За несколько часов до того, как Хуан вошел в исповедальню, в капелле палаццо Санта-Мария-ин-Портико, принадлежащей также собору Святого Петра, преклонив перед алтарем колени, молилась Лукреция Борджиа. В руках она сжимала ленту.
Сегодняшняя молитва была самой тяжелой.
Ей было неожиданно просто оставить знак, свидетельствующий о невозможности встречи, в первый вечер. Она обрадовалась этой легкости, решив, что справится с собой, что серьезность клятвы поддерживает ее. Во вторую ночь это нехитрое действие далось ей уже с трудом. Сегодня же она поняла, что та простота была коварна. На самом деле она знала, что Хуан ни о чем не будет подозревать в первую ночь, и поэтому ей было спокойно: с ней оставалась возможность повернуть назад. Он не пришел ни в первый, ни во второй день, но обязательно придет завтра за объяснениями.
Она почти завидовала ему, находящемуся пока в неведении и предвкушении будущей встречи. Он не знал, что больше никогда...
Она вновь произнесла про себя это слово, и оно больно отозвалось во всем его теле и набатом откликнулось в душе. Лукреция могла смириться с ночью, с двумя и тремя, но мысли о дурной бесконечности были невыносимы. Она молилась, чтобы ей была послана твердость в исполнении своей клятвы, но тело юной женщины, познавшей объятья желанного мужчины, не хотело отказывать себе и требовало положенного самой природой. Жизнь бесконечная была отодвинута, и сегодняшнему дню нужно было совсем другое.
В молитву ворвалось очередное воспоминание. Подумав о Хуане, Лукреция поняла, что он ничего не знает о ее борьбе с самой собой. Решение не сообщать и не писать ему было правильным, но теперь ее ум отчаянно искал лазейку, через которую могло бы пройти оправдание встречи. Она подумала, что несправедлива к брату, который имеет право знать, что все закончилось. Тогда он не будет мучиться ожиданием встречи, которой не будет. Лукреция решила написать ему и... испугалась, что письмо попадет в чужие руки. Тогда решила поговорить завтра, как только он придет к ней, и... испугалась того, что он не сдержит своего гнева и чьи-нибудь уши все уловят.
Оставалось одно - встретиться с ним этой ночью и все рассказать, объяснить, сохранить твердость и прогнать. Решение принесло с собой облегчение, и это уверило Лукрецию, что она поступит правильно.
Лента так и осталась у нее в руках. Закончив молитву, герцогиня Пезаро поднялась с колен и, заглянув в исповедальню только для того, чтобы забрать повязанную ночь назад ленту, покинула капеллу.
Этой ночью, как только служанка приготовила ее ко сну и ушла, Лукреция закрыла свою спальню на засов, открыла дверь на винтовую узкую лестницу и, забравшись в постель, приготовилась ждать.

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех

Это было удивительно, но ей удалось задремать. Как раз в тот момент, когда ей показалось, что нервы напряжены до предела и она близка к тому, чтобы сойти с ума от волнения. Сон не охватил ее целиком, а проникал сквозь явь, причудливо сплетаясь с ней. Она видела свою спальню, и ей казалось, что она видит и Хуана и что-то говорит ему. Несколько раз говорила ему о том, что им придется расстаться, но он только смеялся, как будто она говорила ему что-то совсем другое.
Но вот сквозь сон забрезжила явь. Лукреция в самом деле услышала его голос  и проснулась.
- Хуан, - тихо прошептала она. - Я одна.
Послышался звук закрываемой двери и запираемого засова. Она слышала его шаги и поспешно поднялась с постели и потянулась к креслу, на которое был небрежно брошен турецкий халат - давний подарок.

