Около часа дня.
Замок Святого ангела. Покои его святейшества.
Отредактировано Александр VI (16-12-2014 12:40:37)
- Подпись автора
Яд и кинжал |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Si vis pacem, para bellum » Любовь и голод правят миром. 03.01.1495. Рим
Около часа дня.
Замок Святого ангела. Покои его святейшества.
Отредактировано Александр VI (16-12-2014 12:40:37)
Минувшей ночью, как и прошлой, его святейшество не выказывал никакого желания видеть Тину. Впрочем, почему надо беспокоиться только о ночи? Она бы полетела в его покои и утром, и днем, и ранним вечером, ведь Родриго Борджиа, сохранивший, несмотря на годы, ненасытность в любви, не позволял условностям, вроде времени дня, себя ограничивать. Но утро сменялось днем, день вечером, а вечер вытеснялся ночью... Тина ждала - и все напрасно, и ожидание становилось все более опасным: за это время ничего в ее жизни не произошло, кроме неприятного разговора с дочерью Родриго, а потом такого же неприятного, а потому и чреватого непонятными осложнениями разговора с принцессой Сквиллаче.
Теперь, в предвкушении трапезы, за которой должны были собраться самые близки понтифику люди, Тина решила нарушить установленный ритуал и придти чуть... нет, гораздо раньше, и не в столовую, а в святая святых - внутренние покои его святейшества.
В комнате с накрытым уже столом было пусто - так рано и не должно было никого быть, но каких только неприятных неожиданностей не может случиться, если все против тебя...
- Я к его святейшеству, - обратилась Тина к слуге, что клевал носом прямо на полу перед закрытыми дверями, но вскочил при ее появлении и постарался сделать как можно более бодрствующий вид. - Передай, что по очень важному делу.
Январское солнце, с трудом пробившись сквозь тучи, застилающие небо, заглянуло в окно, затянутое свинцовым переплетом. На краткое мгновение лучи пронзили насквозь красное и синее стекло, легли цветными бликами на мраморные плиты пола, черные и белые – как мысли Его Святейшества. Думы понтифика ложились в таком же четком, лаконичном порядке, чередуясь между собой. Родриго Борджиа перебирал их, как четки. О дочери и сыновьях. О Риме и мире. О любовницах и врагах. О друзьях Его Святейшество не думал, поскольку считал, что от друзей его Господь уберег.
От этих размышлений понтифика оторвал слуга, по-змеиному проскользнувший в комнату, и, беспрестанно кланяясь доложил, что дескать там (выразительный жест рукой в сторону двери) монна Агостина (скромно потупленные глаза) молит Его Святейшество принять ее (еще один поклон) по очень важному делу.
Родриго плотоядно сощурился. Эти два дня что-то мешало ему призвать к себе любовницу, может быть, присутствие в замке Джулии, но коли уж дама сама выразила желание его навестить… это было что-то новое, а новизну понтифик любил.
- Впустить, - был краткий приказ.
Монна Тина не вошла – впорхнула, будто под локотки ее несли сами ангелы небесные, стрельнула на Его Святейшество влажными глазками и затем потупила очи, учинив церемонный поклон. Нынче утром любовница Его Святейшества была весьма хороша, свежа и каждым жестом излучала столь явный чувственный призыв, что известный распутник и женолюбец, чьи наклонности не смогла исправить даже папская тиара, почувствовал, как мысли его спустились с небес на землю. А именно – поближе к вырезу на платье монны Тины, подчеркивающему ее женские достоинства.
Подойдя к девушке, он коснулся ее прохладной щеки указательным пальцем.
- Ну, милая моя, вы что-то хотели мне сказать наедине, - чуть насмешливо поинтересовался он, размышляя, хватит ли у него времени до обеда, чтобы выслушать все, что монна Тина имеет ему «сказать».
- Ваше Святейшество, не сказать, а спросить, - Тина быстро подняла глаза, чтобы увидеть, что же написано на лице ее венценосного покровителя, и тут же опустила их обратно.
Она очень волновалась, отчего щеки ее зажглись румянцем, дыхание стало прерывистым - как всегда, когда она входила в эти покои, и Родриго Борджиа обращался к ней. Все здесь было "не таким", все дышало властью и силой, завораживало, даже если его святейшество вел себя, как обычный мужчина. Правильно ли она сделала, что пришла сама? Тина вспомнила напутствие матери, говорившей, что не вовремя можно только потребовать чего-нибудь, но не вспоминать об обязанностях - это всегда к месту. А разве не первой обязанностью любовницы является забота о теле приблизившего ее к себе понтифика?
- Мне показалось, если я приду, то исполню ваше желание, которое вы за делами не успели высказать. Вы заботитесь обо всех, позвольте мне позаботиться о вас...
На самом деле монна Тина вовсе не была уверена в том, что все это время никто не ублажал понтифика и не согревал ему постель, но разве в ее словах был упрек или обида? Ничего, кроме готовности исполнять то, ради чего ее выбрали.
В глазах Родриго Борджиа заплясали дьявольские огоньки. Значит, его любовница решила не дожидаться послушно вызова в спальню понтифика, а поторопить события? Смело! Монна Тина была женщиной не глупой и не могла не понимать, чем чревато такое решение. Не иначе как присутствие в замке Джулии заставило ее так засуетиться! Его Святейшество хмыкнул про себя, искренне забавляясь таким положением вещей. Надо будет на обеде посадить двух этих красавиц рядом, и посмотреть, что будет! Джулия – такая изыскано-холодная, словно статуя Пречистой, и Тина, лишенная утонченного совершенства своей соперницы, но горячая, как кошка по весне. Наверняка это будет забавно.
- Значит, ты решила предугадывать мои желания, Тина? – ладонь Родриго Борджиа скользнула по шелку платья к высокой женской груди, вздымающейся от непритворного волнения. – А не боишься, что ошибка будет тебе слишком дорого стоить?
Негромкий голос понтифика звучал почти ласково, как мурлыкание большого, хищного кота, размышляющего, выпустить ли ему прямо сейчас когти и зубы, или еще поиграть с мягкой, теплой, вкусной мышкой.
"Неужели я ошиблась?" - сердце монны Тины упало, внутри все сжалось, и в глазах, опущенных долу и тем скрывающих отраженные в них движения души, появился страх. Чутье подсказывало, что ошибки сделано не было. Девица Пикколомини не была излишне самоуверенной и свои слабости знала. Не было для нее тайной, что причина, по которой понтифик приблизил ее к себе - это не зов души, а зов тела, а если расстояние только усиливает привязанность двух родственных душ, то чтобы поддерживать огонь в бренной оболочке, нельзя удаляться далеко и надолго. Вооруженная этой нехитрой мудростью, Тина знала, что была права. Даже если Родриго Борджиа разозлится, тем более если разозлится, времени ждать у нее не было.
- Боюсь, - Тина подняла глаза, в которых был не только страх, но и молчаливый призыв и даже недоуменный вопрос, неужели его святейшество решил ему воспрепятствовать, - но есть что-то и сильнее страха, - она глубоко вздохнула и на мгновение прикрыла глаза, - и ваша рука... что сейчас на моем платье... это сейчас чувствует, правда?
О, да, Родриго Борджиа это чувствовал. Одна из причин, по которой он держал подле себя девицу Пикколомини заключалась как раз в ее страстности. Небеса наделили ее натурой щедрой и неуемной в том, что касалось радостей телесных, а это был как раз тот грех, который Его Святейшество охотно прощал красивым женщинам.
Понтифик властно привлек к себе монну Тину, вместо ответа впиваясь в ее губы требовательным поцелуем, чувствуя, как гибкое тело любовницы льнет к нему, будя желания. Да, за дверью ждал стол, накрытый для семейного обеда, и скоро подойдут сыновья и дочь, но почему бы ему пока не утолить другой голод?
Как по струнам лютни пальцы Родриго Борджиа пробежали по всем изгибам женского тела. Какое восхитительное чувство власти давала ему эта женщина, трепетная и покорная в минуты страсти!
- Какое красивое платье, - пробормотал он в губы Тины. – Будет жаль его помять… или порвать.
- Вам жаль платье? - теперь, когда Тина была уверена, что тому, в чьем владении Святой Престол, хотя бы на некоторое время нужна только она, ничто уже ее не сдерживало.
