Дворец Борджиа
- Подпись автора
Яд и кинжал |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. О tempora! O mores! » Сочувствие с подтекстом. 13.08.1495. Гандия
Дворец Борджиа
После печального известия Мария провела в постели целый день, ночь и все следующее утро. Целый день она посвятила молитвам и беседам с духовником, никого не принимала и лишь к вечеру осведомилась о здоровье невестки. Донья Хуана, почти целые сутки неотлучно находившаяся при Бьянке, рассказала, что та исходила на крик весь вечер, прорыдала всю ночь и проплакала все утро. Теперь она тоже плачет, но уже не постоянно. Мария кивнула и отпустила донью Хуану к Бьянке с вопросом, готова ли та принять герцогиню следующим утром.
Мария тепло относилась к итальянке, но та все-таки пугала ее открытостью своих чувств. И если раньше, когда Бьянка легко смеялась, радовалась, удивлялась и благодарила, Мария находила в этом своеобразную прелесть, то теперь боялась своей невестки. Мария, чутко прислушивавшаяся ко всему, что происходит внутри нее, где уже чувствовались шевеления ребенка, опасалась бурных проявлений Бьянки. Заражаться смехом приятнее, чем стенаниями, тем более что самой ей покой теперь не давался.
И все-таки чувство долго не позволило Марии слишком долго избегать Бьянку. Утром второго дня, узнав, что та готова к разговору, Мария отправилась к ней. Она показала ей письмо, и обе женщины, к огромному облегчению обеих, разделили горе друг друга.
К дню, когда ждали дона Энрике, дворец Борджиа уже вышел из полного уныния, в которое был погружен несколько дней. Тоска потихоньку сменялась печалью даже у хозяйки и ее подруги по несчастью, а в комнатах слуг уже даже слышался иногда приглушенный смех. Мария уже без слез могла молиться за душу несчастного брата, но думала уже больше о земном пути его вдовы, в котором считала своим долгом принять деятельное участие. Она была убеждена, что Бьянка должна остаться в Гандии при ней. В этом было и сочувствие, потому что Мария догадывалась, что возвращение Бьянки в семью может не сулить ей ничего хорошего, и тонкий расчет. У Марии были придворные дамы, но не было настоящей подруги, которой она могла бы доверять, как равной, на чью преданность могла бы полностью рассчитывать, но которая все-таки была бы ей обязана и не имела бы возможности ослушаться. Этот расчет Мария сама не осознавала, конечно, оставаясь в уверенности, что просто полюбила невестку и не хочет бросать ее на произвол судьбы.
Мужчины не плачут, если кто-то и плачет, то это уже не мужчина - всю свою жизнь Энрике Энрикес де Киньонес, сеньор Вильяды, Вильявисенсьо, Орко и Баса был в этом уверен, и на любые робкие попытки возражений лишь презрительно усмехался. Сейчас же адмирал Сицилии был бы рад хотя бы таким, не вызывающим уважения способом вырвать из груди тяжелый ком, только все равно глаза его оставались сухими.
Чем он так прогневил бога, если тот одного за другим забрал у него двух сыновей? За какие грехи он несет такое наказание?
Но небеса хранили угрюмое молчание, и несчастному отцу оставалось только молиться. И без того истовый католик, все свободное время дон Энрике проводил в церкви. Благодаря своей выправке обычно моложавый, он разом одряхлел и стал выглядеть значительно старше своих лет. Два сына... было два сына, а теперь ни одного. И ни один не оставил после себя на земле ничего. Первенец, Энрике, ждал, когда отец подберет ему жену... Не дождался. А младший, Альфонсо, раньше боявшийся алтаря как черт ладана, неожиданно привез жену из Италии. Без благословения и разрешения, повинуясь лишь одномоментному капризу. Не подумав о том, что после смерти Энрике именно он должен был наследовать отцу. Никого, никого не осталось... Только дочь, Мария. Но она - женщина, и ее дети будут носить титул герцогов Гандийских. Кто же станет следующим адмиралом Сицилии?
В беспросветности мыслей вдруг забрезжил робкий луч надежды. Только что бессмысленно буравящий взглядом стену, дон Энрике подобрался и приказал оседлать ему лошадь. Осталась еще одна возможность, последняя... И ради этого идальго готов был смириться с устроенном Альфонсо мезальянсом.
