Дом Ваноццы деи Катанеи, вторая половина дня.
- Подпись автора
Яд и кинжал |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Si vis pacem, para bellum » Удивили тебя - удиви другого. 26.01.1495. Рим.
Дом Ваноццы деи Катанеи, вторая половина дня.
Вообще-то Джоффре собирался сегодня совсем в другую сторону и позже, но душе хотелось хотя бы каких-нибудь действий. В замке чувствуешь себя, как в осаде, и это уже порядком надоело. Но об этом уже говорилось.
Все-таки с Санчией бывает забавно. С женой так не положено, но Джоффре, хоть убей, никак не мог до конца осознать, что она его жена. Что он вообще женат, если уж говорить честно. Она веселая, жизнерадостная, никогда не бывает злой и раздражительной, и, кажется, все понимает правильно. Некоторые о такой сестре мечтают. Будь она другой, и Джоффре большую часть времени желал бы, чтобы она куда-нибудь подевалась, а так они вполне сносно ладят и друг другу жить не мешают.
Кстати, в метании ножей он у нее вчера выиграл, и теперь раздумывал, куда потратить образовавшееся желание.
А еще о том, как можно забавно разыграть Ваноццу. Эту идею тоже Санчия подкинула. "Вот и пообедаем, и развлечемся, и время до вечера потратим", - Джоффре высоко подкинул и поймал золотой дукат и шикнул на бросившегося ему под ноги бродягу. Потом все-таки кинул тому под ноги медяк.
В доме Ваноццы ему открыли сразу. Он не стал дожидаться, пока служанка успеет о нем сказать, а закричал сразу, пока она помогала ему снять плащ, громко, чтобы наверняка.
- Мама, я тут так. Без предупреждения.
В доме было немногим теплее, чем на улице. После ухода де Бресса Ваноцца приказала открыть все двери и хорошенько проветрить комнаты. От савойца пахло выделанной кожей, но графине казалось, что стены вновь пропитались запахом кислой капусты. Незадолго до того уличную дверь закрыли на засов, но лишь затем, чтобы быстро открыть ее с приходом сына хозяйки.
Симона, помнящая Джоффре еще младенцем и любящая его едва ли не больше всех остальных детей, приняла плащ, на правах старой служанки поворчала, что можно было бы и не раздеваться, такая в доме стужа и прошептала:
- У нас тут сегодня гость был.
После визита франка, прикрикнув на попавшуюся под руку Беттину, Ваноцца заперлась в своей комнате. Для сдержанной в общении даже со слугами графини это была высшая степень раздражения и верная Симона поспешила предупредить своего любимца:
- Ее светлость не в духе сегодня. Пойдемте, я вас провожу в гостиную.
С плохо скрытым обожанием смотрела она на младшего Борджиа, теперь, когда он был далеко, старая служанка скучала по его шалостям, хотя иногда тот шутил довольно жестоко.
- Я провожу сама, - раздался голос незаметно подошедшей Ваноццы. - Здравствуй, Джоффре. Ты один? А где же твоя жена? С тех пор, как она переехала в замок, я ее почти не видела.
- Значит, здесь был гость? Мне стоило придти пораньше. Я пропустил что-нибудь интересное? Или мама не в духе из-за него? - Симона не спешила откровенничать. - Ладно, мама сама расскажет. Скоро у всех будут поводы для радости. Франки-то уходят. На, держи, - он поймал руку старой верной служанки и вложил в нее серебряную монету.
Джоффре вспомнил, кто уедет вместе с ними, и смущенно замолчал. Вот эта новость его мать скорее не обрадует.
Зато кое-кто с ними не уедет. Джоффре вспомнил основную новость для сегодняшнего вечера, и ухмыльнулся.
- Я сейчас один. А ты не расстроена этим.
Не было секретом, что Ваноцца Санчию не любила, как и всю эту историю с браком Джоффре. Несколько раз Джоффре пытался ей объяснить, что жена его вовсе не плоха и они хорошо ладят, но у графини эти заверения вызывали только большее недовольство.
- А я видел ее вчера вечером. Мы классно развлекались, бросая ножи. И расстались совершенно довольные друг другом.
Рассказ этот не мог вызвать радости у его матери. Он должен был вызвать раздражение, о чем Джоффре легкомысленно не подумал.