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех

Она почему-то думала, что он начнет с вопроса, что будет спешить узнать, что же случилось такого, что целых две ночи она не хотела его видеть у себя.
И тогда она ему расскажет.
Но он и не думал ничего спрашивать. Он шептал совсем другие слова. Их говорят не для того, чтобы начать разговор.
- Хуан, - начала она.
Она начала горячо говорить ему о том, что ему надо отстраниться. Ей так казалось, потому что на самом деле, кроме его имени, она ничего не произнесла.
А потом он прижал ее к себе, и его руки заскользили по ее спине, от бедер к плечам, и вместе с их движением все громче и тяжелее стучало сердце. И тогда Лукреция поняла совершенно отчетливо, что есть в этом мире что-то, чего она никогда не предаст и от чего никогда не отречется. И это было притяжение мужчины, к которому так чутко было ее тело. И от этого открытия стало легко на сердце, потому что не надо было притворяться, обманываться и лгать. Теперь она поняла о себе кое-что очень важное. Испытание клятвой было пройдено так, как и должно было.
- Два дня, потому что я была глупа, - Лукреция качнулась назад, увлекая за собой к постели Хуана.
Теперь она торопилась, чтобы не успело какое-нибудь ненужное сожаление, которое вынудит ее запротестовать и все испортит, хотя ничего уже не изменит.
- Хуан, я тебя потом раздену. А теперь не медли. Я должна почувствовать тебя прямо сейчас.

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех

Сквозь темноту, которая казалась черной, пока они были ослеплены страстью, медленно проступали серые очертания комнаты. Лукреция лежала в объятьях Хуана. Дыхание постепенно выравнивалось, сознание успокаивалось. Она прислушалась к себе: разочарования не было, как не было угрызений совести или сожаления о содеянном.
"Я не могу без этого жить", - спокойно подумала она.
Это было многим. Ожиданием, предвкушением, чувством полного слияния, наслаждением, восторгом на пике и нежностью отношения. Всему остальному отныне приходилось жить, учитывая это и занимая не более, чем оставшееся место, как уж получится. Теперь не ее отношения с мужчиной должны были учитывать клятвы, обещания и обязанности, а наоборот - все остальное устраивалось так, как определено было мужчиной, которого она желала.
Лукреция приняла это в себе со спокойной гибкостью, свойственной юности. Она не считала свою уступку жертвой. Она уступила не Хуану и не жертвовала себя ему. Все получилось для нее. Но ее отношение к Хуану требовало узнать, как это примет он.
После долгой тишины, когда двое молчат об одном, Лукреция лениво повернулась на бок и посмотрела на любовника.
- В тот день, когда ты был у отца, я тоже была у него. Еще утром. Он потребовал от меня клятвы, и мне пришлось ее дать, - спокойно сказала она.

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех

- Нет, не разумнее, - покачала головой Лукреция. - Я сделала то, что хотела сделать. Он был несчастен, я не могла его таким видеть. Он попросил поклясться его спасением, и его невозможно было умолить не делать этого. Никогда не видела его таким непреклонным. Я обещала, и он успокоился. Мы расстались, как будто все стало по-прежнему.
Она рассказывала все Хуану, и в ее голове все складывалось и прояснялось. Она дала отцу то, что он ждал от нее. Как месяц назад давала Джани то, что он ждал и хотел получить от нее. Стоит признать, у нее это неплохо получается. И отец теперь доволен так же, как доволен ее муж. И ей спокойно... И было в этом какое-то свое удовольствие, каждый раз свое. Может быть, в этом умении и есть вся она сама? И только что она так же отвечала и угадывала желания Хуана. Только это другое, потому что его желания - отражение ее собственных. Или ее желание рождается из его.
Лукреция провела рукой по животу любовника, и ее губы дрогнули от удовольствия.
- Хуан, - по-особенному позвала она его, как будто он был не рядом с ней.
Лаская его, она потянулась к нему губами. Впервые, желая его, как мужчину, она не избегала думать, что он ее брат. Потребность в этом разделении вдруг отпала.
- Ты мой брат, - прошептала она ему, прижимаясь бедрами. - И любовник...

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех