Яд и кинжал

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Si vis pacem, para bellum » Кто приходит первым... 06.01.1495. Рим


Кто приходит первым... 06.01.1495. Рим

Сообщений 1 страница 14 из 14

1

2

Вчера к ночи Лукреция получила письмо. Его доставил один из слуг герцога Пезаро, бог весть как пробравшийся в замок и таким же таинственным образом быстро исчезнувший, едва она сломала печать (василиск, свернувшийся кольцами) несомненно, принадлежащую ее мужу, развернула бумагу и, прочитав, счастливо рассмеялась. Джованни писал, что удачно добрался до своих людей и совершенно точно жив и здоров. Лукреция, из суеверия не подготовившая ответ заранее, успела чиркнуть в ответ только пару строк о том, что с ней все в порядке и семья, кажется, простила ее за желание сбежать, и что она очень ждет встречи.
"Теперь точно все", - оставшись одна, Лукреция опустилась в кресло и закрыла лицо руками. Плечи ее вздрагивали, но она не плакала. Очередной камень упал с ее души, и, кажется, он был последним. Теперь Джованни точно в полной безопасности, то есть ему ничего не грозит от ее семьи, и ей не быть яблоком раздора и причиной чьих-то бед. Лукреция почувствовала себя счастливой.
Она написала мужу почти правду. Семья не наказала ее, то есть не подвергла внутреннему или внешнему изгнанию. Все уже разговаривали с ней почти совсем так, словно ничего и не было. Лукреция только чувствовала, что за ней смотрят, почти как за маленьким ребенком, но ей это не мешало: больше у папской дочери не было причин желать покидать укрепленный замок.
И только один человек делал вид, что не замечает ее. Это был Хуан. На общих семейных трапезах или встречах его взгляд скользил мимо нее, он никогда к ней не обращался и ни о чем не спрашивал. Лукреция, в глубине души уверенная, что у нее причин быть обиженной на всех ровно столько же, сколько у всех на нее, злилась на брата за такую настойчивость и уже начинала по-настоящему беспокоиться. Она не привыкла, что в семье между нею и кем-то может происходить что-нибудь подобное.
Беспокойство стало еще сильнее после полученного письма. Джованни Сфорца, находящийся в безопасности, как-то очень быстро совсем покинул ее мысли, которые теперь были заняты старшим братом. Лукреция поняла, что легкого, как будто невзначай, примирения уже не будет, а характер не позволял ей упорствовать в своих обидах. "Брат - это всегда брат", - со вздохом призналась она самой себе в том, что больше не обижена на него, а поэтому делать в ответ вид, что не замечает его и ждет, когда у нее будут просить прощения или признают, что не так она виновата, больше не может.

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех

3

Со дня несостоявшегося побега Джованни не сказал сестре ни слова сверх обычных слов вежливости, да и те произносил едва разжимая зубы. Герцог Гандийский злился, он бесился, он негодовал. Злился, что герцог Пезаро, осмелился подбить жену на побег, бесился на то, что она согласилась, и негодовал при одной лишь мысли, что Лукреция лгала ему прямо в глаза.
Она, которая клялась в привязанности к семье, в тоске по Риму, в любви к нему, Хуану, не задумываясь, предала их всех. И то, что она еще здесь, лишь стечение обстоятельств. Что было бы, если бы он тогда не пришел в ее спальню?
"Где бы ты была сейчас, герцогиня Пезаро? Твой драгоценный муж дал стрекача, неужели ты до сих пор не поняла, что он за личность?" - не желая замечать сестру днем, Хуан ночью вел с ней воображаемые разговоры, и в этих монологах, полный собственной правоты и не выбирая выражений, высказывал Лукреции все, что у него накипело.

Вот и сейчас Джованни лежал поверх покрывала и бездумно разглядывал полог. Стоило рваться в Италию, чтобы так потом разочароваться? Ему сложно было делать вид, что он не видит, как Лукреция ищет взглядом его взгляд. Возможно, если бы у нее был хоть немного виноватый вид, он бы чуть оттаял, но ведь нет, сестра вела себя так, словно именно она обижена. Не в первый раз Хуан мстительно подумал, что ей сейчас тоже несладко, но это было слабым утешением.
Наконец, отпустив слугу, он задул свечу и, освещаемая только огнем камина, комната погрузилась во мрак.