До Гандии добрались быстро, хотя в этот раз путь показался Энрикесу куда более долгим, и вскоре ставший в несчастье более мягким отец прижимал к груди свою единственную дочь. Помня о ее положении, он не слишком усердствовал, хотя, на мгновение расчувствовавшись, готов был раздавить Марию в объятиях, но, взяв себя в руки, отстранился и глухо произнес:
- Тяжелый выпал год, очень тяжелый.
Отредактировано Энрике Энрикес (01-06-2018 16:03:22)
На некоторое время в комнатах герцогини воцарились только дочерняя и отцовская нежность. Мария как будто забыла о том, что злилась на отца и никак не могла избавиться от неприятного чувства, что именно он виновен в своем и ее горе. Теперь она обнимала его и шептала слова утешения, глотая вновь выступающие слезы.
- Ну вот... я опять расплакалась... - Мария вытерла рукой щеки и отстранилась от отца. - Садись... ты, наверное, очень устал?
Несмотря ни на что, Мария подумала, как удачно сложилось, что как раз теперь Бьянки с ней нет. До того, как дон Энрике увидится с так и незнакомой ему невесткой, герцогиня Гандии хотела бы сама поговорить о ее судьбе.
- Моя усталость - самое меньшее из бед, - с горечью отозвался адмирал и, тяжело опустившись в предложенное кресло, поднял глаза на бледное лицо дочери.
Мария выглядела так, как и должна была выглядеть потерявшая брата сестра, к тому же и ее беременность наложила свой отпечаток, потому дон Энрике не стал еще сильнее мучить дочь ожиданием и сразу перешел к делу:
- Наверняка ты понимаешь, почему еще я приехал. Причина не только в тебе, хотя в менее печальных обстоятельствах я был бы очень рад тебя видеть, но и в донне Бланке.
Он невольно сделал паузу перед именем нежеланной невестки, только назвать ее вдовой Альфонсо язык так и не повернулся.
- Но перед тем, как увидится с ней, я хочу спросить у тебя... Возможно, между вами сложились доверительные отношения, а даже и если нет... Ты - замужняя женщина, а сейчас должна быть особенно чутка к подобному... Скажи, как по твоему мнению, не может ли донна Бланка носить ребенка? - Энрикес помолчал и, вздохнув, добавил. - Альфонсо скрывал это от меня, но я-то знаю, что стоило ему освободиться, как он тут же мчался в Гандию. Я делал вид, что мне ничего неизвестно, и без того наши отношения были сложными, а вот сейчас подумал... Может, отняв сына, бог подарит мне внука?
Отредактировано Энрике Энрикес (03-06-2018 13:03:41)
Марию приезд отца совсем не удивил. Она ждала его, была уверена, что он приедет, потому что будет искать утешения в горе. Это для всех он был мажордомом короля и адмиралом Сицилии, человеком жестким, решительным и сдержанным. Она хорошо знала, что даже такому нужно утешение и излить свое горе рядом с тем, кто поймет и утешит. Была она уверена и в том, что он захочет увидеть Бьянку. Познакомиться с невесткой стоило давно. Если не принять у себя, то хотя бы приехать сюда. И смерть сына должна была стать, наконец, тем решительным доводом, который бы разбил все преграды.
И когда дон Энрике вошел, Мария решила, что понимает доводы, приведшие его в Гандию.
Но вопрос отца дал понять, что она совершенно не представляла себе, почему он приехал.
- Бьянка была ему интересна только как возможная мать внука, в прочем же, возможно, ничего не изменилось.
И вновь Мария почувствовала неприятный укол если не осуждения, на которое она не смогла бы решиться, то несогласия.
- Я... не слышала от нее ничего подобного, - осторожно сказала она. - Но стыдливость и осторожность донны Бьянки могут не позволить ей пока быть откровенной.
- На самом деле я и не надеялся, что она будет откровенничать, - холодно отметил Энрикес.
Если донья Бланка и в самом деле носит в себе ребенка Альфонсо, он был готов с ней мириться, но полюбить ее как дочь и даже как невестку, все равно бы не смог. И вообще... Если богу угодно подарить ему внука (про то, что может родиться и внучка, адмирал старался не думать), то самым правильным будет сразу отдать его в правильные руки. Мать-итальянка не научит ничему хорошему, тем более такая... разом забывшая обеты, стоило только замаячить более выгодной партии.
