Яд и кинжал

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Si vis pacem, para bellum » Но против ревности никто не устоит. 24.01.1495. Рим.


Но против ревности никто не устоит. 24.01.1495. Рим.

Сообщений 1 страница 20 из 20

1

2

Старший папский сын со скучающим видом смотрел на разворачиваемое действо, не скрываясь, позевывал и мечтал только о том, чтобы оно скорее закончилось. Немного скрашивали досуг взгляды, которыми герцог Гандии обменивался с находящимися в ложе дамами. Одна из них смотрела совсем ласково, обещающе. Внимание понтифика было отвлечено каким-то особо захватывающим поединком и Джованни, решив, что уделил уже достаточно внимания турниру, поторопился позаботиться о своем ночном досуге.

Совсем немного времени понадобилось, чтобы от взглядов перейти к делу. Мария, придворная дама Лукреции, и впрямь оказалась сговорчивой. Сначала она косилась на госпожу, хихикала, краснела от довольно фривольных шуток, но долго не ломалась и согласилась скрасить одиночество герцога Гандии.
Ее не смущали ни поджатые губы Джилорамы, ни молчаливое осуждение Лючии, и только Франческа, озабоченная чем-то своим, не обращала на веселую пару никакого внимания.

Подпись автора

В падении нравов не имел себе равных
Только десять заповедей, а какой репертуар грехов!

3

Старалась не обращать внимания на "пару" и Лукреция. Она постоянно напоминала себе, что интерес к ней брата неизменен. Что она сама остановила его, не дав свершиться ничему предосудительному. Что он нарочно дразнит ее, и Мария нужна ему не более любой другой женщины, и только ее близость к сестре и есть решающая причина для его ухаживаний. И все-таки не могла не ревновать и не мучиться.

"Всем можно, а мне нет", - нехитрая эта мысль не хотела оставлять дочь понтифика, и против нее были беспомощны любые самоуговоры, которые были вовсе не о том. И еще, что "каждый, согрешивший в мыслях..." Греха в мыслях уже было столько, что хватило бы уже на десяток настоящих, а избавиться от них было посложнее, чем вырваться из объятий брата.

Она с радостью разрешила Марии отлучиться на одну ночь из замка. Подальше от себя и от Джованни. Мстительно подумала про себя, что даже если Хуан и не будет долго пребывать в одиночестве и недоумении, то она хотя бы ни о чем не узнает.

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех

4

Возможно, графиня деи Каттанеи и не одобряла старшего сына, возможно, удивлялась, что именно ее дом он выбрал для ночного свидания, но чинить препятствий не стала. Не так уж часто навещали ее дети, пусть развлекаются. К тому же в записке Хуан не спрашивал разрешения, а просто поставил в известность. Дом уже привели в порядок, словно его никогда не оскверняла франкская рука, комнаты для герцога Гандии – подготовлены сообразно обстоятельствам, да и его долго ждать не пришлось.

Джованни, не слишком-то внимательный сын, нетерпеливо отмахнулся от материнских объятий и придирчиво осмотрел покои. Что ж, неплохо. Пожалуй, даже слишком хорошо для какой-то - кстати, он так и не спросил ее имени – придворной дамы. Слуги графини расстарались: накрытый на двоих стол с вином и легкими закусками, в комнате натоплено, но не слишком, чтобы жар не мешал, скрытая пологом кровать – манила. Не дожидаясь, папский сын налил себе вина и с удовлетворенным видом откинулся на кресле, вспоминая. Не та, которая должна прийти, а совсем другая занимала сейчас его мысли. Сговорчивая особа неплоха, что греха таить, но острой приправой к пресному блюду – ревнивые взгляды, которые Лукреция, думая, что он не замечает, то и дело бросала в их сторону. И, что уж там, записку, которую он сунул в руку… как ее там зовут… можно было бы передать и незаметнее. Но отказать себе в удовольствии позлить сестру Джованни не смог, да и не захотел.

Подпись автора

В падении нравов не имел себе равных
Только десять заповедей, а какой репертуар грехов!