Подпись автора

В падении нравов не имел себе равных
Только десять заповедей, а какой репертуар грехов!

4

Очередной день клонился к вечеру, а все было по-прежнему. Хуже всего было то, что Лукреция уже совсем не сердилась на брата. Все, что ей не понравилось, задело и расстроило, давно потеряло всякий смысл, и то, что они в ссоре, поэтому казалось чем-го глупым и ненужным.
Раньше она ждала хотя бы какого-то знака, что примирение возможно, и тогда бы она сама сделала шаг навстречу. Она не хотела себе признаваться, что не может сделать этот шаг без всяких намеков, потому что в глубине души боится, что ответного не будет, а получится что-нибудь неприятное. Например, она придет к нему, а он ее не захочет принять, сославшись на что-нибудь нестоящее, или просто выставит.
Но сейчас, сидя перед очагом и слушая обычное вечернее чтение Джироламы, Лукреция вдруг поняла, что ее опасения стали такими же несущественными, как и обида. Что поговорить с Хуаном, вернуть их отношения стоит много большего. "Все-таки брат всегда остается братом", - напомнила она себе, решаясь на то, чтобы придти к нему.
По пути к его покоям Лукреция гадала, как застанет его и что ей делать в каждом случае. Но все оказалось проще: Гильермо, поклонившись, сказал ей, что Хуан один.
- Он спит?
- Нет, просто лежит на постели. В полной темноте, - многозначительно ответил слуга, распахивая перед папской дочерью дверь и пропуская ее.
Лукреция вошла и остановилась. В комнате и впрямь было темно. И очень тихо.
- Это я, - сказала Лукреция и, чуть постояв на месте, подошла к постели. - Я пришла к тебе, потому что не могу на тебя долго сердиться. А ты можешь. Это нечестно.

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех

5

На этот раз Хуан заснул мгновенно, стоило только погаснут свече. Пробуждение было резким, словно кто-то бдящий толкнул его в плечо.
Сквозь неплотно прикрытые веки папский сын наблюдал за сестрой, ждал, когда же она приблизиться, вслушивался в шаги, но ничем не показывал, что уже не спит. Даже если бы в комнате было темно, как в склепе, он бы узнал, кто сейчас стоит и смотрит на него "спящего". Аромат духов, чуть прерывистое дыхание... Нет, Лукрецию он бы ни с кем не перепутал.
Желание поговорить с ней было настолько острым, что причиняло боль. А что, если не дождавшись ответа, она просто развернется и уйдет?
Не издав ни звука, Хуан подвинулся и так же ничего не говоря похлопал ладонью по освободившемуся месту.
Молчаливое приглашение - компромисс с самим собой. Он хотел примирения, но примирения на своих условиях. Теперь ход за Лукрецией.

Подпись автора

В падении нравов не имел себе равных
Только десять заповедей, а какой репертуар грехов!

6

"Уже что-то", - подумала про себя Лукреция. - "Мне милостиво разрешили остаться". Она присела на краешек постели, чуть не сползла с нее и забралась гораздо глубже. Досада на то, что совсем просто не получилось, была, но гораздо сильнее была жажда примирения.
- Ты упрямый, очень упрямый, - прошептала она, наклоняясь к нему.
Губы прижались к щеке у самого уголка губ.
Она вспомнила, как будила его утром три дня назад, как он неожиданно обхватил ее и крепко обнял. Воспоминание было ярким и приятным. Ей хотелось, чтобы что-нибудь такое повторилось, пусть даже не сейчас, а в другой день. Нет, она не может позволить ему быть таким равнодушным.
- Знаешь, ведь я рада, что осталась, - она выпрямилась, ее губы больше не касались его щеки, но ладонь Лукреции осталась лежать на груди Джованни. - Я не знаю, как так получилось, но рада.