Как бы там ни заверял его Альфонсо, дон Энрике не верил во внезапно вспыхнувшую страсть. Девица просто оказалась достаточно ушлой и сумела окрутить даже того, кто и раньше и слышать не хотел о браке. А даже если и страсть... Может быть, оно даже и хуже. Девушка благородного происхождения и при этом не сумевшая себя соблюсти... Печально, весьма печально, какое горе и какой позор для родителей.
- Как мужчине, мне будет неловко расспрашивать ее об этом, но как возможный дед я имею право задавать вопросы. Если донна Бланка в тягости, она останется здесь - мне будет спокойнее, если она проведет эти месяцы рядом с тобой - хотя нехорошо хвалить своих детей, но я горжусь твоим благочестием, если же нет... В таком случае ты поможешь ей собраться в дорогу, в Испании ей делать больше нечего. Приданое так и не выплачено, так что и вдовьей доли не будет. Как налегке приехала, так и уедет.
Дон Энрике и сам слышал, как жестоко прозвучали его слова, но не чувствовал себя в том виноватым. Донна Бланка отняла у него сына и будь он проклят, если когда-нибудь забудет об этом.
Отредактировано Энрике Энрикес (05-06-2018 15:25:48)
- Конечно, я понимаю тебя, - сказала Мария.
Это было машинально. Обычная фраза, которой она привычно прикрывалась, если слова отца, брата или мужа заставали ее врасплох, были неожиданными. Мария была слишком правильно воспитана, чтобы начинать спорить и протестовать открыто, но при этом и не настолько глупа, чтобы со всем соглашаться. Фраза, сказанная ею только что, была призвана дать ей время подумать, как поступить, но не насторожить собеседника. К счастью, никто до этого пока так и не догадался.
Она казалась спокойной, хотя в душе ее поднялась целая буря протеста. Она сама не могла понять, почему. Видимо, судьба несчастной Бьянки казалась ей как будто что-то говорящей и о ней самой. Конечно, она герцогиня, дочь адмирала Сицилии, так что никто не может ей делать больно, кроме мужа. Даже отец уже не властен над ней. А Бьянка оказывалась в руках всех - и своего свекра, и своего отца, и, вероятно, разозленного брата. И все это потому, что поверила Альфонсо, который плохо защищал ее при жизни, а после смерти оставил и вовсе беззащитной. Альфонсо был братом, доверившим ей свою жену, и Мария чувствовала свою ответственность за итальянку. Но ей нужно было время, чтобы что-нибудь придумать.
- Не будет ничего странного, если Бьянка окажется беременной. Думаю, она слишком юна и неопытна, к тому же застенчива и скромна. И может не догадываться о своем положении. Поговори с ней, но не слишком верь, если она скажет "нет". В этом надо будет еще убедиться, и не мужчинам заниматься таким деликатным делом.
- Да, возможно, она и сама еще этого не знает, - ухватился за эту мысль Энрикес.
Сам адмирал не был сведущ во всех этих женских проблемах, но предполагал, что и недавние девицы далеко не так опытны. Даже такие... бесстыдные, как эта донна Бланка. До получения письма о гибели Альфонсо дон Энрике называл невестку так, как ее звали и на родине, теперь же предпочитал думать о ней на испанский манер. Только бы она и в самом деле была беременна. Единственное, о чем он старался не думать, а на самом деле опасался, так это то, что Бьянка разрешится девочкой. Не то, чтобы Энрикес не готов был полюбить и внучку, но это значило, что ему бы пришлось считаться и с ее матерью. Он готов был, скрепя сердце, пойти на это, но только ради внука и наследника.
- Пошли кого-нибудь за ней, - рассеянно из-за того, что непрошенные, эти мысли его все же терзали, произнес он. - И оставь нас потом вдвоем.
Получилось так, словно он стремился побыстрее избавиться от дочери, и, спохватившись, дон Энрике добавил:
- Разумеется, после того, как ты расскажешь мне, какие у тебя новости, - и снова получилось невпопад, ведь новость у них была одна на двоих, потому ставший в своем горе косноязычный отец быстро исправился. - В смысле, как ты себя чувствуешь... и вообще..
