Дождавшийся не всегда получает счастье. Вернувшийся не всегда чувствует вину.
К вечеру. Дворец Борджиа.
- Подпись автора
Яд и кинжал |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Aeterna historia » Дождавшийся не всегда получает счастье... 01.03.1495. Гандия.
Дождавшийся не всегда получает счастье. Вернувшийся не всегда чувствует вину.
К вечеру. Дворец Борджиа.
...Ты нынче же отправляешься в Испанию...
... Уверена, ты предпочел бы сейчас увидеть дьявола...
Голоса отца и матери беспрерывно звучали в голове.
- Думаете, что уже победили?
Никто сможет запретить ему навестить сестру в Пезаро, да и как можно было бы объяснить непосвященным этот запрет?
...Даже в пьяном бреду ты не произнесешь имени сестры...
...Или вы уже забыли о том, что вышли из одного чрева?...
- Да замолчите же вы, наконец!
Скакавший рядом с герцогом придворный дипломатично сделал вид, что не заметил, как тот разговаривал сам с собой.
- Скоро уже будем дома, Ваша светлость, - заметил он, словно без его слов не было очевидным, что они почти приехали. - Путь был неблизким, тем приятнее возвращение.
Домой... В ответ Хуан произнес что-то не слишком разборчивое и, пришпорив коня, оставил позади навязчивого собеседника. Возможно, для кого-то это было бы возвращение домой, для него же - самое настоящее изгнание. На душе скребли кошки, а при мысли, как теперь должен торжествовать Чезаре, до боли сводило скулы. Вряд ли кардинала Валенсийского посвятят в постыдную тайну, но уже того, что любимый сын понтифика вдруг оказался в опале, для него может быть вполне достаточным. Хотя оставалась надежда, что что кто-нибудь из франков подсуетится и невольно окажет недурную услугу герцогу Гандии. Во время военного похода чего только не случается. Хорошо уже то, что он сейчас далеко от Рима, сейчас только его нашептываний не хватало.
Чем ближе был замок, тем мрачнее становился становился Джованни. Ему хотелось напиться до беспамятства, до полного бесчувствия. Он так бы и сделал, но, дьявол его раздери, теперь должен изображать заботливого мужа. Он нисколько не сомневался ни в том, что среди его свиты обязательной найдется пара доброхотов, которые за небольшую мзду будут строчить письма в Рим, ни в том, что Александр VI теперь будет особенно пристально следить за похождениями своего сына.
...Молчите… и, возможно, когда-нибудь я смогу вас простить...
Призрачный, но единственный шанс.
- Доложите Ее светлости, что я приехал, - Хуан бросил поводья первому из подбежавших слуг. Меньше всего ему сейчас хотелось видеть Марию, но следовало соблюдать осторожность. Если была хоть малейшая возможность на возвращение в Рим, ею нельзя было пренебрегать. В конце концов, несмотря ни на что, он по-прежнему оставался любимым сыном Его святейшества.
- Какое платье вы хотите надеть этим вечером, ваша светлость?
Лита застыла за спиной герцогини Гандийской, чей взгляд был устремлен куда-то вдаль, за мутное стекло, туда, где в размытой этой мутью синеве угадывалось море. Хуан утверждал, что "дела" требуют его присутствия в Валенсии, но чутье Марии подсказывало ей, что вернется он со стороны безбрежной синей воды. Она не верила ни в серьезность "дел", ни в то, что творились они в Испании. "Я ненавижу его".
Не зря Марии в этот вечер захотелось вдруг ответить: "достань флорентийское платье". Желание это вспыхнуло ярко, но герцогиня представила себе, каким пониманием загорятся глаза ее приближенных дам. Ее светлость ждет своего мужа денно и нощно, и даже платье уже хочет надеть то, которое самим кроем своим напоминает об Италии, родине Хуана Борха. Сочувствие невыносимо.
- Я надену то, что с красными цветами.
Мария не стала следовать непонятному желанию. Платью, скроенному на флорентийский манер, мягко спадающему и дарящему телу ощущение небывалой свободы - в чем уже виделось неприличие - не было суждено сегодня облегать стан Марии Энрикес, который был снова затянут жестким каркасом испанского наряда. Вшитые в нижнюю юбку металлические кольца при ходьбе скользили холодом по ногам, и вторящей ему поземкой оборачивалось кольцо на безымянном пальце.
