Минуло уже две недели с того дня, когда Антония, брошенная ветреным любовником доном Алонсо де Суньига, да так жестоко, что вся любовь ее, как в пословице, обратилась ненавистью той же силы, раскрыла его мужу, что стоило жестокому дону Алонсо жизни.
Самой же Антонии то происшествие стоило покоя...

Дона Алонсо, чье тело положенные дни отстояло в замковой часовне, Антония видела. Шла с некоторой тревогой. Опасалась, что увидит и зайдется слезами и рыданиями от горя. Сколько месяцев ей казалось, что вся жизнь ее в этом мужчине. Но, подойдя к убитому и взглянув на его мертвое лицо, лишенное обычной насмешливой ухмылки, поняла, что все в ней выгорело. Вместе с любовью к негодяю-испанцу ушла и неприязнь к мужу. Боязнь, что он избавится от нее, выкинет, как отслужившую вещь, уже не приносящую ни пользы, ни удовольствия, прочно поселилась в душе.

Дженнаро ничего ей плохого не сделал. Он только стал задумчивым и нелюдимым. Все время молчал. Смотрел на нее тяжело, с неприязнью, как будто не желая видеть рядом. Лишь ночью, после того, как гасила она свечу, поворачивался к ней, прижимал к себе, как обычно, и любил страстно. К утру же еще тяжелее становился его взгляд. Как будто ненавидел ее за свою слабость.
Совсем тяжело стало, когда Антония поняла, что понесла. И знала точно, что ребенок Дженнаро, но знала и то, что может не поверить он ей. И что будет сомневаться. Не сказала ему. Решила потянуть время. Чтобы прошел уже срок со смерти любовника. Скрывать было сложно, а если бы Дженнаро больше был рядом, то и вообще невозможно. Но он всегда уходит рано утром и не возвращался до вечера. Именно утром, когда было Антонии всегда нехорошо, когда слабость и головокружение валили с ног, была предоставлена она самой себе.

Никто не видел и не знал. Только однажды, когда служанка внесла дрова, Антония поморщилась и сказала, что дрова пахнут кошками так, что одуреть можно. Служанка посмотрела на нее внимательно, на бледное и осунувшееся лицо, и усмехнулась. Сказала, что дрова пахнут обычными дровами, а Антонии мерещится, и понятно, почему мерещится. Только ничего, это проходит. И уже к весне может и пройти.
Антония сказала, что все это глупости, но, кажется, служанка этому не поверила...

Подпись автора

Анкета персонажа
Сюжетная линия

Этот день выдался особенно тяжелым. Комната казалась душной, узкой и темной. Стены и потолок давили. Антония вышла во двор, бродила по черным лестницам замка, стараясь не попадаться на глаза мужу. И так до самого позднего вечера. Устав, опустилась в одной из нижних галерей прямо на пол. За углом шептались две женщины. Одна сбивчиво и в волнении рассказывала о происшествии, которому была свидетельницей.

- А я и говорю, - в высоком, визгливом голосе Антония узнала кухарку, - прямо у воды... У той двери, к которой нижний коридор выходит. Совсем стыд потеряли. Этот... страшный...
Дальше следовало описание, и Антония узнала мужчину, про которого Дженнаро как-то говорил ей, что очень способен в выполнении самых грязных и страшных поручений.
- И девица вся извивалась прямо смотреть тошно было.
Как ни мутно было Антонии, она не смогла не усмехнуться горько. Может быть, не то что-то увидела кухарка. И не объятия любовные то были, а совсем другие.
- А потом плеск я слышала. Но тут уж мне идти совсем надо было.

"Да, идти", - подумала, поднимаясь, жена начальника стражи. Скоро должен придти Дженнаро.
Самой возвращаться не хотелось. Каждый вечер ждала страшного, что называется, видимо, возмездием.
У двери уже услышала внутри шорохи и поняла, что вернулась позже его.
Вошла и молча, как было теперь у них заведено, сдернула полотенце с принесенного служанкой ужина. Так же молча подошла к сидящему в кресле Дженнаро, опустилась рядом с ним на пол и потянула, помогая снять, сапог.

Подпись автора

Анкета персонажа
Сюжетная линия

Дрожащими руками Антония собрала миски, смахнула крошки с сундука. Что-то произошло еще... Все злое и нехорошее, что росло с каждым днем между нею и Дженнаро, обратилось болезненным нарывом. Вошедшая служанка забрала посуду. Перед тем, как пойти на кухню, помогла Антонии раздеться. Покачала головой, глядя на забывшегося сном мужчину.