Отредактировано Энрике Энрикес (06-06-2018 15:49:52)
За минувшие дни Бьянка успела послать письмо родным, в котором рассказала о своем быстром и неожиданном вдовстве. Погода на море была благоприятна к итальянке, и не только ее послание, но и ответ на него дошли быстро. Семья к ней оказалась менее благосклонна. Выразив сочувствие и сожаление, брат писал, что Бьянка может вернуться домой, но среди витиеватых фраз недвусмысленно и прямо прослеживалась одна мысль: в ее нелегкой судьбе ей осталось искать утешения только в Боге. Перед недавней женой блестящего будущего адмирала Сицилии забрезжила судьба монахини. Милая приписка от невестки была явно призвана смягчить впечатление, но не дать другую надежду.
"Неужели так все и кончится?" - спросила сама себя Бьянка, дочитав письмо брата.
Именно так она и восприняла уготованную ей судьбу. "Вот и все. И больше ничего не будет". Наверное, так же бы она подумала, если бы попала в плен к разбойникам, и над ней был занесен нож. Монахини вызывали всегда ее восхищение, и она, подобно многим юным девицам, провела в своей жизни месяцы под их опекой в монастыре, но никогда (если исключить самых первых детских впечатлений) Бьянка не мечтала оказаться среди них.
Мария знала о полученном письме, но не задавала вопросов, а Бьянка так и не решилась ничего ей рассказать.
Известие, что прибыл дон Энрике и желает видеть ее, для Бьянки прозвучало громом с неба. Когда-то она так ждала этого, а теперь не испытывала ничего, кроме неприязни к свекру, отправившего, как она была уверена, сына подальше от нее, а теперь еще и держащего в своих руках ее жизнь. В первый момент она даже думала сказаться больной, но потом решила, что лучше скорее узнать, чего он ждет от нее и чего хочет.
Производить впечатление на адмирала Сицилии больше было не надо, и Бьянка направилась к нему почти сразу. Ей не надо было надевать другое платье: можно было остаться в том же фиолетовом, найденном для нее в сундуках Марии.
Дон Энрике не лукавил наедине с собой, ему было любопытно посмотреть на выбранную Альфонсо женщину, вернее, дело тут было вовсе не в любопытстве. Он не был склонен обвинять Бьянке в колдовстве - для этого адмирал Сицилии был слишком прагматичен, однако из множества предположений выбрал бы худшее. Просто пока еще не знал, какое именно.
Он смерил нежеланную невестку взглядом, взглядом, в котором не было и капли теплоты, но вспомнив, зачем он здесь, произнес уже если не сердечно, то хотя бы вежливо.
- Донья Бланка, никакие слова соболезнования не смогут выразить того, что чувствую я и... чувствуете вы.
Последнее Энрикес произнес с усилием, в сотый раз себе напомнив, что, возможно, разговаривает с матерью своего будущего внука и наследника.
- Это великое горе, которое сложно пережить.
Он смотрел на молодую женщину и видел за скорбной вдовой счастливую невесту, и даже это не смягчало его сердце. Ей не нужно было завлекать Альфонсо в свои сети, тогда бы он не поехал в Италию, тогда бы не подхватил лихорадку, тогда бы его сын был еще жив.
Отредактировано Энрике Энрикес (08-06-2018 14:27:44)
Бьянке тоже было интересно посмотреть на отца Альфонсо. Она подумала, что увидит в нем сына, и от этого случится что-нибудь чудесное. Но никакого чуда не произошло. В доне Энрике и впрямь было что-то от сына (точнее, конечно, наоборот), но от этого он не стал более любезным. Адмирал Сицилии смотрел на нее неприязненно, и чувствовалось, что она ему неприятна. Можно было оценить его старания быть вежливым, но от них почему-то было совсем противно. Казалось, он ее оценивает по каким-то не совсем понятным меркам. "Что ему теперь во мне?" - с досадой подумала Бьянка.
- Мне очень жаль, что так получилось, - глупо так, что самой стало неловко, ответила Бьянка.
Все-таки она была неискушенной в придворной жизни. Ей было досадно, что на нее так смотрят, будто она в чем-то виновата. Это ведь дон Энрике отправил своего сына на верную смерть. Ему было все равно, лишь бы услать его подальше от нее, Бьянки.
- Я не могу смириться с тем, что его нет. Мы были так счастливы.
"Он был счастлив рядом со мной", - добавила Бьянка про себя.
- Разумеется, - сухо ответил Энрикес.
Он прекрасно осознавал, что для того, чтобы он смог изменить мнение о Бьянке, навязанная невестка должна быть близкой к идеалу, но ни в лице - всего лишь хорошеньком, ни в манерах - даже если сделать скидку на то, что донна Бланка итальянка, они оставляли желать лучшего, - он так и не увидел того, что так прельстило его сына.