- Тебе нужно больше времени проводить со своей женой, а не только вечера, - Ваноцца с осуждением посмотрела на младшего сына. - Теперь не только весь Неаполь, но и весь Рим знают, что ты в ее спальне - самый редкий гость.
Если бы Санчия хотя бы пыталась соблюдать правила приличия, но принцесса Сквиллаче вела себя так, как ей заблагорассудится.
- Ты - ее муж и должен и сам об этом помнить и ей не давать забыть, - взвинченная разговором с де Брессом графиня едва держала себя в руках. - Неужели тебе больше нечего заняться, как кидать ножички? И в кого только ты такой? - она вздохнула.
В Джоффре не было пренебрежения условностями Хуана или зрелой жесткости Чезаре, казалось, он всегда стоял особняком. В старших детях понтифика была уверенность в месте, которое они занимают, младшему же досталось лишь снисходительное признание отцовства.
- Ладно уж, иди ко мне, - Ваноцца по-матерински нежно коснулась губами щеки принца Сквиллаче. - Никто из вас ко мне просто так меня не приходит, говори уже, с чем пришел.
- Весь Рим знает...
Джоффре не удержался и фыркнул. Потом извинился и благосклонно дал себя поцеловать. Раздражение матери не осталось скрытым, но он легкомысленно не придал ему никакого значения. Ну сердится на кого-то и сердится. Сейчас перестанет.
- Может, у нас это семейное? Хуана вон всей семьей в письмах уговаривали к жене в спальню наведываться. И ты, и папа писал гневные письма, и даже, говорят Чезаре сподобился на увещевание. Про Лукрецию только не слышал. Может, ее посвящать не стали? Ладно, не злись, это шутка. Дурацкая, конечно. А вообще я есть хочу. И новости есть. Тебе понравятся. Про Санчию как раз.
- Может и семейное, но точно не наследственное, - не задумываясь, парировала Ваноцца и слегка порозовела от двусмысленности собственной шутки. Кто знает, как бы поступал в подобной ситуации Родриго Борджиа, если бы ранее не примерил на себя церковное одеяние.
Воистину, целибат - лучшее средство от супружеской измены. И хорошо еще, что она сумела сдержать едкое замечание, в дверь чьей спальни с удовольствием бы стучался Хуан. Пожалуй, даже прегрешения Санчии меркли в сравнении с тем, как провели минувшую ночь папские дети.
Симона, прислушивающаяся к разговору, уже спешила на кухню и несколько мгновений спустя уже слышался ее скрипучий голос, отчитывающий кухарку за нерасторопность.
- Сейчас нам с тобой накроют, - улыбнулась графиня. После ухода савойца ей кусок не лез в горло, сейчас же она почувствовала, что тоже голодна. - Так что ты мне хотел рассказать?
- Про одно удивительное событие. Вся семья уже знает. Санчия... - он наклонился к матери и дальнейшее сказал тихо, на ухо.
Все-таки "новость" предназначалась только ей одной. Рассказав о "положении" жены, Джоффре выпрямился и посмотрел на мать с интересом, ожидая чего-то. В этом интересе было что-то исследовательское. Сам того не ведая, он хотел посмотреть на ее бурную реакцию. Ему порядком надоели советы и поучения о том, как вести себя с женой. Он не собирался им следовать, полагая, что уже достаточно послушался, женившись, и теперь вполне может рассчитывать на то, что дальнейшее оставят на его усмотрение. Сложившееся положение вещей его устраивало, и семья бы сильно его обязала, приняв его.
- И что ты на это скажешь?
А все-таки интересно, что мать подумает в первую очередь. А что уж скажет!
- И кто отец? - сухо поинтересовалась Ваноцца. - Только не уверяй меня, что от бросания ножичков появляются дети.
По Джоффре не было похоже, что он как-то расстроен или, напротив, рад, сейчас он больше напоминал озорного мальчику, который придумал каверзу и ждет, что ее оценят.
- Итак, у Санчии будет ребенок, - Ваноцца не спускала с сына взгляда и ища, где же может быть подвох. - Что-то я не заметила ее интересного положения. Странно, три недели назад она точна не была беременной, а тут вдруг такая уверенность. Слуги довольно любопытны и любят рыться в грязном белье. Ты ведь понимаешь, о чем я?