5

Переданная Джованни записка не осталась уже не для кого секретом. И если Лукреция могла только догадываться, о чем она, то остальные дамы знали ее содержание целиком. Мария, на которую пало внимание Хуана Гандийского, чувствовала себя центром всеобщего внимания и даже не скрывала своего восторга по этому поводу. Лукреция едва сдерживала досаду, боялась не сдержаться, дать волю своим чувствам и тем самым выдать себя, оттого и молчала.

Праздник по поводу окончания турнира, все веселье прошли мимо нее. Она сидела перед камином, и Франческа расчесывала ее волосы. Лукреция видела нетерпение Марии, ее желание поскорее уйти и, сгорая от любопытства, решилась обратиться к ней с вопросом.

- Я вижу, ты хотела бы поторопиться, Мария.
- Да, ваша светлость, - дама чуточку смутилась, но, как и остальные, была уверена, что от дочери понтифика не укрылся интерес ее брата, и, не подозревая подвоха, была уверена, что от этого расположение к ней и самой Лукреции должно возрасти.
- Тебя где-то ждут... Надеюсь, тебя сопроводят в город? - герцогиня Пезаро уже жалела, что позволила своей даме отлучиться, думая отправить ее подальше от Джованни, а теперь, как оказалось, сопроводив ее к нему в объятия.
- О да, ваша светлость, - Мария лукаво улыбнулась и победно посмотрела на других дам. - Меня ждут носилки прямо во дворе замка.
- Что ты говоришь? - Лукреция чуть побледнела. - Какая забота. Что же, счастливого пути. Только... сегодняшнюю ночь я намереваюсь провести в Санта-Мария. Ты можешь уйти не раньше, чем минет час с моего ухода...

Когда Мария вышла на улицу, сгорая от нетерпения, никакие носилки ее не ждали. Нет, не стоит обвинять нерадивость стражников или слуг. Они двинулись в путь не раньше, чем в них села женщина, чье лицо было полностью скрыто маской. Они точно выполнили указание...
Женщину доставили на виллу Ваноццы деи Каттанеи, где ее уже ждали. Все так же не отнимая маски от лица, она прошла вслед за слугой к двери - не парадной, а боковой, сразу за которой начиналась узкая лестница, ведущая в верхние комнаты. Женщина лишь покачала головой на вопрос ожидавшей там служанки, не нужно ли ей чего-нибудь, и указала на дверь. Оставшись одна, быстрыми движениями она скинула плащ и сняла покрывало, под которым оказались, конечно, золотые волосы, принадлежавшие Лукреции Борджиа.

Сердце бешено стучало, когда она толкнула дверь, за которой ждал Джованни Борджиа. Вошла и сделала не более трех шагов. Чуть постояла и наконец отняла от лица маску.
- Когда-то ты принял женщину в маске за меня. Мне показалось, что будет забавно, если однажды, увидев меня в маске, ты примешь меня за другую женщину, - довольная произведенным эффектом, Лукреция подошла к накрытому столу и села напротив брата. - Она не придет. Потому что я этого не хочу.

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех

6

Комната была освещена довольно тускло, но неяркий свет настраивал на нужный лад, ожидание скрашивали кувшин с вином и воспоминания. Джованни улыбался. Лукрецию задело, не могло не задеть - ему едва дыру не прожгли яростные взгляды сестры. Тем более горячие, что она никак не могла проявить свое недовольство. И будь он проклят, если она не была готова придушить его собственными руками! Его и свою же даму.
Не вставая с места, герцог лениво повернул голову на скрип двери:
- Ты заставляешь себя ждать, - усмехнулся, - проходи, садись. И сними же, наконец, эту маску - мы одни, а я что-то разлюбил маскарад.

Он наблюдал, как женщина развязывает узелок на шнурке - не торопится, устроила целый спектакль, возможно, с ней не будет скучно - и окончательно расслабился. Тем неожиданнее прозвучал до боли знакомый голос.
- Лукреция, ты? - вальяжность слетела шелухой. - Что ты здесь?.. А где она?
Едва ли не впервые в жизни Хуан растерялся. Сестра так явно избегала его все эти дни, пряталась в своих покоях, но сейчас пришла к нему сама. Если бы он был пьян, решил бы, что все это ему только снится, но кувшин оставался почти полным, а сидящая перед ним женщина не походила на бесплотную тень.
Молчание затягивалось и это помогло Джованни прийти в себя:
- Значит, ты не хочешь? - едко переспросил он, наливая сестре и себе вина - себе полный кубок, ей чуть больше половины. - А чего хочу я, ты у меня спросила?