Общаться с этой женщиной долее необходимого он не хотел, хотя готов был заплатить и сто крат большую цену, если она подарит ему внука, поэтому суровый от досады, что вынужден поднимать этот деликатный вопрос, спросил прямо:
- Понимаю, донья Бланка. Но может быть Альфонсо оставил что-то, что могло бы вас хоть немного утешить? - и бросив короткий, но выразительный взгляд на живот собеседницы, посмотрел ей в глаза. - Частицу себя?
Отредактировано Энрике Энрикес (09-06-2018 15:30:38)
Бьянка, не ожидавшая такой бесцеремонной откровенности, остолбенела. Веселую итальянку часто ставила в тупик излишняя, как ей казалось, чопорность испанцев. Она любила иногда, что греха таить, наблюдать, как расширяются глаза у Марии или ее придворных дам, когда она позволяет себе какую-нибудь вольность. Тем разительнее был контраст с тем, что позволил себе дон Энрике. Значит, он хотел ее увидеть не для того, чтобы запоздало признать свою неправоту в нежелании видеть невестку, не разделить с ней горе, не помочь ей, а только чтобы узнать, не будет ли у него внука? Это для себя он хочет утешения, хотя по его вопросу можно подумать другое. И церемониться с ней, конечно, совершенно незачем.
Бьянка, почему-то до сегодняшнего дня уверенная, что беременна, теперь, при прямом вопросе, поняла, что причин отвечать "да" все-таки не очень много. Только сны и предчувствие. Ей этого было достаточно, чтобы черпать сил для дальнейшей жизни, но теперь очарование иллюзии пошатнулось, грозя рассыпаться.
- Возможно... - после очень долгого молчания ответила Бьянка.
Лицо дона Энрике просветлело, «возможно» - это не безоговорочное «нет». Долгое молчание он воспринял как женскую стыдливость, хотя и был удивлен, обнаружив ее в Бьянке.
- Это стало бы большим утешением для всех для нас, - в последовавшем за надеждой порыве великодушия, адмирал объединил семью Энрикесов и донну Бланку.
Он не был счастлив такой невесткой, но если она родит ему внука, был готов назначить ей достаточно щедрое содержание. Помимо этого он бы приобрел на ее имя дом, взамен этого потребовал бы только передать ему дитя Альфонсо на воспитание. Может быть такое предложение не обрадовало бы молодую мать, но у нее не останется другого выхода, кроме как согласиться. Мадонна Бьянка была и останется чужой в Испании.
Адмирал кивнул сразу и своим мыслям, и своей собеседнице:
- В таком случае вам следует остаться здесь - не стоит подвергать вас опасностям дороги. Без сомненения Ее светлость будет рада и дальше оказывать вам свое гостеприимство. Я завтра возвращаюсь в Толедо и буду уже оттуда ждать от вас вестей, - показывая, что разговор подошел к завершению, дон Энрикес встал и чопорно поклонился - теперь ему хотелось остаться наедине с Марией и уже с ней обсудить дальнейшую судьбу донны Бланки.
Отредактировано Энрике Энрикес (10-06-2018 10:31:58)
Внутри у Бьянки все похолодело. Из слов дона Энрике без всякой двусмысленности следовало, что, если не беременность, то перед ней открыта только одна дорога - в Италию. Нередкое решение, и все-таки до настоящего момента у Бьянки оставалась хотя бы надежда. Письмо из дома не оставило ей надежду на светскую жизнь на родине, а слова адмирала Сицилии - на любую жизнь на родине ее мужа.
Бьянка никогда не знала несчастья быть нелюбимой. Теперь она знала, какими жестокими бывают люди, даже самые близкие, если ты вдруг не исполнила их надежд.
Впрочем, у дона Энрике и надежды были только на одно. Он даже не скрывал, что беседа будет короткой. Его не интересовала она, Бьянка. Он не думал даже познакомиться наконец с ней по-настоящему, спросить хотя бы о чем-нибудь. Все-таки она была женой его сына, и он любил ее. Наверное, если бы можно было говорить отдельно с ее животом, дон Энрике не преминул бы воспользоваться такой возможностью.
- Я была рада познакомиться с вами, - холодно, едва скрывая неприязнь, поклонилась Бьянка. - Я вернусь к себе... мне почему-то не очень хорошо.