Пояс, поддерживающий платье, соскользнул на пол. Тина сделала несколько шагов, увлекая тиароносного любовника, жадного до любовных утех также, как и любой другой земной мужчина - может, только несколько больше - к столу.
- Два дня вам не было жалко меня, - оказавшись прижатой к краю, она легко смела одной рукой столь несвоевременно оказавшиеся на ее пути бумаги и письма на самый край.
Рука наткнулась на рукоятку, которую Тина машинально схватила. Короткий взгляд, брошенный на сжимаемый нож и, повинуясь страсти, которой все кажется уместным и возможным, поднесла его к корсажу платья.
- А теперь вам стало жалко платья? Но это всего лишь преграда... - раздался треск поддающейся холодному металлу материи; Тина запрокинула голову, чтобы видеть выражение лица Родриго. - А теперь?
- Я подарю тебе новое, - хрипло пообещал Родриго, властно притягивая к себе тело любовницы. – Два, десять. Сколько захочешь.
Безжалостно распоротое платье открывало жадному взгляду мужчины то, что мужчина обычно и хочет видеть у своей женщины. Дерзкая нагота Тины манила, зажигала, и понтифик не стал тратить время на лишние разговоры. Стол, собственно, ничуть не хуже кровати, когда страсть торопит и кровь стучит в висках. Подол взлетел вверх, рука Родриго жадно скользнула к белым бедрам любовницы, чувствуя, как та выгибается ему навстречу, подставляя всю себя для удовольствия Борджиа. Отказаться от такого приглашения не смог бы даже святой, а уж святым Его Святейшество точно не был…
Какое-то время в кабинете понтифика были слышны только вздохи и стоны. Слуга, подслушивающий за дверью, довольно ухмыльнулся и многозначительно покивал головой. Обед – обедом, а это, значит, легкая закуска для аппетита!
Обессилено отстранившись от женщины, распластанной на столе, понтифик удовлетворенно улыбнулся. Это в молодости победа над женщиной принимается как нечто само собой разумеющееся, а в его возрасте ценишь каждый такой миг.
- Вставай, красавица моя, - ласково похлопал он Тину по бедру. – Я тобой доволен!
Тина поднялась, одергивая смятые юбки, обвела комнату взглядом только что очутившегося в незнакомом месте человека и вяло, как бы нехотя сошла на пол. Пожар, бушевавший в душе и не только в последние дни, был на некоторое время потушен, и теперь в ее глазах проявилась нежность, столь неожиданная в ворвавшейся в папские покои некоторое время назад женщине, от которой, казалось, летели искры. Одержав маленькую победу над этим миром, монна Тина была готова его нежно полюбить, а даровавшего ей триумф и того больше. Он доволен? Женщина сладко потянулась и мечтательно улыбнулась. Она этого не забудет... и этот мужчина тоже.
Тина склонилась и опустила голову, словно в ожидании благословения.
- Ваше святейшество, вы разрешите мне присутствовать в этом платье в столовой? Оно будет напоминать вам о приятных мгновениях этого дня. Прошу вас, скажите, что мне не стоит менять его.
Милая идея, фантазия, пришедшая ей в голову в порыве страсти теперь могла обернуться неприятностью. Идти переодеваться? За это время за столом может произойти что угодно. Нет, она хочет остаться в таком виде... чтобы ни у кого не возникло сомнения в том, что произошло в покоях Родриго Борджиа.
Губы понтифика изогнулись в чувственной, дерзкой ухмылке. Значит, Тина хочет всем показать, что по-прежнему пользуется благосклонностью Родриго Борджиа? И даже готова ради этого показаться в разорванном платье? Такая смелость заслуживала награды, а Его Святейшество умел быть щедрым. Взгляд его опустился к груди монны Тины, щедро выставленной напоказ, на красные следы его поцелуев, горящих на нежной, сливочной коже любовницы.
- Нет, красавица моя. Появляться в таком виде на людях – немыслимо! Мои сыновья решат, что я скуп к тебе, милочка, а мы не можем этого допустить!
