С каждым днем харчи Магдалены становились жирнее, а объятия - жарче. Все чаще свои ночи неаполитанец проводил не на сундуке в закутке, который выделил ему Меркуцио, а в каморке кухарки. Что от добра отказываться, коли само в руки идет? В Сант-Анджело Кьяра вела себя совсем иначе, не так, как при их встречах: не улыбалась, а смотрела неласково, надменностью не иначе как заразившись от госпожи, высоко нос задирала, и теперь уже Паломо сомневался, что из служанки монны Лукреции получится хорошая жена. Послушания в той не было и на медную монету, подарки принимала, а чтобы к телу допустить - так даже щипнуть через бой получалось. Да и не видел ее последнее время неаполитанец, а Мадина - рядом, слушает, восхищается. Хорошая женщина, умеет оценить свое счастье. Не красавица, это да, зато круглая, сдобная, на такой, как на мягкой перине, и спать сладко. Пожалуй, и остался бы Энцо в Риме, если бы не услышал случайно разговор двух стражников, что теперь, когда франки ушли, неплохо бы и к своим приглядеться.

Ох, уходить надо, от греха. Чистое везение, что его до сих пор еще не трогали. А как захотят ребята бдительность проявить, то и далеко ходить не придется, бери тепленького, раскормленного. Хорошо еще, что учил щенка этого, пузо не отъел. Бежать-то бежать, но вот только куда? Да и в кошеле пара медяков лишь. Мади кормить кормила, а денег в руки не давала. Говорила, что, мол, сначала к алтарю, а потом, милый, все мое твоим будет.
Жаль покидать насиженное убежище, но лучше голодным под кустом спать, чем сытым на пике корчиться.

Энцо недовольно отодвинул миску с остатками мясной подливы. Если хорошенько пошарить у комнатах слуг, может, и найдет что себе в путь. Раньше под подушкой у любовницы в тряпице лежали целых пять дукатов, но нет их теперь, перепрятала, толстуха недоверчивая. Теперь неаполитанец во двор и не выходил, все подозрительным ему казалось. И стражники смотрят выжидательно, и слуги в углу шушукаются. Точно, все против него.
Надо бы поласковей с Меркуцио. До сих-то пор парню тычки доставались, вроде как по учебе, а на самом деле чтобы место помнил. А вот пусть расстарается и учителю что-нибудь посущественнее стишков притащит.

... Паломо слушал сбивчивый рассказ Пьеро и с каждым словом мрачнел. Значит, оставляет его ученичек. Сам, значит, сюда притащил, а теперь в бега подался? Знаем мы эти поручения, глаза-то вон бегают. Да и враль, каких мало. Сначала его послушать, так приближенный герцога Пезаро, а на самом-то деле - на побегушках, полы на карачках драит, тьфу ты! Знаем мы, как же, заработает он...
Так-так-так, а вот теперь помедленнее. Что он там про деньги? Ну вот, на самом интересном месте замолчал, заюлил. Нет, дружок, так дело не пойдет, Энцо Паломо так просто никто не кидал. Кьяра вот только, да баба она баба и есть.
Перед тем, как проститься, неаполитанец крепко обнял Пьетро, прижал к себе, вроде как расчувствовавшись, похлопал его по спине, бокам. Пусто. Но запах легких денег витал в воздухе, уж тут не ошибешься. Надо бы проследить, посмотреть, что и как.

На заре Энцо прогуливался возле палаццо герцога Пезаро. А вот и тот, кого ночь поджидали.
Пешком за конным - ноги сотрешь, но повезло, недалеко парень ушел, на постоялом дворе обосновался, решил бы подальше отъехать - так ищи-свищи ветра в поле. Паломо крякнул, перевел дух, будто добрую половину дороги рысью не бежал, и толкнул тяжелую дверь.
- Ну, здравствуй...