- Это у них такое бывает от радости, - хихикнула хитро. - Что ведет от даже чуть выпитого. Как узнал о прибавлении, так, наверное, и ополоумел, прямо как дитя сам стал.
- О чем ты?
- Ну как? Я же ему сегодня и сказала. Что поздравляю. Чтобы все хорошо было. Он и монетку вот сунул. Да вы не бойтесь, не глазливая я. И рассказывать никому не буду.
- Ааа...
Антония еле дождалась, когда болтливая старуха закончит у уберется. Еле доплелась до постели. Значит, теперь знает. Вот почему все изменилось. Не стал, как раньше ждать, когда она ляжет. Подумал, что не его ребенок. А что он еще мог подумать? Антония завернулась в одеяло, сжалась в комочек. Хотелось заплакать, но слезы не шли. Рыдания сидели внутри, как будто там кто-то плакал, тихо и сиротливо. Не простит... теперь точно не простит. Она приподнялась и погасила свечу. В комнате наступила полная темень. Но только теперь никто не обернулся к ней, не прижал к себе, не навалился всем телом, отдаваясь в ее власть и власть ночи, которая не считается ни с какими ссорами.

Подпись автора

Анкета персонажа
Сюжетная линия

«Убью», - читала Антония в каждом взгляде мужа. Даже направленном в угол. Раньше боялась, что выгонит, теперь – что придушит подушкой ночью или горло перережет. Страстен был Дженнаро в любви, такой же был в ненависти. Живот сводило судорогой страха, когда видела его, когда ночью переворачивался он с боку на бок, когда приходил вечером, пьяный, еле ступающий прямо, но сохраняющий таким же чистым, наполненным ненавистью, взгляд. Боялась, от мути, с каждым днем все усиливающейся, ничего не могла есть. Казалось, что не может в таких условиях остаться та жизнь, что зародилась в ней. Но, видимо, кому-то очень была нужна эта жизнь, что не давал он ей оборваться, крепко держалась она за свою мать.

Каждый день молила Антония Бога, чтобы подарил ей ребенка, похожего на отца. Чтобы видел это каждый, чтобы говорил ему это. Боялась своих желаний, чтобы вовсе его не было. Тогда простит ее Дженнаро, и будет у них опять все по-прежнему. А она уже никогда ни одной злой мысли, ни одного желания неосторожного до себя не допустит. Хотела когда-то, в пылу колдовской страсти, чтобы не было Дженнаро, теперь же и думать о том забыла…

«Никогда… никогда», - шептала Антония, как все последние дни неподвижно сидящая в кресле недалеко от кровати и смотрящая то на спящего мужа, то на пустой после вина кувшин, стоящий на сундуке.

Подпись автора

Анкета персонажа
Сюжетная линия

Нечасто в их комнату кто-нибудь заходил. Разве что служанка, или сын Дженнаро - Фабио. Или стражники в поисках своего начальника. И сейчас, услышав шум шагов за дверью - шел явно не один человек - Антония подумала, что должно было что-то случиться. Увидев герцога Гандии, глазам своим не поверила, и сначала так и осталась сидеть, сжимая в руках пустое полотно.

- Ваша светлость, - Антония с отчаяньем посмотрела на мужа, безмятежно спящего на постели; видимо, сон, наступающий после опьянения, и впрямь приносил с собою забвение, иначе почему лицо Дженнаро разглаживалось и становилось почти по-детски безмятежным? - Мой муж спит. Он в забытьи. Он болен. Жар... только сейчас смог забыться.

Подпись автора

Анкета персонажа
Сюжетная линия

- Предательство? Дженнаро? Это... - Антония хотела сказать "невозможно", но вовремя прикусила язык: нельзя спорить с Хуаном Борджиа, даже защищая собственного мужа, даже если говоришь правду... особенно если говоришь правду. - Конечно, сейчас... да.

Она поднялась наконец со своего места, которое давно должна бы уже была покинуть: хорошо еще, что явно взбешенный чем-то герцог Гандии упустил из виду такую мелочь, как ее вопиющая неучтивость. И подошла к кровати. От движения и страха подвело живот. Она уже привыкла к этому ощущению. Оно прочно вошло в ее жизнь, как у кого-то головная боль. Только теперь она боялась не его, своего мужа, а за него. Простая мысль, что выполни сейчас старший сын понтифика свою угрозу, избавится она навсегда от того, кого боялась и кто волен был поступить с ней, как ему заблагорассудится, и кто совсем не хотел быть великодушным, пришла, но не отозвалась в ней никакой надеждой или радостью.

- Дженнаро, - неуверенно позвала Антония; знала, что не добудиться ей будет сейчас мужа. - Дженнаро...
Никакого ответа, ни малейшего даже шевеления. Хуан Борджиа сыпал проклятьями, меряя шагами раздражения их маленькую комнату. Она слышала, но не сразу слова его доходили до ее сознания. Какая-то девица, которая должна была уже замолчать три дня назад, но теперь гуляет по Риму, здравствует, и при этом у французов.
- Дженнаро, - в отчаянии Антония трясла мужа за плечи, пихала кулачками в бок, одарила парой даже пощечин. - Да проснись же... ну...
Очередная порция ругательств заставила ее вздрогнуть, и она вдруг вспомнила. Девица и смерть... Это было совсем недавно. Она еще почему-то улыбнулась. Девица и любовь. Была какая-то связь. Голос кухарки, визгливый... Ну конечно! Одноглазый.
Антония в последний раз пихнула мужа, без всякой уже надежды, и повернулась к Хуану Борджиа.

Подпись автора

Анкета персонажа
Сюжетная линия