осторожно приоткрыл дверцу. Вид молящейся женщины должен был бы навеять благочестивые мысли, однако стоящая на коленях Лукреция вызывала у Хуана совсем иные ассоциации. На этот раз ничего не помешало ему покинуть свое убежище. 
- Если ты надеешься провести время в молитве, сладкая, то оставь эти мысли, - вкрадчиво прошептал он, опускаясь возле сестры. - Ночи существуют для того, чтобы грешить, а не замаливать эти грехи.

Подпись автора

В падении нравов не имел себе равных
Только десять заповедей, а какой репертуар грехов!

- Понятия не имею, - искренне ответил Хуан, хотя только что сам же на все лады честил приехавшего так не вовремя Лодовико Баланти.
Дело было не в недогадливости герцога Гандии, просто с появлением Лукреции все остальное отошло настолько на задний план, что даже недавнее внезапное появление понтифика перестало восприниматься так же остро.
- Подожди-подожди, ты хочешь сказать, что?.. Лукреция, ты маленькая интриганка! - Хуан восхищенно рассмеялся. - Неужели ты подарила своей придворной даме супружескую ночь? Уверен, что она теперь тебе настолько благодарна, что ей и в голову не придет, с чего такая доброта.
Предполагая только расчет, Хуан не думал о сестре плохо. Будучи по жизни эгоистичен сам, он и не искал иного в других, так что ему бы и в голову не пришло, что Лукреция сделала широкий жест еще и из хороших побуждений.

Подпись автора

В падении нравов не имел себе равных
Только десять заповедей, а какой репертуар грехов!

- Прекрасный пример, только хорошего должно быть понемножку.
На всякий случай оглянувшись, Хуан обнял сестру за талию и притянул к себе.
- Твои придворные дамы свято выполняют свой долг, так пусть же они расстараются и за свою герцогиню, а у меня на тебя совсем другие виды... - рука поползла вниз и замерла на ягодице Лукреции. - Что касается отца, то я с ним сейчас едва не столкнулся. Как-то рановато он сегодня покинул Джулию, я так думал, что он останется у нее до утра, но если он и отказывает себе в сладком, то нам необязательно следовать его примеру. Пойдем уже к тебе, сладкая, потому что мысли мои далеки от благочестивых, а терпение - не безгранично. Я ждал целых пять ночей и не намерен продлевать ожидание и на четверть часа.

Подпись автора

В падении нравов не имел себе равных
Только десять заповедей, а какой репертуар грехов!

- Прекрасный вид, - не удержался Хуан, поднимаясь следом за Лукрецией.
Вроде бы он говорил негромко, но в полной тишине лестницы его голос был отчетливо слышен. Запыхавшись отнюдь не от подъема, Хуан на всякий случай выждал какое-то время и только после этого вошел в спальню. Что уж говорить, едва несостоявшаяся встреча с отцом сделала сына понтифика куда благоразумнее обычного.
Но стоило ему закрыть дверь на засов, как все переменилось.
- Мы позже поговорим о Джулии, - хрипло пообещал он, прижимая Лукрецию к себе и зарываясь лицом в ее волосы. - Мы поговорим обо всем, о чем ты хочешь, только не сейчас, - шептал, сминая полы ее халата. - Сейчас просто иди ко мне, сладкая, я слишком долго этого ждал.

Подпись автора

В падении нравов не имел себе равных
Только десять заповедей, а какой репертуар грехов!

- Хорошо, что я этого не знал, иначе мне пришлось бы весь вечер прятаться у тебя за юбкой, - усмехнулся Хуан, но от открывшейся взгляду картины усмешка сползла с его лица.
Он коротко рыкнул что-то мало вразумительное и в один шаг преодолел расстояние, на которое Лукреции понадобилось несколько. Тратить времени на собственное разоблачение он не стал...

Его здесь ждали, любовникам не нужны были никакие прелюдии. Влажная, полыхающая внутренним огнем, упругая и зовущая - такой Хуан чувствовал сейчас свою сестру. Уже не просто мир сузился до размеров спальни, само время изменило свой ход. В движениях, вечных как жизнь, пролетали столетия.
Сжимающая его тисками своего лона, Лукреция безоглядно отдавалась телом и взамен забирала душу. Что ж, в глазах Хуана это был довольно выгодный обмен.