"Я ненавижу тебя".
Мария Энрикес была очарована Хуаном, когда увидела его впервые за две недели до свадьбы. И это очарование, которое все больше напоминало ей морок, не проходило до сих пор. Она надеялась на счастье и на то, что Хуан, любимый сын Родриго Борха, дружбой с которым так дорожил ее кузен, Фердинанд Арагонский, вознесет ее на испанский Олимп. Хуан же пренебрегал ею, как и всей Испанией. Испанские короли даже не присутствовали на их свадьбе, и Хуана это нисколько не волновало! Он пальцем не пошевелил, чтобы обрести хотя бы какое-то подобие влияния.
Если она пыталась поговорить с ним, то Хуан только улыбался. Той улыбкой пренебрежения и веселого нахальства, которая заставляла ее чувствовать свое безволие и беспомощность.
В ночные приключения он уходил с такой же. Она рыдала в подушку, потому что не видела его ни днями, ни ночами.
"Я ненавижу тебя".
Легкое движение и шепот, перерастающий в гул, за ее спиной, вывел Марию Энрикес из ее глубокой задумчивости.
- Что там? - она недовольно обернулась к двери, возле которой застыли ее придворные.
- Ваша светлость, - в лице Литы сквозила растерянность и неверие в собственные слова, - к вам его светлость герцог Хуан Гандийский.
- Его светлость?
Теперь растерянность и неверие овладели и Марией. Она со всей силы сжала ткань юбки, как будто хватаясь за нее, чтобы не упасть.
- Ваша светлость, - Хуан вошел, но его лицо как будто таяло в тумане, - вы... вы уже вернулись?
Перед ним стояла чужая женщина и эта чужая женщина была его женой.
"Нет, меня еще нет", - хотелось ему съязвить, но он подавил первый порыв. И за это еще сильнее возненавидел все, что связано с Испанией. Зная, что того он него ждут после долгой разлуки, Джованни подошел к Марии, обнял ее, но едва тут же не оттолкнул, почувствовав не ставшую за последние недели вновь привычной податливость женского тела, а намертво убивающую всякое влечение жесткость китового уса.
- Да, только что, и я чертовски устал, - подтвердил он очевидное и, лишь в последний момент вспомнив, что по своим же словам приехал из Валенсии, обошелся от ненужных подробностей.
Он не смотрел на Марию. Если бы было возможно, он избежал бы этой встречи, но сейчас ему нужно было провести с ней хотя бы один вечер и необходимость этого давила и раздражала. И не было ни малейшего желания хотя бы попытаться придать встрече пусть даже отдаленное подобие теплоты.
Шорох за спиной напомнил, что они не одни. Кляня про себя чужое любопытство, Джованни склонился к жене и на какое-то время так и замер... не разжимая собственных губ, в самом целомудренном из поцелуев. Мысленно перед ним было лицо совсем другой женщины и в глазах герцога Гандии не было и толики теплоты, лишь равнодушие. С большим чувством он мог бы поцеловать покойника.
В приветственном поцелуе Хуана не было ни толики нежности или хотя бы самого простого неравнодушия. Ни хотя бы мимолетной радости от встречи после разлуки, которая была достаточной для того, чтобы разногласия забылись. Вновь разочарование. Мария неловко высвободилась. Ей было стыдно под понимающим взглядом своего окружения. Быть почти брошенной женой и нелюбимой женщиной.
- Пока позаботятся о том, что необходимо после дороги, если вам будет угодно, ваша светлость, я попрошу подать сюда ужин.
Тон Марии был ровным, несмотря на все ее старания добавить в него хотя бы немного истинной заботы. Больше всего она хотела быть хорошей женой и очень старалась, но из-за того, что Хуан приносил ей столько унижения и обиды, у нее не получалось быть по-настоящему нежной. "Терпи", - шептали ей "знающие женщины", - "будь ласковой и доброй. Он оценит". Но у Марии не получалось быть такой, потому что обида застилала искренность. Она и хотела, но выходило натужно, безжизненно и с каким-то болезненным, ненужным и неприятным рвением. И Хуан наверняка чувствовал и видел это, и оттого становился еще равнодушнее. Получался замкнутый круг, вырваться из которого не получалось. Одного ее желания и того, как, несмотря ни на что, ее тянуло к нему, оказывалось недостаточно.