Подпись автора

В падении нравов не имел себе равных
Только десять заповедей, а какой репертуар грехов!

7

- Не спросила, - улыбнулась Лукреция, пригубив вино. - Я это и так знаю, Джованни.

Вино было теплым и терпким. Пальцы, держащие кубок, чуть дрожали. Это не была дрожь страха. Это была дрожь волнения и... предвкушения. И Лукреция знала это. Она ушла из замка под маской и села в носилки, предназначенные для Марии, движимая наитием, порывом, сильным сиюминутным желанием, когда не задумываешься, зачем и для чего действуешь. И одновременно знаешь, почему, и боишься назвать причину.
Она узнала дом, в который приехала. Это был дом ее матери. Графиня деи Каттанеи позволила своему старшему сыну использовать свою виллу для развлечений, даже не представляя себе, что за женщину только что провели в верхние комнаты. Никто не знает... Лукреция отпила еще чуть-чуть. Волнение будто ласкало, как тонкой шелковой тканью обвивало тело. Им некуда спешить... Против воли понимание греховности происходящего не пугало и не отвращало. Они скрыты от всех глаз, кроме глаз друг друга.

- Ты хотел сделать мне больно, Джованни. Ты мучил меня все эти дни. Я пришла сказать тебе, что я это видела. Может быть, я теперь хочу отомстить? И сейчас тебе придется ждать несколько дольше, чем ты хотел... Все то время, что нужно, чтобы я вернулась в замок, и еще потом, чтобы сюда принесли Марию.

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех

8

В ответ Хуан встал, молча обошел кресло, в котором сидела Лукреция, и закрыл комнаты на задвижку. Все это - не глядя, не говоря ни слова.
- Мучил? Отомстить? - вернувшись, он остановился за спиной сестры. - Да что ты знаешь о боли? Ты решила, что мне очень нужна эта пустоголовая - и где ты только таких находишь - девица? Ты думаешь, я буду о ней страдать? Да плевать я хотел на нее! Я даже не знаю, как ее зовут.

Ворона, облюбовавшая для короткого отдыха полуоткрытую створку ставни, всполошенно взлетела вверх, но вернулась, стукнула клювом по стеклу. От окна шло тепло, а человечек, хоть и кричал громко, явно не обращал на пернатую никакого внимания.

- Ты думаешь, что я буду ждать? Но я и без того был слишком терпелив, - Хуан перешел на шепот. - У тебя было такое - что ты хочешь чего-то больше всего на свете, но не можешь, не можешь это взять? Скажи мне, герцогиня Пезаро!
Он сел на подлокотник ее кресла и криво усмехнулся:
- Ты знаешь... Глупая, зачем ты пришла, если знаешь? Я был с Оттавией, ты поняла... Я не сразу догадался. Хотя должен был!
Снова вспылив, Джованни заиграл желваками; папского сына кидало, как в бурю кидает щепку. Он хотел вытрясти из Лукреции душу, ненавидя ее за ее спокойствие, ненавидя себя за то, что не может быть спокоен.
Ее взгляд обжигал, губы были так близко и, выдохнув: "Ты сама напросилась!" - он лишил ее возможности возражать.

Подпись автора

В падении нравов не имел себе равных
Только десять заповедей, а какой репертуар грехов!

9

Глупец, ты... - Лукреция застонала; от поцелуя, чьей причиной была и страсть и злость, было сладко и больно; она прижалась к нему, чтобы он точно знал, что не хочет и не думает она больше вырываться и ускользать. - Если бы знал ты, с какой тоской ушла я от тебя тогда.

Желание отплатить за жгучую ревность последних дней, отплатить долгой прелюдией неизвестности, не говоря ни да ни нет, не уходя и не оставаясь, не отгоняя и не допуская до себя, испарилось, исчезло, как дым, под напором его страсти. И даже упоминание Оттавии уже вызывало не раздражение, а желание избавить Джованни от мучительных воспоминаний. Пусть их место займут другие.