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех

7

Не желая, чтобы молчание было воспринято как капитуляция, Хуан плотно сжал губы, но сдерживаться под нежным напором становилось все сложнее. Сердце под ладонью Лукреции бешено колотилось, и он знал, что уж этого он скрыть точно не сможет.
- Ты пришла, - констатировал он хриплым со сна голосом.
Радость от того, что сестра не выдержала молчания, и желание отомстить за причиненную ею боль, счастье, что она рядом, и злость, что по ее глупой прихоти столько времени потрачено зря - все перемешалось, кружило голову похлеще вина. Сейчас, когда Лукреция была так близко, все, что разделило их, казалось уже не таким уж важным. Теперь, когда ярость схлынула, Хуан уже начинал понимать, что, наверное, со временем он бы даже смог понять эту нелепую попытку побега. Смог бы, но побег, но не обман.
- В темноте легко лгать, не правда ли? - он смотрел на склонившуюся над ним сестру, помедлил, после чего, откинув одеяло, выдохнул. - Если ты хочешь, чтобы мы поговорили, ляг со мной рядом.

Подпись автора

В падении нравов не имел себе равных
Только десять заповедей, а какой репертуар грехов!

8

- Я не лгу, - ответила Лукреция.
Но без обиды и досады. Если кто-то позволил тебе до него дотронулся, согласился перейти грань, разделяющую два тела, то значит, что и для двух душ тоже есть возможность. Значит, это кто-то уже не так и сердится. Предложение, в чем-то сомнительное, вызвало в ней радость, но Лукреция не задумалась о ее причинах. Она не стала медлить, скинула мягкие туфли и, как уже было три дня назад, забралась под одеяло. Тонкое, мягкое хлопковое платье не стесняло движений и не мешало. Она прижалась к Джованни, чувствуя, как восторг заполняет ее всю, теплом струится по коже, и еще неясное томление, которое можно бы было и узнать уже в который раз, но она не узнавала, потому что ее все время занимало что-то еще. Тело прекрасно все знало, но мысль, как водится, за ним не поспевала.
- Все точно так же, как было три дня назад, - зашептала Лукреция на ухо Джованни. - Давай сделаем вид, что сейчас - это тогда, и ничего другого не было. Мне не хватало разговоров с тобой. Голос может и лгать, но кое-что лгать не может, особенно в темноте, - она взяла его руку и прижала к своей груди, - разве так стучит сердце от лжи?
Заполняющий ее восторг она считала радостью от встречи после ссоры, и сейчас Лукреция была готова повиниться и признаться в чем угодно, лишь бы не осталось и следа от взаимных обид.

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех

9

Теперь Хуану потребовалась вся его выдержка; пробормотав что-то невнятное, он замер. Слушая биение сердца Лукреции, чувствуя ладонью мягкость ее груди. Господи, да тут и святой бы пал! А герцог Гандии святым никогда и не был.
Удерживало его только одно - он чувствовал отклик, хотя Лукреция не осознавала, что реагирует как женщина, а не сестра, он понимал, что именно сейчас, когда она готова на многое, чтобы вернуть прежние отношения, он смог бы ее принудить. Только он не хотел принуждения, он хотел обладать Лукрецией, он мечтал ею обладать, но лишь тогда, когда она отбросит ложные запреты, и сама, добровольно вместе с ним перешагнет эту черту.
Она была почти готова к этому, Джованни это чувствовал и ради них обоих готов был сейчас терпеть, стискивая челюсти до зубовного хруста.

Но есть предел человеческой стойкости, если все так и будет продолжаться, все благие намерения отправятся в тартарары. Хуан нехотя убрал руку - ладонь сразу замерзла, словно до этого ее и грело только тепло тела Лукреции - и, чуть помедлив, вернул ее обратно.
- Я думаю, твое сердце не лжет, - сдавленно прошептал, а рука почти незаметно, с той же осторожностью, с какой уличный воришка крадет кошель у зазевавшегося прохожего, сжалась. Словно неловкое движение... Сжалась и замерла.
- И  я не лгу тебе, - Хуан еще крепче прижал Лукрецию к себе. - Ты слышишь? О том говорит тебе мое сердце.

Брат и сестра лежали так близко друг к другу, как могут быть только любовники. И поворачиваясь так, чтобы его состояние было не так заметно, Джованни подумал, что сердце - сердцем, а кое-чему другому уж точно не помешало бы быть чуть менее разговорчивым.