- Мой брат недавно в письме справлялся о вас и был очень удивлен тем, что вы в Валенсии.
Альфонсо был одним из тех немногих кастильцев, чье присутствие не вызывало у Хуана непреодолимой зевоты. Кому папский сын сейчас был бы искренне рад, так это ему. Энрикесу, казалось, были известны все притоны, все злачные места, и он щедро делился своими знаниями. Но сейчас его интерес был совсем некстати. К тому же Мария не могла не понимать, что один из первых визитов герцога был бы именно к ее кузену, как случалоcь не единожды. Сколько уже раз вести об их шалых выходках доходили и до Гандии.
- У меня было много дел, мы не встречались, - отрезал Джованни.
Мария все время чего-то хотела, к чему-то подталкивала. Ей не хватало ума понять, что лучше бы ей не соваться не в свое дело. Да, у нее были основания для недовольства, и понимание этого злило еще сильнее.
Такая же жесткая, как стягивающий ее корсет, она не вызывала ни малейшего желания. Он любил видеть, как лицо женщины искажает страсть, супружеская же жизнь проходила в полной темноте. Господи, спасибо, что у них уже есть сын. Удивительно, что он вообще у них есть. Последний раз он был в ее спальне очень давно, да и то лишь потому, что получил гневное письмо от Его святейшества. Вот у Джоффре и Санчии нет детей, но этого словно никто не замечает. И у Лукреции...
При мысли о сестре Хуан стиснул зубы. Ради нее он должен сейчас постараться. Улыбка вышла кривой, но все-таки это была улыбка.
- Мы обо всем поговорим за ужином. Можешь отдавать распоряжение, я только сменю дорожную одежду.
Он даже сумел себя заставить снисходительно потрепать Марию по щеке. Пусть теперь кто-нибудь скажет, что он не ласкает собственную жену.
"Конечно, вы не встречались", - с горечью подумала про себя Мария, - "потому что тебя вообще не было там, где был Альфонсо. И где он вообще мог бы быть". Недвусмысленный посыл "не лезь" от супруга был услышан и понят. Она не была настолько безумна, чтобы упрекать или уличать в открытую. Она и не хотела. Она хотела убедиться, и это ей удалось.
"Ты был в Риме, дорогой. И это твой секрет".
- В твоих комнатах не топили. Пока там приводят все в порядок, мы поужинаем здесь.
То время, что Хуан провел у себя, меняя дорожную одежду, в покоях Марии Энрикес спешно накрывали стол. Она, отдавая сухие и четкие распоряжения, сидела в кресле, задумавшись. Она знала тайну мужа, но значило ли это, что он в ее руках? Тайна как подарок судьбы. Подарок горячий и неверный, как огонь. Им можно многого добиться, а можно сгореть. Что ей лучше сделать? Губы ее дрожали, пальцы выстукивали на подлокотниках нервную дробь.
- Оставь кувшин, - крикнула она служанке. - Я сама налью. И дайте мне переодеться флорентийское платье. Скорее.
Она, Мария Энрикес, все-таки жена Хуана Гандийского. У них одни владения, одна семья, один ребенок и должны быть одни цели. Она на его стороне, и должна это еще раз дать ему понять.
Да, флорентийское платье, говорят, ей идет. Вишневое, с вырезом. Как неуютно, когда шея так оголена...
Мария знаком выгнала всех служанок и придворных дам. Она всегда так делала. Не только для придания обстановке большей интимности, но и чтобы не было свидетелей ее унижения... Слишком часто оно случалось.
Мария подошла к столу и застыла. Долго ждала, пока не послышатся шаги и не откроется дверь. Чтобы именно в это мгновение взять кувшин и начать наливать вино. Картина домашнего уюта и заботы...
Джованни широкими шагами пересек комнату.
- Какая идиллия, - иронично усмехнувшись, он забрал из рук жены кувшин. - Мы же одни, к чему утруждаться?