- Забудь о том неудачном маскараде... Это была злая усмешка судьбы, я подарю тебе улыбку. Я не могу отказать тебе... Как можешь ты говорить, что я не знаю... Как невозможно запретить себе желать того, кого любишь с того мига, как себя помнишь. Иначе разве пришла бы я?
Шорох сминаемой ткани, ослабленное платье и рубашка, съехавшая с плеча, обнаженная грудь. И гулкие удары сердца, то ли ее, то ли его. Она ласкала его, горячие губы шептали и касались его тела. Как будто просила прощения.

- Ты больше не сможешь спутать меня ни с одной женщиной. И мое желание сейчас принадлежит только тебе. И я никому не отдам сейчас твоего.

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех

10

Наказывать, когда тебе протягивают розги, завоевывать, когда отдают добром, брать силой, когда сила не нужна... Он не думал, не рассуждал. Даже если бы ему сейчас посулили вечную жизнь за один только звук, он бы молчал.
За него говорили его руки, не пропускающие даже дюйма на ее теле, за него кричали его губы, слишком занятые, чтобы произносить ненужные слова.
Он опустился на пол и зарылся лицом в смятую им же юбку, рванул зубами ткань. Не потому, что мешала, а потому что не мог больше сдерживаться, но боялся сделать больно ей.
- Пойдем, - потянул ее, но не вниз, на холодный пол, а к огню, около которого, небрежно брошенный, ждал гобелен.

Почему-то он не мог пойти с ней на кровать, хотя полог был призывно откинут. Потом... потом... Не сейчас...
- Иди ко мне...

Подпись автора

В падении нравов не имел себе равных
Только десять заповедей, а какой репертуар грехов!

11

- Иду, - Лукреция поднялась с кресла.
Платье, забытое и ненужное, осталось лежать на полу, к нему же скользнула тонкая прозрачная шелковая рубашка.

Они опустились на пол в круге света, вычерченном на полу языками пламени. В их отблесках она видела на лице Джованни отражение собственной страсти. И глаза его смотрели по-особенному, с тем выражением, которое может придать им только сильное желание, и увидев которое, знала, она уже не сможет забыть. Ей нравилось, что он видит ее обнаженное тело, кожей почти чувствовала, как ласкает ее его взгляд. Не спешила, хотя все более нестерпимым становился разгорающийся в ней самой жар. Медленно раздевала его, запоминала всего, руками, глазами и губами, и когда мелькала мысль, что еще немного и она будет принадлежать ему, перехватывало дыхание и почти до боли сжималось внутри.

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех

12

- У тебя сейчас черные глаза, - это было единственное, что он произнес.
Лукреция лежала в круге света, напоминая языческую жертву. Прозрачная в отблесках пламени кожа, разметавшиеся по гобелену волосы. Ему казалось, что он всегда знал, как она будет выглядеть, бесстыже обнаженная и прекрасная в своей наготе. Сам Хуан еще оставался почти одетым, и эта разница между ними возбуждала еще больше. Он опустился подле, но не лег, а долго смотрел, изучая каждый изгиб ее тела, руками помогая глазам запомнить.

- Не двигайся, - последний братский поцелуй на ее лбу.
Он быстро поднялся и ушел в тень. Там, второпях путаясь в собственных пуговицах, сбросил с себя одежду и наклонился за отброшенной в сторону и забытой обоими маску.
- Закрой глаза, - он продолжил "маскарад", какое-то время любовался на собственное творение и, победно рассмеявшись, отбросил раскрашенное папье-маше в сторону, - никаких больше преград, сладкая, больше никаких преград...
Взял ее за обе руки и, разведя их в стороны, Джованни мгновение помедлил и опустился сверху. Уже не брат - любовник.

Тени на стене двигались унисон, женский шепот смешивался с мужским хрипом. И не было понятно, где начинается ее тело, и где заканчивается его.
- Девочка моя...

Подпись автора

В падении нравов не имел себе равных
Только десять заповедей, а какой репертуар грехов!