Подпись автора

От сумы и от тюрьмы не зарекайся
Одни копят, словно должны жить вечно, другие тратят, словно тотчас умрут

Желтый блеск притягивал взгляд. Так все-таки щенок не врал, на самом деле в дорогу собрался... и при деньгах. Даже за половину этой суммы неаполитанец готов был откусить любому нос. Вот только после гибели Уго и Энцо стал осторожнее, запомнил присказку подельника, что стричь золотое руно куда выгоднее, чем убить и освежевать золотоносного барана. Перерезать горло Пьетро он еще успеет, кто знает, не пригодится ли для чего юнец. Пусть пока поживет.
"Не догадался, что за ним ехал. И куда ему!" - самодовольно подумал наемник и ощерился в приветливой ухмылке:
- Да, в аду-то пожарче будет, - хохотнул и без церемоний пояснил. - С тобой поеду. Случится еще что по дороге с учеником, так я потом места себе не найду.

Себе неаполитанец казался чертовски умным и хитрым, во как закрутил, вроде как благодеяние оказывает. А откажется Пьетро, так для того, чтобы на своем настоять, и кинжал припасен. Можно было бы и сразу, да самому из Рима бежать надо, с попутчиком - сподручнее будет, в случае чего им и прикроется.

Подпись автора

От сумы и от тюрьмы не зарекайся
Одни копят, словно должны жить вечно, другие тратят, словно тотчас умрут

Глядя как монеты исчезают в кошеле Меркуцио, Паломо сглотнул вязкую слюну - ему бы сейчас хотя бы половину суммы, уж он-то нашел бы куда ее потратить! Но вот уж верно - бодливой корове Бог рога не дает, не удерживались в руках неаполитанца ни серебро, ни медь. При всей своей скуповатости, себе, любимому, он ни в чем не отказывал. Один раз только ошибся, положился на Красавчика, тот расчетливым был, вот Энцо и понадеялся, что сохранятся капиталы понадежнее. Так ведь сдох подельничек, паскуда, и деньги вместе с ним в лету канули. Эх... А этому щенку повезло, ничего не скажешь. Да с такими деньжищами - сам себе господин, а этот и впрямь собирается поручение выполнять.

Энцо отхлебывал из кружки уже остывшее вино, обстоятельно кивал, а сам прикидывал про себя, что Флоренция - ничуть не хуже Неаполя, вот там он с юнцом и разберется. Вместе доедут, а дальше уж - не обессудь, ничего личного. Сам виноват, не надо было деньгами перед носом крутить.

- Так я сразу за тобой помчался, все и оставил, - не нашел ничего более умного, чем на спешку все списать, - а коня моего - приятель забрал, я ж никуда не собирался, а тому очень надо было, - совсем заврался, но даже сам себе поверил, что благородство проявил. - Так что я весь - как есть.
Ухмыльнулся, а сам смотрит испытывающе - догадается ли щенок, что помочь надо попутчику или еще как подсказать?

Подпись автора

От сумы и от тюрьмы не зарекайся
Одни копят, словно должны жить вечно, другие тратят, словно тотчас умрут

Не от благодарности потерял дар речи Паломо, а от того редкого по силе изумления, которое лишает языка даже самых непробиваемых людей. Один, два, три... - что там идет после трех? - потом еще одна и еще. Про зашитые в рукаве дукаты он не знал, потому еще больше дивился невиданный щедрости - юнец большую часть отдал легко, будто у него нескончаемый кошель, в котором само родится золото.
И тут неаполитанца осенило - и в самом деле, чем еще можно объяснить подобное, как не тем, что у Пьетро не одна схоронка. Стало быть, убивать его пока нельзя, даже во Флоренции. Тогда получается, что он, Энцо Паломо, собственными руками накинет удавку на свое будущее богатство?!
Кинуло в жар, будто и впрямь его золотоносная курочка отправилась к праотцам. Наемник залпом допил вино и только после этого сумел перевести дух.
- С-с-с-спасибо, - выдавил, наконец, слова благодарности.
Все-таки с щенком нужно быть поласковее, пусть расслабится, вдруг по глупости что расскажет.

- Да бог с ними, с вещами, - великодушно махнул рукой. - Я - человек привычный, по дороге купим. Вот разве что коня... Не могу же я друга обобрать. Лошадку достану и можно тронуться в путь.