Обсуждать подобное с мужчиной, пусть даже и сыном, требовало от графини немалой смелости и она была бы гораздо деликатнее, если бы посчитала, что Джоффре просто обманут, но тот был слишком доволен собой и это самодовольство никак не напоминало радость будущего отца.
- О, вопрос об отце иногда оказывается гораздо более интересным, чем может показаться на первый взгляд.
Джоффре хотел казаться невозмутимым, спокойным и серьезным, но со стороны было хорошо видно, что его почти разрывает от восторга. Ваноцца явно забеспокоилась.
- Так это же целых три недели, мама! У всего есть такое время, что теперь известно, а три недели назад - нет. А слуги бывают нерасторопны.
Джоффре пытался неуклюже философствовать, хотя шутка его уже начала утомлять. Последний выпад, графиня.
- А что ты так разволновалась? Санчия ничем не хуже других женщин, между прочим. Главное ведь - чтобы обмана никакого не было, а здесь никакого обмана, все и так ясно.
- Трех недель недостаточно, чтобы понять, что женщина понесла, - не выдержала Ваноцца, - дело тут не в нерасторопности слуг, а в природе! Не знаю, что тебя так радует, но это не мое дело. Санчия, может, и неплохая женщина, но как жена - она никуда не годится.
Она замолчала, пережидая, когда слуги накроют на стол. Сейчас их привычное и молчаливое присутствие раздражало и злило. Джоффре выбрал не самое лучшее время - слишком многое свалилось на графиню за последние дни.
- Ты или слишком наивен, или слишком хитер, - аппетит пропал, как не бывало. - Я была изначально против вашего брака, по разным причинам, но если тебя все устраивает, - она пожала плечами, - то что остается мне?
Ваноцца не замечала, что раскрошила уже второй кусок лепешки. Ей хватило мужества пережить налет мародеров, она смогла не сорваться, когда узнала про Хуана и Лукрецию, с некоторым удовольствием отплатила той же монетой высокомерному савойцу, но непонятное веселье Джоффре оказалось последней каплей.
- А теперь потрудись объяснить, что ты имеешь в виду, - уже не в силах говорить спокойно, спросила она и резко приказала слугам. - Оставьте нас.
Всю веселость Джоффре сняло как рукой. Даже восторг от собственной затеи уже не казался таким приятным, потому что стало понятно, что для шуток он выбрал неудачное время. Вот теперь он точно увидел, что под внешним спокойствием таилась издерганность, и резкий голос возвестил это с особенной доходчивостью.
- Ладно, шутка. Точнее, для нас это шутка, а для остальных - всерьез. Весть о беременности Санчии предназначена для ушей франков. Их король захотел увезти ее из Рима как заложницу. Нет, не так. Он хотел увезти, - Джоффре откашлялся и дальнейшее проговорил, как будто передразнивал глашатаев на площади, - принца и принцессу Сквиллаче. Но отец решил, - теперь он уже передразнивал саму Ваноццу, - что мы для этого никуда не годимся.
Хотя бы одна хорошая новость за последние дни. Все, что происходило до того, было забыто. Если для того, чтобы избавить сына от опасности нужно, чтобы кто-то вдруг стал беременным, пусть окажется в тягости хоть половина Рима.
- Мальчик мой, я так рада за вас! - теперь графиня уже не скрывала слез, это было слезы не злости, а облегчения. - Будь заботлив по отношению к Санчии, пусть все видят мудрость решения Его святейшества. У тебя жена хрупкого телосложения, ей нужен покой. Еще лучше, если бы она несколько дней полежала в постели, много двигаться - ей все-таки вредно. А ты ее не огорчай, будь рядом.
Она говорила чуть громче, чем надо. Своим слугам она доверяла, но также знала, что посудачить любят почти все, значит, новость быстро разлетится от дома к дому.
Ваноцца встала из-за стола и, подойдя к Джоффре, как в детстве прижала его голову к груди и еле слышно спросила:
- Ты же наверняка уже знаешь, что Его величество попросил взамен?
- Ну ладно, ладно...
Джоффре сморщился от слов графини. Он знал, что должен "делать вид", но для него это было пока еще трудно. Лицемерие - сложная штука. Джоффре пытался не столько прямо лгать, сколько обходить. И вести разговоры о беременности жены, как это бы сделал "настоящий муж" было ему противно. Он не осуждал графиню, конечно, как и всех остальных, но поступать так же не мог. Потому что не мог отделаться от странного желания. Хотелось помахать перед лицом матери рукой и сказать: "Не надо так, ты же уже взрослая, не кривляйся".
Джоффре перегнулся через стол и тихо сказал матери:
- Знаешь, Санчия хорошая. Ее присутствие в доме, где я живу, мне не мешает, а иногда даже приятно. Но она не моя жена, мама. И она ею никогда не будет. И дело не только в том, о чем ты подумала. Это просто так и все. И делать вид, что это не так, просто глупо и смешно.
Вот теперь появилась уверенность, что сказал то, что должен был. Теперь можно было откинуться на спинку стула и ответить на прямой вопрос матери.
- Вместо нас поедет Чезаре.
Ее мальчик повзрослел. И произошло это не тогда, когда он стоял перед алтарем с неаполитанской принцессой, тогда он просто стал называться мужем, но по-прежнему оставался любящим шалости подростком. Его голос и сейчас иногда еще давал петуха, но теперь Ваноцца видела перед собой не маленького сына, а мужчину. Мужчину, имеющего смелость защищать перед матерью не самую лучшую на свете жену, и умеющему дать понять, что даже если та - небезгрешна, он не позволит никому сказать о ней плохо.
- Я рада, что вы поладили, - немного растерянно произнесла графиня. Ей еще предстояло привыкнуть к новому Джоффре, но тот вновь ее ошарашил.
- Чезаре? Но почему Чезаре? - воскликнула и тут же потухшим голосом добавила. - Конечно, Чезаре, кто же еще.
Уверяя себя, что ко всем детям она относится одинаково, Ваноцца все-таки больше любила именно второго сына. Хуан был явным любимчиком отца, ему и без того любви хватало. Лукреция? Для дочери куда ближе была монна Адриана. Джоффре же родился тогда, когда страсть Родриго почти угасла, графиня сделала все, чтобы Борджиа признал четвертого ребенка своим сыном, не давая никому усомниться в материнских чувствах, но именно младший сын служил ей постоянным напоминанием об ушедшей юности. Она была одинаково ровна со всеми четырьмя, не докучая ни нарочитой нежностью, ни излишним вниманием, но за успехами Чезаре следила с чуть большим волнением и иногда в глубине души ревниво радовалась, что духовный сан надежно защищает того от опрометчивого брака.
- Так решил Его святейшество?
В первый раз Ваноцца пожалела, что у кардинала Валенсийского не может быть жены. Видит бог, если бы это было возможно, та прямо сейчас понесла бы тройню.
- Конечно, Чезаре, кто же еще? - передразнил Ваноццу Джоффре, плохо скрывая недовольство.
Сейчас ему опять сильно, просто до безумия, захотелось быть тем, кого отец отправил бы в Неаполь с французским королем. И сделать что-нибудь, чтобы завоевать восхищение семьи. Хотя картины того, как и что он может сделать, даже самому Джоффре казались фантастическими. А его отцу наверняка еще больше, если он, не задумываясь, солгал о беременности невестки.
Теперь Джоффре оказался надежно спрятан, и не за юбкой жены, а за ее несуществующим животом. Эх...
Младший сын понтифика в три глотка осушил кубок и стукнул пустым о стол.
- Я не знаю, как все было, - честно признался он и скривился. - Я и это узнал от Санчии. После беседы с Чезаре и посланником короля отец отправился с предупреждениями к ней. Так что если ты хочешь знать подробности, то задай вопросы кому-нибудь другому.
Ваноццу неприятно кольнуло. Родриго был великодушен и, в том сомневаясь, все-таки признал свое отцовство, но вот обсудить щекотливую ситуацию предпочел с Cанчией. Как женщина, она отдавала должное ловкости неаполитанской принцессы и не сомневалась, что понтифику не застят глаза прелести невестки, но была несколько уязвлена за сына. Нарочитое равнодушие не могло скрыть задетую гордость от материнских глаз, но графиня сделала вид, что ничего не замечает - любое утешение может только сильнее огорчить тем, что обида видна.
- Мне вполне достаточно того, что ты мне рассказал, остальное я узнаю у Его святейшества. И меньше всего я хочу разговаривать с твоей женой.
Они обедали без слуг, поэтому графиня сама встала и подлила сыну вина.
- Только скажи мне, как думаешь, это опасно? - голос дрогнул.