13

Недолгое время, что она не видела его, лишь слышались щелчки пуговиц, да шорох ткани, показались ей вечностью. Она лежала, не шевелясь, зная, что он видит ее. И ждала... ждала того момента, когда он выйдет из темноты и подойдет к ней. И еще сильнее задрожит ее желающее принять его тело.

- Джованни, - выдохнула Лукреция, когда он коснулся ее; хрипло рассмеялась, когда на ее лице оказалась маска, - Джованни, - простонала, когда почувствовала на себе всю тяжесть его тела, - Джованни, - вскрикнула, подаваясь ему навстречу, обвиваясь вокруг него.
Тот миг, которого она хотела, боялась, избегала и к которому стремилась, наконец настал. Она отзывалась на каждое его движение, шептала сбивчиво, как сильно ее желание и как хочет она, чтобы насыщался он ею и никак не мог насытиться, и еще что-то, еще более откровенное и даже бесстыдное, а потом слова прерывались стоном, а порывистые объятья становились еще крепче...

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех

14

Обычно он закрывал глаза. Бесконечная вереница: девиц, стыдливо дарящих свои ласки, куртизанок, продающих свои тела, жертв воинских походом - их и вовсе никто не спрашивал. Что было на них смотреть?
Но сейчас он не сводил взгляда с лица той, которую теперь мог с полным правом назвать своей.
Не думая, сколь призрачна защита гобелена от каменного пола, он впечатывал ее тело, оставляя следы, не заботясь о том, что будет завтра. Живя только этим мгновением.

И потом, когда острое до боли наслаждение сменилось расслабленностью, он не отвернулся равнодушно, а, по-прежнему не выпуская ее руки, сжал запястье, этими оковами утверждая - моя!
Потрескивали дрова в камине, не спасая от холода с одной стороны, и обжигая - с другой, но эти двое, перешедшие грань, молчали. Скованные одной кровью, повенчанные общей тайной.

Сквозняк высушил влажные от любовной истомы тела. Джованни приподнялся на локте и осторожно коснулся губами ее виска.
- Ты простудишься, - он притянул Лукрецию, устраивая ее голову у себя на плече, помолчал. Что было еще говорить?

Подпись автора

В падении нравов не имел себе равных
Только десять заповедей, а какой репертуар грехов!

15

Хотелось лежать неподвижно, чтобы не потревожить сладкого покоя, разлившегося по телу после любовного пыла. В голове не было ни одной мысли. Но холод давал о себе знать: несмотря на пылающий рядом огонь, руки стремительно становились ледяными, а по спине ощутимо тянуло сквозняком.

- Пошли, я не хочу заболеть из-за холода, - Лукреция вывернулась из рук Джованни, поднялась и сладко потянулась, потом взяла брата за руку и потянула за собой. - Ты был очень нетерпелив, и теперь тебе придется встать и сделать несколько шагов.
Они добрались до кровати, и Лукреция задернула полог, оставив лишь узкую щель, через которую был виден огонь. Она пыталась найти в себе хотя бы крохи сожаления или раскаяния, но тщетно. И исподволь вглядывалась в лицо Джованни, чтобы понять, испытывает ли он что-нибудь подобное? Но Хуан казался только спокойным и довольным.

- Что бы ты сделал, если бы сейчас проснулся в своих покоях в замке и понял, что все это было сном?

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех

16

После выстуженного пола подогретое бутылями с горячей водой ложе казалось огненным. Немного ныли колени, сбитые, несмотря на гобелен, и истома... Сладко-горькая истома.
- Я бы пошел тебя искать, - отозвался. - Потому что не позволил бы этому остаться только сном, - Джованни прижал к губам ладонь сестры и, накрыв своей, повел вниз, вздрагивая от каждого движения ее пальцев, от малейшего прикосновения, словно не он сам руководил сейчас ею. - Я теперь тебя не отпущу, не думай.
Он никогда не подбирал слов с женщинами, но сейчас не знал, как дать ей понять, что этот раз не будет последним, не будет единственным. Потому что, перейдя Рубикон, назад не возвращаются.