...Золотые россыпи манили. Паломо сам уже поверил, что едет навстречу своей судьбе, ведь нагадали же ему, что богатство его ждет нежданное, только нужно не полениться, руку протянуть. Значит, так тому и быть. Цыгане - они-то врать не будут.

Подпись автора

От сумы и от тюрьмы не зарекайся
Одни копят, словно должны жить вечно, другие тратят, словно тотчас умрут

Лошадка была смирной, но резвой, за намазанную каменелым медом краюху готова была на край света бежать, шерстяной дуплет под подбитым мехом плащом надежно защищал от холода и ветра, на ужин - кусок хлеба с зажаренным дочерна окороком, вдоволь кисловатого вина. Паломо особо не торопился. То так, то эдак подступал он к Меркуцио с вопросами, а ну как забудется, расскажет про схорон, но тот кремень оказался, ни словечком не обмолвился. Что ж, мы люди терпеливые, подождем.
На кратких стоянках Энцо до блеска начищал свой меч, не давал ему застаиваться в ножнах. В моменты хорошего настроения поучал спутника, что бабу можно забыть, а оружие - оно верной и преданной любви требует. Не потому ржавеет, что влагой тронуто, а от тоски более. А коли хозяин холит, любит, так даже дурной стали нож будет служить не хуже кинжала дамасской стали.

Цокот копыт о старую кладку Фламиниевой дороги, дороги, названной в честь цензора, а не безымянных рабов, таскающих и вбивающих в землю эти камни, и был ответом. Весной через неплотно пригнанные булыжники пробивалась сорная трава, но даже такой стертый многими копытами путь была лучше грязевого бездорожья.
- Так чем же Неаполь хуже Рима? - Паломо хохотнул в ответ. - Вон этот франкский король Римом-то побрезговал, к Неаполю отправился.
Для наемника не так было важно место, где он родился. Где ему хорошо, там и родина.

- А ты, смотрю, заскучал. По девке, что ли, вздыхаешь? Это, брат, дело такое. Вот ты здесь, при деньгах - любят тебя, а стоит за порог - так куда только верность девается. Так что ты не горюй особо, вот на постоялом дворе найдем временных жен, тоску как рукой снимет, - Энцо покосился на Меркуцио и вроде как невзначай спросил. - Ну что, угадал я, есть у тебя кто?

Возможно, что золото у женщины какой. Такие, как Пьетро, простодушные, могут и в чужие руки для сохранения отдать. Не упустить бы.

Подпись автора

От сумы и от тюрьмы не зарекайся
Одни копят, словно должны жить вечно, другие тратят, словно тотчас умрут

Энцо почесал в затылке - это ж надо, какое совпадение, и Пьетрова Кьяра тоже у мадонны Лукреции служит. Хотя слышал он, что аристократы эти не желают имена прислуги запоминать, вот и зовут всех как им будет угодно.

- Знавал я одну Кьяру, - ухмыльнулся, не догадываясь, что об одной и той же говорят, - огонь-девка. Обнимешь и пот прошибает, как жарко.
Он самодовольно посмотрел на спутника, уверенный, что его Кьяра куда нужнее госпоже будет, а та, что со слугой якшается, небось, только для того требуется, чтобы ночную вазу выносить, или еще чего почище, вернее, погрязнее.
Чем дальше была от Паломо Пантисилея, тем более близкими казались ему их отношения. Теперь он вновь стал уверен, что служанка герцогини Пезаро только цену себе набивала, а сама была совсем не прочь. Только не складывалось у них как-то, просто так далеко не убежишь, а в краткие мгновения, когда им удавалось уединиться, у Кьяры обязательно находилось какое-то дело. Похоже, что папская дочь и получаса не могла без нее обойтись... Эх... Сколько подарков зазря перевел! Хотя, если подумать, удавалось иногда щипнуть, значит, не так уж зазря.
Да скоро он будет так богат, что любая его будет, бабы - они на золото падкие.