Ему давно уже хотелось сорвать на ком-нибудь злость, и в другое время Мария для этой роли подошла бы почти идеально, но сейчас он вынужден был изображать соскучившегося после долгой разлуки мужа. Хорошо еще, что публики не было, потому что при виде переодевшейся во флорентийское платье супруги ему захотелось дать ей оплеуху. За то, что напомнила, за то, что не дает забыть.
Теперь нужно внимательнее следить за тем, что говоришь. Хотя бы первое время.
- Вижу, что меня не ждали - пока переодевался, я едва не околел. Что, так сложно хотя бы иногда протапливать?
Благие намерения так и остались благими намерениями. Одним своим видом эта женщина будила в нем ярость. И ведь рано или поздно ему придется лечь с ней в постель.
Господи, до чего же постное выражение лица! От этого вечного целомудрия сводило скулы. Только в темноте, только в одежде, не дай Бог заговорить даже шепотом. Да пока доберешься до тела - такую ночную сорочку должна носить вечная девственница, сколько на нее пошло материала - забудешь как зовут. А эти платья. Вечно затянут, зашнурована... они способны охладить даже геену огненную, что там говорить о желании.
- Прекрати прикрываться, здесь совсем не холодно, - с той же кривой усмешкой произнес он, после того как Мария, будто защищаясь от нескромного взгляда, скрестила руки на груди. - И не красней, ничего нового я тоже там не увижу.
- Мне холодно от твоего взгляда, Хуан, - не удержавшись, почти простонала Мария.
Потом спохватилась, что зря дала волю своей досаде. Она всегда в конце концов не сдерживалась, но теперь совсем уж быстро. Отвыкла... отвыкла молчать и проглатывать обиды, отвыкла видеть его равнодушие. За несколько месяцев его отсутствия воспоминания о плохом потускнели, стали нечеткими, как неверный набросок.
- Но ты прав, так гораздо лучше...
Мария кротко улыбнулась и опустила руки. Может быть, еще будет сегодня неплохо. Все-таки он остался. Мог зайти, развернуться и... в следующий раз она бы увидела его через день... или два? Пять? Неделю? Две? Нет ничего невозможного. Но ведь остался...
- Я просила топить иногда, но в последний раз это было, наверное, давно? Завтра бы протопили. Надо было сегодня, но никто не знал, когда ты вернешься. Если в твоих покоях холодно, то ты можешь остаться здесь, ведь так?
Мария сделала несколько шагов вперед. Мучительно хотелось поднять руки и закрыть опять широкий вырез платья, но она справилась с этим порывом. Почувствовала только, что шее стало горячо, как будто ее кололи булавками.
- Садись за стол. Я не буду никого звать, чтобы нам не помешали, - Мария села в кресло и сложила на коленях руки. - Знаешь, когда ты вошел и поцеловал меня, я почувствовала запах. Я обожаю его с самого детства. Так пахнут ткани, которые привозят из Венеции.
Жена никак не могла узнать о дне его возвращения, если бы не это, Хуан смог бы поклясться, что она выстудила комнаты специально, но его приезд был действительно был для нее неожиданным. Он мог поверить в предательство спутников - отправить вперед гонца смог бы любой из них, но Мария явно была удивлена. Она не из тех, кто умеет притворяться, рано или поздно выдала бы себя.
- Я могу остаться здесь, - с нарочитой ленцой ответил он. - Возможно.
Для себя Джованни это уже решил, но сообщать об том совсем не торопился.
- С каких это пор тебе стали мешать слуги? - усмехнулся он, заметив невольный жест. - Или ты считаешь, что их может соблазнить твое платье? Ты как монашка. Не переживай, никто на тебя не набросится.
Несмотря на благие намерения, сейчас герцог вел себя еще хуже, чем обычно. Как правило, он просто не обращал внимания на жену, этим же вечером специально доводил ее.
Вечно она в своем коконе хороших манер. Да в этом столе - и то больше жизни! И именно в тот момент, когда он об этом думал, Мария преподнесла ему сюрприз.
- Вот как? Ты еще с детства обожала тряпки? - он улыбался, выигрывая время, а сам пытался понять - случайность, совпадение, уверена?
Кубок с вином - верный помощник, если не решил, что говорить. Герцог сделал изрядный глоток и развалился в кресле.
- Теперь буду знать.