Подпись автора

В падении нравов не имел себе равных
Только десять заповедей, а какой репертуар грехов!

10

Теперь Лукреция вдруг почувствовала странную растерянность и смущение. Все было прекрасно, и она чувствовала себя так, словно этот момент был мечтой всей ее жизни, но одновременно появилось робкое ощущение неправильности. У нее не было еще ни одной крамольной мысли, и все-таки...
- Вот так лучше, - прошептала она.
"Это обычное смущение после ссоры", - подумала она и, чтобы прогнать его, заговорила.
- В темноте проще прощать, правда, Джованни? - лукаво спросила она, неосознанно двигаясь так, чтобы рука брата не соскользнула с ее груди. - Вообще так гораздо лучше, чем писать письма. После нашей первой встречи я все мечтала, как опять приду к тебе вот так. Кажется, что так хорошо сразу, и я как будто знаю, что ты скажешь, еще до того, как ты поймешь, что хочешь сказать. И не страшно ни в чем открыться. Как в письме. Давай так и будем поступать дальше...
Ее голос лился свободно и легко, почти без остановки. Она рассказывала, как тосковала в день ссоры, как ждала примирения и именно его прощения, как злилась на него и негодовала. Лукреция была откровенной и нежной: ее рука обнимала и ласкала - еще невинно, но по самой грани - и не давала Хуану отодвинуться. Болтая, она взяла его руку и прижала еще сильнее к груди. Вздрогнула.
- Мне хочется обнять тебе еще сильнее, но это уже невозможно.

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех

11

"Лучше не надо", - подумал про себя Хуан.
Лицо герцога горело, а во рту было сухо, как в аравийской пустыне. Он вообще не шевелился, потому что это было единственным способом сдержаться. Привыкшему ни в чем себе не отказывать, сейчас ему было ох как непросто. Но слишком высоки были ставки, чтобы ошибиться.
- Ты можешь не боятся рассказать мне все, самое потаенное, - выдохнул он, почти физически ощущая, как слова царапают небо. - Нет ни одного поступка, которой которой я бы не постарался понять, ни одной мысли, которой я бы стал тебя упрекать, - и с еле заметной улыбкой добавил. - Может быть, мы не такие уж и разные.

Джованни прикрыл глаза. Невинные ласки на самой грани греха... Вряд ли Лукреция осознавала, что она делает, но тело-то ее знало. Хуан чувствовал, как напряглась под его ладонью ее грудь, слышал неровное дыхание. Еще немного и сестра поймет, что между ними происходит, что они уже на середине Рубикона, и остается всего лишь один шаг...
Казалось, что стоит только подтолкнуть и все свершится, но герцог понимал, что выигрыш будет равен проигрышу. Если Лукреция и позволит сейчас течению унести себя, то вскоре пожалеет о том. И испугается. И назад возврата может и не быть.
- Я не хочу, чтобы между нами были ложь и недомолвки, - от горячего тела Лукреции чувствуя себя поджаривающимся на медленном огне, шептал он ей в самое ухо. - Девочка моя, то, что может показаться ужасным, не всегда таким бывает. Мы с тобой были откровенны в переписке, давай же не будет портить это сейчас, когда мы совсем рядом.

Господи, да за эту выдержку ему должны проститься все его прошлые грехи!

Подпись автора

В падении нравов не имел себе равных
Только десять заповедей, а какой репертуар грехов!

12

Волнение становилось все более сильным. Лукреция чувствовала, что какие-то слова рвутся наружу, чтобы быть сказанными, но она не может понять, какие. Что ей хочется что-то сделать, но она не может понять, что. Слова Хуана ложились на ее растерянность, угадывали ее.
"Хочу быть еще ближе", - повторила она про себя только что произнесенные слова.
- Никаких преград, - нежно шепнула она в ответ, лаская губами его щеку и... осеклась.
Понимание, как ему и положено, пришло вдруг.
Она увидела себя со стороны: каждое движение, устремленное к лежащему рядом с ней брату... нет, мужчине. Именно мужчине и отвечало ее тело. Растерянность, стыд и страх разоблачения нахлынули с такой силой, что Лукреция уже не могла понять, что откликалась не пустоте, а на его призыв.
"Как же это может происходить со мной?" - подумала в ужасе Лукреция и отшатнулась. - "А если он догадался? Бежать. Надо бежать".
Она не могла сейчас придумать красивого бегства и правдоподобных объяснений.
- Хуан, - после продолжительной паузы раздался ее сдавленный шепот. - Мне надо идти. Я... я кое о чем забыла. Меня ждут.
Путаясь в одеяле, она соскользнула с кровати. Ноги, ставшие вдруг чужими, отказывались слушаться, и она упала на пол.