За этими приятными мыслями он не заметил сомнений и размышлений Меркуцио, потому и принял его слова за немудрящую шутку, нашедшую, впрочем, отклик и понимание. Он потряс кошельком и загоготал:
- Уговорим, еще как уговорим. А если уговор кое-чем подкрепить, так еще отбиваться будем. Нам бы только доводы повесомее.
Паломо с таким хрустом потянулся, что его конь сбился с шага. Неаполитанец не оставлял надежды вызнать, где у Меркуцио деньги припрятаны. Пока мальчишка спал, он и сбрую всю осмотрел, каждый гвоздик в подкове рассмотрел, хотя нервный жеребец так и норовил дать копытом в лоб. Ладно, недолго еще едут.
Вот если бы Пьетро всех денег лишился... А вот это, кстати, идея. Если их ограбят - а что, на дорогах разное случается! - но только так, чтобы сам Паломо в накладе не остался, ничего парню иного и не останется. Вот бы им крюк сделать и Терни в завернуть. Есть у него там пара людишек на примете. Им пару золотых посулить, вроде как просто за пугануть человечка, так они еще довольными останутся. Им за эти деньги месяц работать бы пришлось. Хотя они-то как раз и не работают.
"Интересно, а хорошо ли Пьетро знает дорогу?" - и неаполитанец задумчиво потер щетину.

Подпись автора

От сумы и от тюрьмы не зарекайся
Одни копят, словно должны жить вечно, другие тратят, словно тотчас умрут

Вот любит все-таки Паломо Господь, ведь как оно - только подумал, а сразу Богу в уши. В широкой улыбке зачернели зубы, лицо же приняло такое благостное выражение, что хоть иконы пиши.
- Так мы, друг Пьетро, можем другой дорогой поехать. Она немного подлиннее, но поприятнее будет.
Идея ограбить спутника плотно засела в голове, мешала сосредоточиться. Во всем, что не касалось денег, неаполитанец соображал туговато - для того, чтобы кинжалом проверять на прочность - особого ума не надо было, за двоих думал Уго, а Энцо был вполне доволен своей ролью "снаряды подносящего". Но серебро и уж тем паче золото проясняло мозги, делая наемника если не умным, то хитрым.
Вот и сейчас он ехал и подсчитывал.
Ограбят их, вернее, Пьетро, останется тот без денег и что? Что, если схоронка во Флоренции или еще хуже - в самом Милане? Так ехать придется на те деньги, которые бренчали в кошеле самого Паломо. Плохо как-то получается. Очень плохо.
Вот как бы ему язык-то развязать, только по-хорошему. Хлипок больно паренек, еще отдаст Богу душу от пристрастных расспросов. Можно напоить, конечно, в пьяном виде все становятся хвастливы. Пожалуй, это может помочь. Трактир бы какой подходящий, чтобы не в общей зале сидеть, а в комнате отдельной. Ни к чему, чтобы другие слышали, что тут люди с деньгами едут. И без того Господь от разбойников и просто оголодалых селян отводит.

- Или мы торопимся сильно? - поинтересовался вслух. - Если время найдется, то есть у меня местечко на примете хорошее, где переночевать, ну и прочее... - чтобы у Меркуцио не осталось сомнений, Паломо сделал недвусмысленный жест, при этом едва не свалился с лошади, до такой степени хотел доходчиво объяснить.
Никакого трактира, ни хорошего, ни плохого он не знал, но решил, что остановятся в первом, который ему приглянется. Темнеет уже, хорошо бы не под небом, а в чистой постели выспаться. А там, даст Бог, утром богачом проснется.

Подпись автора

От сумы и от тюрьмы не зарекайся
Одни копят, словно должны жить вечно, другие тратят, словно тотчас умрут

- Похоже, сбились мы с дороги. Надо было в лесу переночевать, а не в темноте ветками глаза выкалывать.
За суровостью тона Энцо скрывал озадаченность. Казалось бы, что было проще, доехать до первой попавшейся таверны, "принять" ее за нужную, там и остановиться. Выдать же неизвестный дом за хорошо знакомый трактир никак не представлялось возможным, это и при своем тугодумстве неаполитанец очень хорошо понимал.