- Я не монашка, но я твоя жена. Надеюсь, это достаточное условие, чтобы никто на меня не набрасывался?
Мария старалась сохранять самообладание, но ее желания было явно недостаточно. Сначала явственно звучала уязвленность, а слово "набрасывался", которое она считала неприличным, как и всю шутку, получилось неловким и неестественным, как грязное ругательство в устал юной девушки.
- Да, не монашка.
Зачем-то повторила Мария еще раз, хотя знала, что у Хуана были основания называть ее так. Но разве это ее вина? Как сильно она всегда хотела, чтобы он дотронулся до нее. Но как только выпадала удача и они оказывались близки, все обиды и разочарования вдруг начинали ощущаться с такой силой, что она как деревенела в его руках.
- Я и правда всегда любила хорошие ткани. А эти особенно. Они дарят...
Мария не успела закончить. Раздался скрип двери и кто-то вошел.
Литу не предупредили, что герцоги Гандии ужинают в одиночестве. Мария, когда меняла платье на флорентийское, отослала ее за драгоценностями - рубиновым колье. Лита долго не могла найти, пока не вспомнила, что несколько дней назад герцогиня заметила, что один из камней плохо держится, и не догадалась, что колье было отдано ювелиру.
Две придворные дамы, встреченные ею на пути в покои ее светлости, из желания зло пошутить не сказали ей, что врываться в комнату не следует, и вот теперь Лита изваянием застыла возле двери. Она понимала, что не вовремя, но и что уйти теперь невозможно.
- Я нашла ваше колье, ваша светлость, - Лита протянула шкатулку. - Хуан Перес взял ее у ювелира и забыл отдать вам. - Лита виновато смотрела на недовольную Марию Энрикес и герцога, у которого она могла видеть только затылок, потому что он сидел к ней спиной и не собирался поворачиваться. - Я ему сказала: "Хуан, ну как же так, ведь ее светлость еще вчера спрашивали", а он только плечами пожал.
По спине побежала дрожь. Этот голос, эти знакомые до боли интонации. Словно во сне, Джованни медленно повернул голову.
Глупец! Неужели он мог хотя бы поверить в то, чего не может быть? Нарушившая их уединение девушка была блондинкой, но куда ей до золота волос его сестры. Возможно, что красива, но он не мог и не хотел о том судить. Лицо ее было в тени, низко опустив голову, она в чем-то торопливо оправдывалась. Герцог не вслушивался в слова, ему было все равно, он слышал только голос.
Невидящими глазами он смотрел на придворную даму своей жены, но видел только Лукрецию.
Хуан... Именно так она называла его, когда они оставались наедине. То страстно, то дразняще, а не испуганно, как незнакомка.
- Ты кто? - он обошел стол и встал напротив. - Мария, кто это? - так и не дождавшись ответа, резко спросил у жены и, забрав из рук застывшей статуей девицы шкатулку, процедил сквозь зубы. - Я, кажется, задал вопрос.
Лита не ответила, только испуганно посмотрела на герцогиню: Хуан Гандийский задал вопрос своей супруге, и ей, придворной даме, теперь нельзя было отвечать.
- Это Лита. Кармела Борха. Моя придворная дама. Твоя троюродная или четвероюродная сестра. Супруга Родриго Энрикеса.
Она не понимала причины реакции мужа. Даже зная подробности о его темпераменте и легкости, с которой он пускается в любовные приключения, такая вспышка интереса была бы изумляюще быстрой.
- Она что-то натворила? Позволила себе что-то? Ты ее где-то видел?
Хуан не отвечал. Он пристально вглядывался в лицо молодой женщины. Вполне возможно, что он ее видел и ранее, но не обращал на нее никакого внимания. В его присутствии свита больше чопорно молчала. С самой юности уже как старухи.
Легко совершить ошибку тому, что хочет ошибиться. Один раз это дорого стоило придворной даме Лукреции Борджиа, теперь перед ним стояла приближенная его жены.
- Не помню, чтобы я встречал ее.
Он усмехнулся, физически ощутив, как расслабилась уже не незнакомка. Какие же за тобой грешки, если ты так всего боишься?