Родриго подошел к шкафу, открыв дверцу и извлекая на свет тяжелую шкатулку с золотыми уголками. Откинув крышку он на несколько мгновений задумался, перебирая спрятанные там сокровища. Нити идеально округлого жемчуга, тяжелые перстни и, наконец, нашел то, что искал – брошь в виде цветка, с сапфирами и изумрудами. Взвесив на ладони украшение, понтифик вернулся к монне Тине, ловко скрепил на груди концы разрезанного платья драгоценной застежкой, отступил на шаг, полюбовался.
- Вот так намного лучше! Пойдемте, монна, нас ждут!
Ответным подарком Тины был восхищенный возглас и не менее восхищенный взгляд. Роскошная брошь - красивый подарок, что является и знаком внимания, и свидетельством благодарности, и символом щедрости, которую не каждый мужчина может себе позволить.
- Ваше святейшество, могу я надеяться, что я заслужила ее? - лукаво спросила Тина, которая, конечно, ни секунды не сомневалась в том, что это так и есть.
Она страстно, хоть и на мгновение прижалась губами к губам Родриго, потом склонилась перед ним и с не меньшим пылом поцеловала полы его сутаны.
Вышла из покоев Папы девица Пикколомини, к ее огромному сожалению, одна - вспомнивший о неотложном деле понтифик остался, вызвав к себе секретаря и небрежно махнув на нее рукой, отсылая от себя. Это несколько смазало ее триумфальный выход, уже нарисованный богатым воображением. Впрочем, если бы ему и суждено было состояться, у него был бы всего лишь один зритель - в маленькой столовой, накрытой для семейной трапезы, находился только старший сын Родриго Борджиа.
- Ваша светлость, - она поприветствовала Джованни, вежливо и чуть настороженно одновременно: Хуан Борджиа оставался единственным человеком из семьи тиароносного любовника монны Тины, у которого пока не было возможности проявить к ней свое отношение.
- Никого еще нет? - она чуть удивленно оглядела комнату. Но кому же и быть первым, как не вам, любимому сыну? - Тина кокетливо улыбнулась.
Немного утомленный бурными событиями минувшей ночи, Джованни нехотя повернулся; кем бы ни была эта девица, он ее не знал, хотя - он скользнул взглядом по лифу и едва не присвистнул - познакомиться не мешало бы. Но раз та вышла из покоев понтифика, лучше оставить эти мысли при себе. Родриго Борджиа ничего не жалел для своих детей, но при этом очень не любил, если они брали что-то без спроса. Особенно если это касалось его женщин...
Хуан задумчиво покосился на... беспорядок в одежде и решил, что посмотреть-то уж точно можно.
- Если я - это "никого", то действительно никого нет, - не скрывая веселой иронии, Хуан подошел поближе к незнакомке. - Но мы в неравном положении. Вы знаете кто я, но я понятия не имею, кто сейчас передо мной.
Согласившись таким образом с Тиной, что он - любимый сын, герцог продолжил:
- Какая красивая брошь, - он провел пальцем по украшению. - Золото все скроет, не так ли?
Девица показалась бойкой, а это интересно, и красивой, что интересно вдвойне. Вот посмотрим, что она скажет. Сегодня Джованни был настроен на беседу.
- Неужели вам еще про меня не рассказали? - вопрос можно бы было счесть вполне кокетливым, и сопровождался он соответствующим взглядом, но на самом деле в нем было и вполне понятное волнение женщины, которая не чувствует себя своей в окружении своего любовника. - Агостина Пикколомини, - имя было названо с подобающим достоинством, после чего вновь кокетливый взгляд и легкая улыбка.
Хуан Борджиа Тине понравился, по крайней мере беседовать с ним было приятно: он еще не скривил губы и не выказал никакой неприязни - Тину это вдохновило и в некотором смысле обнадежило.
- Она очень красивая, - вольность Джованни папскую пассию не смутила, она даже чуть повела плечами, демонстрируя драгоценность. - Его святейшество очень щедр в своей... благодарности, и это не скроешь.
Агостина... Агостина... Кто-то ему говорил про некую монну Тину, пожелавшую вытеснить Джулию Фарнезе с папского ложа. Но, надо признать, слушал Джованни в пол-уха. Какая ему разница, кто скрашивает ночи понтифика? Он неплохо относился к Джулии, но не считал мужское постоянство добродетелью. Поэтому, в отличие от остальных детей Родриго Борджиа, он вполне благосклонно воспринял появление еще одной дамы в постели любвеобильного папы.