Теперь уже Ваноцца деи Каттанеи скрывала от принца Сквиллаче свою тревогу.
- Тебя интересует, что я думаю? - чувствовалось напряжение в голосе; и еще ненужно и так прямо выдал себя. - Что я могу думать? Заложнику никто не будет подносить сладости и радости. А король французов - это не любящая мать. Ты и сама это знаешь.
Вопрос Ваноццы был и приятен (она спросила его мнения) и одновременно горек (напоминал, что знать он ничегошеньки не мог). Но Джоффре был благодарен ей за недолгую материнскую заботу, ведь они так редко сидели рядом так по-семейному, и чтобы она за ним ухаживала, спрашивала и интересовалась. Сейчас он понимал, что такие вечера ему нужны ничуть не меньше, если не больше, чем "самостоятельные" в Неаполе или Сквиллаче. Джоффре перехватил руку матери и сжал ее. И сразу же отдернул, стыдясь такой детской слабости.
- Но Чезаре же сам вызвался. Может, ему будет весело. Он ведь такой. Ему из замка уехать наверняка хотелось.
Джоффре шмыгнул носом и в задумчивости затеребил ворот рубашки.
- Мне вот тоже возвращаться туда совсем не хочется сегодня.
Графиня деи Каттанеи всегда помнила, что ее дети принадлежат не только ей и ради их будущего отказывала себе в настоящем. Даже Лукрецию, хотя дочь должна быть ближе к матери, воспитывала другая женщина. Ваноцца скучала по ним, но никогда не выказывала своего недовольства. Впрочем, ей и в голову не приходило, что она могла бы быть недовольной.
До вчерашней ночи она считала, что ее некоторая отстраненность даже пошла им на пользу, теперь же уверилась, что воспитала бы дочь лучше Адрианы Мила. Та не постеснялась подложить под Родриго невестку, выставляя собственного сына на смех перед всем миром. Чему хорошему могла научиться Лукреция, если любовница отца приходилась ей подружкой? Графиня благополучно "забывала", что и она сама родила четверых детей не от законных мужей. Любая женщина легко найдет оправдание собственным поступкам.
- Подожди, разве тебе плохо в замке? - огорчилась графиня. - ты не спеши за своими братьями, успеешь еще.
Ей хотелось обнять сына, но она сдержалась. Джоффре слишком стремился стать взрослым и ловко уворачивался от проявления материнских чувств.
- Тебе сегодня совсем необязательно возвращаться, мы пошлем кого-нибудь предупредить Санчию. Не забывай - она беременна, ей нельзя волноваться и тем более болеть. Так что ты можешь остаться у меня. Я была бы очень рада, - Ваноцца как когда-то в детстве потрепала Джоффре по макушке.
Она действительно была бы довольна, если бы он остался, но не только потому, что соскучилась по сыну. Она очень хорошо помнила обещание Хуана.
Нет, дорогой мой, искать любовное гнездышко вы будете в другом доме, здесь будет жить твой младший брат.
- Успею? Да когда я женился на Санчии, то кое-кого уже и обогнал. Только не в том, в чем хотелось бы, - грустно продолжил Джоффре.
С грустью пора было уже завязывать. Жаловаться долго - это слишком. Джоффре решил, что на сегодня достаточно. Еще не хватало, чтобы в семье он отвечал за нытье и жалобы. Он откинулся на спинку стула и чуть натужно, но все-таки улыбнулся.
- В замке мне не плохо, мама. В замке мне скучно. Никто, вроде, за тобой не следит и вообще никому дела нет, чем ты занят. Сидишь и сиди. С другой стороны, и как такой свободой воспользоваться? Все равно ведь на виду. Да еще у стольких людей. Все только и смотрят, что ты сделаешь. Поневоле не делаешь вообще ничего. Так что я бы здесь остался хотя бы на время.
Предложение Ваноццы пришлось как нельзя более кстати. Здесь как раз вроде и на виду, но и свободы больше. И мать есть мать. Вот только как быть с Санчией? Какие бы у них не были отношения, но всегда приходилось о ней помнить и думать, как поступить.
- Только можно я здесь один, без Санчии побуду? Давай скажем, что я заболел. Пусть она в замке развлекается. Насколько ей положение позволяет, - он довольно засмеялся над своей шуткой.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Si vis pacem, para bellum » Удивили тебя - удиви другого. 26.01.1495. Рим.