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех

13

Хуан молча наблюдал за паникой, но не сделал ни единого движения, чтобы удержать сестру, не сказал ни слова, чтобы ее успокоить. Душа его ликовала. Конечно, сейчас Лукреция в растерянности, и неудивительно, не так давно он сам ужаснулся собственным мыслям, но именно потому, что он сам прошел этот путь, Джованни знал - между "сегодня" и "завтра" две большие разницы.
Главное, что она поняла саму себя, а то, что она испугалась... Он поможет ей забыть этот страх.
- Конечно, иди, - он перевернулся на живот, чтобы ничто не смогло бы выдать его раньше времени. - Ты же придешь ко мне завтра? - оторвал голову от подушки и с нежностью добавил. - Беги же, раз тебя ждут, но помни, о чем мы сегодня говорили.

... Лукреция уже час, как ушла, а Хуан все вспоминал, перебирал каждое слово, каждый жест. Нет, он не допустил ни одной ошибки и теперь время работало на него.
Впрочем, слишком долго ждать он не собирался.

Подпись автора

В падении нравов не имел себе равных
Только десять заповедей, а какой репертуар грехов!

14

"Не приду, ни за что не приду", - шептала про себя Лукреция.
Она шла к себе, медленно, чтобы отдышаться. Подгибались ноги, внутри все горело адовым пламенем, пересохшими были вспухшие губы. Что бы подумал Хуан, если бы узнал? Что бы он подумал? Этот вопрос сводил с ума. Только бы он ни о чем не догадался. Она теперь не подойдет к нему ближе, чем на десять шагов. Как такое с ней могло случиться? Кто она, если в ней бродят такие желания?
В ту ночь она долго металась по постели, не в силах заснуть. Пыталась убедить себя, что причиной желания является то, что уехал Джованни Сфорца, что ночами она одна, скучает, и ее тело в издевку над ней проделывает такие шутки. Убеждала, но не могла поверить. Мысли невольно уводило в сторону мечтаний, и в них почему-то не было герцога Пезаро.
Наконец, измученная, Лукреция заснула неглубоким, рваным сном, полным сновидений. Во сне ей было легко и радостно, она шла по огромному, залитому солнцем, полю. Жарко, но дорога, она знает это, уводит ее к ручью. Там деревья клонятся к воде и прохладно. Там ее кто-то ждет, и она ждет встречи, хотя не может вспомнить, кто же это. Они смеются, и она счастлива, но не может разглядеть мужского лица. Трава у самого берега неожиданно мягкая и нежная, как шелк, ласкает голую спину, смех сменяется горячим любовным дыханием, постепенно уходит жегшая ее изнутри боль, сменяясь восторгом, наслаждение накатывает волнами и растет. Она просит его не останавливаться, и в этот момент видит, наконец, его лицо - лицо своего брата Хуана...

Вскрикивая, Лукреция проснулась и села на кровати. Вокруг только ночь и тишина, но сотнями стучащие внутри нее пульсы и разливающаяся по низу приятная, принесшая облегчение, нега, говорят о том, что кое-что все-таки было по-настоящему. "Я ненавижу тебя за это", - свернувшись в клубок и спрятав лицо в колени, Лукреция тихо заплакала.
Она плакала, потому что ей были посланы желания, которым никогда не суждено исполниться и от которых надо бежать.
Лукреция Борджиа не привыкла так поступать с желаниями.


Эпизод завершен

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех


Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Si vis pacem, para bellum » Кто приходит первым... 06.01.1495. Рим