- Надеюсь, монна Тина, Его святейшество не был разочарован. Подобную щедрость нужно хорошенько поощрить. Впрочем, как я вижу, он не был разочарован, - герцог отбросил все церемонии и слегка потянул за порванный лиф платья. - Вам что-нибудь налить? - не из галантности, а из желания посмотреть, будет ли девица жеманиться, предложил он и со смешком подумал, что скучная семейная трапеза может быть совсем не скучной. Вряд ли мадонна Джулия так легко уступит захватчице. И Джованни очень надеялся, что она не будет тянуть с тем, чтобы отстоять свое право на место возле папы. Не хотелось бы пропустить подобное развлечение.
Утолив на время голод телесный понтифик вышел к столу терзаемый голодом уже совсем другого рода. А дразнящие ароматы еды, доносившиеся из столовой подгоняли и поторапливали побыстрее закончить все дела, а те, которые нельзя быстро закончить – перенести. Тем более, что за обедом должно было собраться почти все семейство Родриго Борджиа. Но, как выяснилось, у стола отца ждал только Джованни и монна Тина.
Понтифик недовольно нахмурился. Ждать он не любил. Терпение, если и являлось добродетелью Его Святейшества, то добродетелью вынужденной. Но любимого сына он поприветствовал тепло. Хуанито радовал его отцовское сердце и статью, и нравом, и неизменной почтительностью.
- Мальчик мой, ты самый желанный гость и за моим столом и в моей душе, - ласково проговорил он, обняв старшего отпрыска. – Благослови тебя Господь за радость, которую ты приносишь своему отцу! Я вижу, с монной Тиной ты уже познакомился?
Рука Родриго собственническим жестом погладила бедро красавицы Пикколомини, так хозяин гладит любимую кошку.
Обычно из комнаты, где проходил туалет принцессы Сквиллаче, раздавался веселый смех и, пусть и шепотоком, довольно фривольные шуточки, но сегодня приближенные были тише воды, ниже травы. И несмотря на то, что кое-кто из них воротил нос при виде любимой служанки Санчии Арагонской, сейчас каждая мечтала, чтобы хохотушка Даниэла была здесь. Может, хотя бы ей удалось успокоить разгневанную госпожу.
Минувшей ночью неаполитанка, в полудремотном состоянии дождавшись, чтобы Воробышек завершила вечерний туалет, заснула, едва голова коснулась подушки. Сон была сладким, но зато каким было пробуждение - Джоффре ушел, не сказав ни слова! И теперь она пыталась выяснить у притихших дам, когда именно он покинул ее покои, и почему ни одна из них не решилась ее разбудить.
Но куда больше принцессу Сквиллаче волновало, как она появится пред очи понтифика без сопровождения супруга. Вчера Родриго Борджиа мягко - так кот играет с мышью - намекнул, что до него доходили не радующие его слухи о происходящем в семье его младшего сына. И Санчия была полна решимости доказать, что это только наговоры.
- Слава богу, - истово перекрестилась одна из дам, когда за неаполитанкой закрылась дверь, - хоть немного передышки.
Монна Клариче сурово посмотрела на шушкающихся женщин и поджала губы - если бы принцесса только дала ей волю, уж она бы навела здесь порядок! Разве эта вертихвостка Даниэла на это способна?
....
- Красиво здесь, - разглядывая комнату, в которую ее проводили, вполголоса произнесла Санчия сопровождающей ее женщине. Та кивнула в ответ - даже если бы ее госпожа сказала, что сейчас июнь, и тогда бы она согласилась.
- Принцесса Сквиллаче, - раздался голос и двери, ведущие в покои Его святейшества, распахнулись.
- Вот спасибо тебе, Джоффре, - в сердцах пожелав мужу всего хорошего, неаполитанка ослепительно улыбнулась и с уверенным видом проследовала в столовую.
- Счастлив видеть вас, ваше святейшество, - громко произнес Джованни и, покосившись на пришедшее в негодность платье монны Тины, негромко, но так, чтобы девица услышала, добавил, - я знал, что у вас хороший вкус, отец. О том, в добром ли вы здравии, спрашивать излишне?