- Возьми шкатулку, Мария, она мне мешает, - и не обращая внимания на взволнованное дыхание за спиной, окинул Литу оценивающе-тягучим взглядом, дотронулся до щеки, поддел пальцем подбородок. - Значит, мы родственники, - усмехнулся одному ему понятной вещи. - Теперь буду знать.
- Ты видишь ее впервые, тогда почему ты так...
Мария осеклась. Даже при неверном свете свечей, даже находясь в нескольких шагах от мужа и Литы, она увидела... или не столько увидела, сколько почувствовала, услышала в тоне голоса то, что казалось невозможным. Мгновенно вспыхнувший интерес, весьма определенного толка.
Она в изумлении смотрела на Литу, пытаясь понять, почему? Обычная, миловидная, не более того. И всегда довольно скромная. Даже слабого слуха, связывающего ее с кем-нибудь, кроме мужа, не было. Пугливая, такая же, как она сама. Хуана это всегда раздражало.
Как?
Но все вопросы и недоумения разбивались об очевидное, с которым не поспоришь.
- Лита, ты принесла, что тебя просили. Теперь ты можешь уходить. Ты мне не нужна. Хуан, - с нервным смешком обратилась она к мужу, - отпусти ее подбородок. Она же даже пошевелиться боится.
- Значит, умная девочка, раз боится, - Хуан потрепал Литу по щеке, но та по-прежнему не шевелилась и с чем-то очень похожим на ужас смотрела на него.
Его позабавило это онемение. Пожалуй, эта малышка сможет его отвлечь. Хотелось бы еще раз услышать ее голос, но она настолько испугана, что будто язык проглотила.
- Ты меня не бойся, я не кусаюсь, - он отошел от намеченной жертвы и встал так, чтобы не выпустить из поля зрения обеих женщин.
Придворная дама его жены совсем не походила на Лукрецию, разве что телосложением и светлыми волосами. Но ее голос... Главное - голос.
Со спины при свете свечей... иллюзия будет полной.
- И что ты так на меня смотришь? - насмешливо поинтересовался он у жены. - Я больше не держу твою даму, она может уйти.
Сейчас она повернется спиной, я ее окликну и тогда ей придется отозваться...
Мария переводила взгляд с Хуана на свою придворную даму. Вздох облегчения от того, что внимание сменилось насмешкой. Но насмешка не отменяет внимания. Неужели это серьезно? Нет, он просто издевается над ней. Он умеет находить для этого возможность во всем, в самой неожиданной ситуации. Но что-то в его взгляде шептало ей, что это не просто издевка, что сцена разыграна не для нее, а по причине.
- Ну что ты стоишь, Лита? - Мария чувствовала, что уже не может сдерживаться, что по лицу и шее идут красные пятна, что еще чуть-чуть, и она закричит. - Иди. Тебе же сказали, уходить. Ты больше не нужна здесь.
- Да, простите, я... я ухожу.
Лита, смотревшая на Хуана неотрывно, потому что ей в его взгляде чудилась какая-то угроза, наконец вышла из оцепенения и обратилась к Марии Энрикес. Увидев в той недовольство и даже злость, Лита испугалась окончательно. Она смотрела на свою госпожу умоляюще, прося ее простить за то, чего не совершала и о чем даже не догадывалась.
- Я... я... мне показалось, что его светлость хотели меня попросить... конечно, это глупо, я... я сама не знаю, что на меня нашло, простите.
Лита отступала назад, зацепилась за половицу платьем, чуть не упала, и тогда только обернулась и почти стремглав устремилась к двери.
Попросить? Вот это действительно глупо. Если бы он захотел, то не дал бы ей возможности для возражения. Попросить! Борджиа не тратят времени даром, а берут то, что им нужно. Она не слишком умна или испугалась до отупения? Впрочем, какая ему разница, малышка ему нужна совсем не для философских бесед.
Даже в том, как Лита закрывала дверь, чувствовалась паника.
- Я не помню ее среди твоей свиты.
Усмехаясь - бегство не поможет- Джованни наполнил бокалы - один для себя, а второй протянул Марии:
- Выпей, ты как-то неважно выглядишь, - и, осушив вино, потянулся. - Да, пожалуй, сегодня я останусь у тебя.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Aeterna historia » Дождавшийся не всегда получает счастье... 01.03.1495. Гандия.