Развернувшись, она поскорее вышла из комнаты, чтобы скрыть усмешку, которая отразилась на ее лице при мысли, что теперь свекр будет беспокоиться, почему ей стало плохо.
Бьянка не ошиблась, дон Энрике проводил ее озабоченным взглядом, впрочем, помимо беспокойства в нем явственно читалось и удовлетворение - женщина в положении подвержена внезапной дурноте и смене настроения. Пожалуй, небеса все же услышали его молитвы.
Он выглянул за дверь и попросил одну из скучающих придворных дам проводить его в комнату, где ждала окончания разговора отца с невесткой герцогиня Гандийская. Энрикес нисколько не сомневался в том, что в своем добросердечии Мария не откажет донне Бланке в приюте, так что особой необходимости поднимать этот вопрос отдельно не было, он просто хотел убедить дочь в необходимости немедленного сообщения, как только ей станет что-нибудь известно о состоянии вдовы Альфонсо.
Отредактировано Энрике Энрикес (13-06-2018 14:26:43)
Мария в тревоге ждала у себя отца. Она надеялась на лучшее и рисовала себе в воображении приятные картины. Дону Энрике понравилась невестка, и они как-то если не поладили, то поняли друг друга и примирились в общем горе. Может быть, он будет тронут искренним несчастьем Бьянки? С другой стороны, даже надеясь, Мария понимала, что мечты вырисовываются наивными. Откуда взяться в короткой встрече симпатии, если так велико предубеждение?
Наконец, вошел дон Энрике. Вид у него был не рассерженный, но и не сильно довольный.
- Ну как? - осторожно спросила Мария. - Как тебе Бьянка?
Отредактировано Мария Энрикес де Луна (15-06-2018 11:38:19)
- Бьянка? - весь в своих мыслях, Энрикес взглянул на дочь с недоумением.
Он и не предполагал, что Мария может надеяться на что-то большее, чем вынужденное знакомство, ведь в разговоре с ней он и не скрывал собственных намерений, а еще точнее - и не считал, что нужно что-то скрывать.
- Я не разочарован, потому что был готов к разочарованию, - решив проявить снисхождение к непонятливости, сухо ответил он.
Изабелла, чьей твердой рукой адмирал искренне восхищался, все же исключение из правил, женщинам должна быть свойственна мягкость и снисходительность, так что неудивительно, что Мария прониклась судьбой этой Бьянки и не может судить ее беспристрастно. Но нельзя допускать, чтобы эмоции искажали истину: факты - упрямая вещь, а они таковы, что Бьянка Полаццо предала своего жениха и едва не опозорила свою семью... опрометчивостью, хотя в глазах дона Энрике такой поспешный и тайный брак лишь немногим лучше открытого блуда.
- И готов примириться с ее существованием, если ее внезапная дурнота - признак того, что она в положении, - расставил он все точки над i и по-отечески, но строго посмотрел на дочь. - Ты должна убедиться, так это или не так, и без промедления написать мне о том, что узнала. Ты же понимаешь, как это важно?
Отредактировано Энрике Энрикес (17-06-2018 08:16:17)
"Чуда не произошло", - вздохнула про себя Мария. Впрочем, если она и удивилась, то это удивление было тут же вытеснено другим.
- Бьянка думает, что может быть беременной? - осторожно переспросила Мария.
До этого момента она думала, что не знает, так это или не так, но теперь поняла, что почему-то не верила в такой исход дела. Может быть, в этом было определенное самомнение женщины, уже имеющей ребенка и носящего теперь под сердцем второго, и поэтому уверенной, что заметит беременность другой женщины чуть ли не до того, как та сама о ней узнает. Но о своем сомнении она отцу говорить не стала. Ожидание точного ответа даст ей небольшое время, когда можно будет придумать, какое место вдовая Бьянка может занять при Гандийском дворе и как убедить в ее необходимости адмирала Сицилии. И если первое Мария себе уже представляла: итальянка может стать хорошей наставницей детей Хуана Борджиа, родившегося в Риме и имеющего в Италии земли, то о втором пока имела только самые расплывчатые идеи.
- Да, я напишу тебе тот час же, как все станет известно, - уверенно пообещала Мария отцу.
Эпизод завершен
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. О tempora! O mores! » Сочувствие с подтекстом. 13.08.1495. Гандия