Слуги, подносившие все новые и новые блюда на и без того ломившийся от изобилия стол - тем, что Александр называл скромной семейной трапезой, можно было накормить целую деревню - старательно делали вид, что ничего не замечают, и только один, видимо недавно поступивший в услужение, чуть слышно хрюкнул. Герцог нахмурился и, когда неосмотрительный молодой человек проходил мимо, дернул плечом. Не иначе, раньше тот был акробатом. Только эти уличные артисты способны удержать после довольно ощутимого тычка в спину, пусть и изобразив пару замысловатых па, на руках тяжелый поднос.
Жаль, конечно, что не упал, но все равно получилось забавно. Решив, что с бедняги достаточно, Хуан подошел к столу и, заботливо наливая себе и понтифику рубиново-красное вино, меланхолично заметил:
- Вижу, мы пришли первые, - зная нелюбовь отца к опозданием, грех не воспользоваться промахом братьев. - Но с Джоффре я не удивлен - наверное, он будет спать до полудня, - он скосил взгляд на лениво ласкающую бедро Тины руку понтифика и, вроде как вскользь, добавил. - Я вчера вечером нанес визит принцессе Сквиллаче.
Последние слова прозвучали в унисон с объявившем о приходе неаполитанки слуги.
- Я же говорил, ваше святейшество, Джоффре все на свете проспит. Вы позволите мне исправить его промах? - ухмыльнулся Джованни и, не забыв подмигнуть понтифику - как мужчина мужчине, поспешил навстречу неаполитанке.
Увидев монну Тину, Санчия фыркнула себе под нос. Только присутствие понтифика помешало ей "заметить" разрезанное платье.
"Змея", - окончательно решила неаполитанка и, намеренно игнорируя девицу, нежно улыбнулась Его святейшеству и герцогу Гандийскому. При этом, несмотря на то, что те находились отнюдь не рядом, ухитрилась это сделать одновременно.
- Неужели я опоздала? - плутовской взгляд на Джованни и нарочито почтительный в сторону его отца. - Во всем виноват мой муж, - не дожидаясь расспросов - все равно разговор зайдет о Джоффре, пояснила она и сокрушенно покачала головой. - Он еще утром куда-то ушел, но до сих пор не вернулся. Я хотела его дождаться...
Предоставив окружающим закончить фразу по собственному разумению, принцесса облокотилась на руку Хуана и, проследовав за ним к столу, наконец, холодно кивнула Тине.
- Я вижу, и кардинал Валенсийский еще не подошел? - поинтересовалась она и, хотя в том уже не было надобности продолжая опираться на руку старшего сына папы, промурлыкала. - Ваше святейшество, приношу свои извинения за принца Сквиллаче и надеюсь, что хоть как-то сглажу его отсутствие.
На пальце Александра сверкнул перстень с редкой чистоты сапфиром. Санчия, как любая женщина и к тому же принцесса, знала толк в драгоценностях, и потому не сводила с потрясающей красоты камня взгляда. На брошь монны Тины она намеренно не обращала внимания.
Понтифик, услышав о том, что его младший сын опаздывает, недовольно покачал головой. Впрочем. суровость эта была напускной, поскольку при виде принцессы Арагонской в глазах его засветился огонек мужского одобрения красоте Санчи и удовольствия видеть ее в кругу своей семьи. Как известно, семья для Борджиа значила очень многое, а судя по тому, как любезно Джованни поспешил сопроводить жену брата своего к столу, только что не мурлыкая над ней, как кот над блюдцем сливок, то становилось ясно – семья приняла невестку.
- Итак, Джоффре запаздывает, Чезаре сегодня не будет за столом, он выполняет мое поручение. А я слишком голоден, чтобы ждать остальных. К столу, мои дорогие! Монна Санчия, прошу, сядьте по правую руку от меня, а ты, мое сокровище (маслянистый взгляд мазнул по прелестям «сокровища», бесстыдно выставленным на показ) садись по левую руку. Прости сын, но привилегия старших – забирать все, что нравится!
Подмигнув сыну, понтифик усадил дам, сел сам и дал знак слугам разливать вино.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Si vis pacem, para bellum » Любовь и голод правят миром. 03.01.1495. Рим