Подпись автора

В падении нравов не имел себе равных
Только десять заповедей, а какой репертуар грехов!

Долго это не могло продолжаться, слишком уж сильным и выстраданным было возбуждение; ритмично сокращающееся лоно Лукреции, ее вздох стали последней точкой, после которой уже невозможно было бы продлевать наслаждение. Почти разъединившись, Хуан поднялся на вытянутых руках, на мгновение замер, словно вглядываясь внутрь себя, и буквально обрушился на Лукрецию.
Чтобы достичь самого пика ему потребовалось всего лишь несколько размашистых движений и, только что тягучее, время остановило свой ход.
Через мгновения, часы, столетия - у любовников свои подсчеты - Хуан скатился с Лукреции, он был расслаблен, пока удовлетворен и хотя сей момент тому не было оснований не сомневался, что неге недолго длиться.
- Ради такого стоило подождать. Я боялся, что прострелю тебя насквозь, - лениво усмехнулся он. - Когда будешь в силах, помоги мне полностью раздеться, в следующий раз я хочу тебя чувствовать всем телом.

Подпись автора

В падении нравов не имел себе равных
Только десять заповедей, а какой репертуар грехов!

- Я и сейчас могу это сделать, - Хуан потянулся. - На полноценную историю, может, я пока и не способен, но что касается непристойностей...
Он повернулся на бок и чуть отодвинулся, чтобы ему было лучше видно.
- Хотя я бы не сказал, что есть что-то непристойное в том, что в момент наивысшего экстаза твоя влага смешивается с моей, мне нравится, когда ты хрипишь в моих руках так громко, что твой стон заглушает мой, и мы все более становимся схожими с животными. Надеюсь, тебя не обижает такое сравнение? Звери намного честнее людей, они не ставят препоны там, где они им мешают. Вот если бы ты была волчицей, а я - волком, никто бы не осудил нас только за то, что мы из одного помета.

Казалось бы, должно было пройти больше времени, но, говоря это, Хуан возбуждался с каждым словом все сильнее; глаза его потемнели и стали почти черными.
- Ты уже отдохнула, сладкая? - оборвал он себя на полуфразе и, не дожидаясь ответа, перевернул Лукрецию на живот. - Вытяни руки вперед и подними выше бедра. Я хочу взять тебя именно так.

Подпись автора

В падении нравов не имел себе равных
Только десять заповедей, а какой репертуар грехов!

- Моя волчица, - прорычал Хуан, насаживая Лукрецию на себя.
Ему нравилось видеть изгиб ее спины, наблюдать за перекатывающимися меж ее лопаток жемчужинами испарины, но позже он захотел смотреть сестре-любовнице прямо в глаза. Не медля, он перевернул Лукрецию к себе лицом, взял в замок ладоней ее затылок и, в ответ шепча в самое ухо уже настоящие непристойности, продолжил двигаться с ней в едином ритме.
Позже, содрогнувшись, он распластался сверху и не было сил на то, чтобы пощадить сестру, не задавить ее.
- Ты невероятна, - пробормотал почти сквозь сон и на мгновение отключился, погребая Лукрецию под тяжестью своего тела.

Подпись автора

В падении нравов не имел себе равных
Только десять заповедей, а какой репертуар грехов!

Хуан ответил не сразу, ему вообще было лень о чем-нибудь говорить, но поднятая Лукрецией тема весь же потребовала некоторой сосредоточенности.
- Катерина Гонзага? - переспросил он, словно слышал о том впервые; о скором визите графини да Монтеведжо было известно давно, однако смерть отца и в глазах герцога Гандии являлась достаточным оправданием для опоздания. - Как бы эта красавица не обратила в бегство дона Мануэля, мне кажется, его до сих пор потряхивает после упоминания о Градаре. Ты ведь ему не говорила? Тогда и сейчас молчи, будет приятный сюрприз.
Представив лицо кастильца, Хуан засмеялся. Вряд ли бы он так веселился, если бы не задержка посланник от императора Максимилиана, а зная, что посол королей-католиков не сможет покинуть Рим до завершения своей миссии, ерничать и иронизировать можно было сколько душе угодно.

Подпись автора

В падении нравов не имел себе равных
Только десять заповедей, а какой репертуар грехов!