- Сначала лошадей накормить-напоить надо, а потом уже и самим за стол. Ты погоди себя по-хозяйски вести, - одернул он ученичка.
Если придется уносить ноги, так то налегке сподручнее будет, а голодные лошади и шагу не сделают. Вот тут надо и угадать, чтоб корм - не от пуза, а то отяжелеют. Нечисто в этом доме, то ли от страха попрятались хозяева - хотя что им двух одиноких спутников бояться? - то ли что похуже.
Не нравилось здесь Паломо, совсем не нравилось. Планы свои на богатство Меркуцио он отложил до более удобного случая.
- Уроки-то помнишь? - прошептал.
К чему такая предосторожность? Меркуцио тут во весь голос орал, да и лошади ржаньем выдать могли, но у наемника сосало под ложечкой - точь в точь как в тот день, когда он нашел под лестницей тело своего приятеля.

- Не то это место, - пояснил он, хотя и так можно было догадаться. - Валим подобру-поздорову. В лесу переждем, посмотрим, кто такой гостеприимный. Столько мерзли, еще немного померзнуть можем.
Зафыркали лошади. Идет кто-то или так просто? Паломо задул свечу и, крадучись, пошел к двери. Чувствовал собрата, да и если это простые селяне, так они за свою лачугу сразу на вилы поднимут, не поздороваются.

Подпись автора

От сумы и от тюрьмы не зарекайся
Одни копят, словно должны жить вечно, другие тратят, словно тотчас умрут

Пока Меркуцио растерянно хлопал глазами, не такой шустрый, но зато тертый в передрягах неаполитанец пригнулся и успел за то время, пока в домике царила темнота, больше чутьем, чем зрением различая препятствия, спрятаться за наваленной возле входа кучей соломы, после чего, пользуясь тем, что внимание вошедших было отвлечено на растерянно блеющего парнишку, на четвереньках, но споро, будто так в своей жизни и передвигался, выскочить на улицу.

Первой его мыслью было - бежать. Раз уж его так удачно не заметили, грех не воспользоваться. Оседлать одного коня, второго под уздцы - не пропадать же добру, и деру. Пьетро сам как-нибудь отбрешется, язык-то у него без костей. Если повезет, то просто ограбят мальчишку, а не повезет, так то не его, неаполитанца забота. Только что же это тогда получается? Он щенка пестовал, жизни учил, тяготы дорожные делил, а денежки кому-то другому достанутся?
Жадность боролась с трусостью, и пока жадность побеждала. Отпускать от себя откормленного каплуна - да он сам потом себе этого не простит!

И все же возвращаться не хотелось, страх за свою шкуру поднял голову и взывал к рассудку. Возможно, Паломо бы и прислушался, но в этот момент один из вошедших как раз и поинтересовался, сколько же у мальчишки задов, если ему две лошади понадобились. Время было упущено, и неаполитанец крадучись приблизился к крохотному окошку. После темноты улицы даже слабый свет свечи показался ярким...

Эх... плохо-то как - как в тиски взяли щенка. Вот учи таких. Первый, что с простоватым лицом, оказался далеко не прост, за спиной встал, прикрыл путь к отступлению. Маневр Меркуцио был ясен, но Паломо так и не смог понять, что толку в свободной руке, если тебе вот-вот сзади в горло вцепятся. Правда, пока оба незнакомца вели себя почти мирно.
Старшим у них явно был горбун, он и вопросы задавал.
- Ты бы сам сказал, кто ты, зачем пожаловал, второй кто, - ласково увещевал, но эта была та забота, с какой палач спрашивает, не жмет ли испанский сапог. – Или язык вдруг проглотил? Это ничего, ничего, мы тебе его подрежем, так точно им не подавишься.

Погодите-ка, как это подрежем? А как же щенок мне про золото расскажет? И неаполитанец решился. Затевать драку двое на двое – еще неизвестно, чья вверх возьмет, потому он вошел открыто и остановился в дверном проеме.
- Да оставьте парня-то, - вальяжно произнес и особым способом коснулся пальцем кончика носа. Для непосвященных вроде как почесал, но для знающих – знак был, свой вроде.
Посмотрим, что за голуби на нашу кормушку прилетели.

Подпись автора

От сумы и от тюрьмы не зарекайся
Одни копят, словно должны жить вечно, другие тратят, словно тотчас умрут