- А ты уже хочешь спать? Ты слишком много хочешь, девочка моя...

...И через некоторое время, откинувшись на подушки, усмехнулся:
- Знаешь, и все-таки перина куда удобнее гобелена.

Подпись автора

В падении нравов не имел себе равных
Только десять заповедей, а какой репертуар грехов!

17

- Если она такая удобная, то почему же мы на ней не спим? - Лукреция тихонько засмеялась. - Я не хочу спать, неправда... Я не смогу уснуть, пока не узнаю о тебе все, чего не знала до сегодняшнего дня.

Она лежала чуть поодаль, и только ее запястье и ладонь касались Джованни, как будто чтобы не терять совсем чувство присутствия друг друга - после новой любовной вспышки невозможно было позволить себе больше. Она закрыла глаза: ее словно качало легким волнением на маленькой лодочке. Внутри бились сотни пульсов, отдаваясь во всем теле сладкой истомой, наступившей после наслаждения. Воцарилось молчание. Сама не зная, Лукреция думала о том же, о чем и Джованни. Что не хочет, чтобы эта ночь была единственной. Что давно тлевшее желание не может исчерпаться сегодня, что будет вспыхивать вновь и вновь, еще сильнее, потому что потушить его может только разочарование, которым провидение не спешило облагодетельствовать греховных любовников. И что теперь, хоть и знает она точно, какую страсть может подарить ей Хуан и как сильно его желание, ее ревность к другим женщинам не уйдет, но только поменяет свою форму.

- Джованни, - после долгого молчания Лукреция вновь повернулась к нему и, подвинувшись, прижалась всем телом. - Графиня деи Каттанеи давно... разрешает тебе встречаться здесь с кем-нибудь? - она не смогла назвать Ваноццу матерью, как будто без этого называния их грех был менее очевиден. - Я хочу сказать... мне опасно приходить сюда, - она задумчиво гладила и целовала любовника, как будто не замечая, что ее ласки становятся все более откровенными и страстными.

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех

18

- А я не спрашивал, - засмеялся в ответ с легкостью, присущей лишь тем, кто в жизни не встречался с препятствиями. - А ты ревнуешь, сладкая?
Он лениво поглаживал Лукрецию по спине, удивляясь про себя - их тела так подходят друг другу, что меж ними нет ни единого разрыва, словно сложили два разорванных клочка бумаги. То, что происходило между братом и сестрой, противоречило законам и людским, и божеским, но если им хорошо, то к чему чтить такие законы?

- Мать ничего не узнает, откуда? - и, поддразнивая, продолжил. - А мне нравится быть здесь. Ты ведь помнишь эту комнату?
Но воспоминаниям детства не было суждено продолжится.
- Что ж ты делаешь, плохая девчонка? - отозвался не голосом - телом на ее ласку.
...

Не страстно, а нежно, каждым движением подтверждая свое право, уже не в безумной скачке, а медленно, неторопливо...

...
- Не пущу, до утра еще далеко, - даже засыпая, Джованни не выпускал Лукрецию из рук, он подмял ее под себя, чтобы уж наверняка и еще раз сонно повторил, - спи, сладкая моя.

Подпись автора

В падении нравов не имел себе равных
Только десять заповедей, а какой репертуар грехов!

19

Ей понравилось, как он вспыхивал и загорался, каким был страстным, как после пылких объятий отпускал, давая отдых и сжимая только запястье, и оставалось только наполненное особенным смыслом молчание. И потом вновь обнимал, но уже по-другому... Ни одного неверного движения или ненужного жеста, ничто не было причиной недоумения, ничего не надо было говорить.

Вот только уйти, вздохнув с облегчением, что поддалась искушению и оно не оставило ничего, кроме сожаления, уже не получится. Они будут искать новой встречи. Только как это будет? Ни одно свидание еще не требовало от себя такой тайны. Любое другое увлечение или страсть могли стать причиной чьего-то злословия, но оно не могло навредить ей. Но теперь... у нее появилась настоящая тайна, не терпящая ничьих глаз и ушей.

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех

20


Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Si vis pacem, para bellum » Но против ревности никто не устоит. 24.01.1495. Рим.