Палаццо Санта-Мария-ин-Портико.
- Подпись автора
Яд и кинжал |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. О tempora! O mores! » Не ждали. 16.07.1495. Рим.
Палаццо Санта-Мария-ин-Портико.
До сего дня он ещё ни разу не переступал порога дворца, в котором обитал папский сераль - его мать, кузина Лукреция и Джулия с ребёнком, навязанным ему непреклонной волей тиароносного родственника. Менее подходящей для них компании, чем вернувшийся в Вечный город герцог Бассанелло, было трудно придумать. Щёки и уши Орсино полыхали, ему казалось, что прислуга смотрит на него с насмешкой, хотя, вопреки ожиданиям, за спиной не раздалось ни раскатов хохота, ни презрительных замечаний. Никому до него откровенно не было дела, тем более на второй день переезда вдовы Орсини и её невестки из замка Святого Ангела.
- О ком доложить, мессер? - Паоло Месси, в эти дни переданному хозяином в помощь кузине, даже пришлось кашлянуть, в попытке вывести гостя из задумчивости, хотя по повязке и тоске, сквозящей в каждом движении и взгляде визитёра, он заранее догадался, с кем имеет дело. Его наняли уже после того, как Карбоньяно обрёл нового губернатора, а в крестины младшей папской дочери Паоло как назло расхворался, лишившись забавы одновременно созерцать двух отцов, настоящего и законного, новообретённой для Христа малышки Лауры. Вся людская тогда, помнится, умирала со смеху.
- Герцог Бассанелло. К мадонне Адриане, - Орсо отвёл глаза, не в силах встретиться взглядом даже с этим лощёным мальчишкой в цветах Борджиа.
Месси поклонился.
- Извольте пройти за мной, ваша светлость, я немедленно сообщу мадонне.
Орсино оказался в просторной комнате, где стояли ещё не до конца разобранные сундуки и лари, суетились служанки, пахло свежей краской, которой ученики Пинтуриккио расписывали дворцовые покои, тогда как его провожатый моментально скрылся в соседнем помещении. Молодой человек украдкой разглядывал обстановку вокруг, но его внимание привлекли узоры на стене, до того искусно выполненные, что он не сразу понял, что имеет дело с рисунком, а не с настоящими лепными рельефами в виде цветов и звёзд.
Отредактировано Орсино Орсини (04-09-2016 00:38:47)
Уже второй день в Санта-Мария-ин-Портико было шумно и суетливо. Адриана де Мила заняла привычные для себя комнаты и вовсю занималась обустройством, с сожалением понимая, что кое-что уже не так, как было еще полтора года назад. Тогда в палаццо, казалось бы, жили те же женщины, но хотя хозяйкой его и была герцогиня Пезаро, по-настоящему держащей бразды правления была она, племянница понтифика и старшая женщина в доме. Почтительность, с которой к ней обращались, не могла обмануть Адриану, что те времена уже прошли. Во дворце были целых две молодые бездетные женщины (хотя одна из них еще не переехала, но ее присутствие уже хорошо ощущалось), и все было, конечно, так, как задумывали они. По крайней мере сама Адриана ни за что бы не позволила затеять праздник. И даже Джулия, оставшись без отправленной в Каподимонте до конца летней жары Лауры, переняла некоторым образом легкомысленность двух других обитательниц. Адриана де Мила, почувствовавшая от этого себя какой-то чуть ли не совсем старой, предпочла сделать вид, что со всем согласна, чем вступать в споры, в которых неизвестно чью бы сторону занял сам понтифик.
Новость о приехавшем сыне застала Адриану в ее собственной спальне, где она руководила перестановкой. Надо сказать, что выдержка с годами не изменила ей, и доклад Месси она выслушала почти со стоическим спокойствием и полным отсутствием удивления. Можно было подумать, что Орсо живет по соседству и каждый день навещает мать.
- Здравствуй, Орсо, - поздоровалась с сыном Адриана, входя в гостиную.
Она уже очень давно его не видела, отвыкла, не ждала увидеть, и поэтому была смущена, что тщательно скрывала за нарочитым спокойствием и почти холодностью.
Отредактировано Адриана де Мила (07-09-2016 01:02:00)
Орсино всегда был послушным сыном. Он любил мать, побаивался её недовольства или, не приведи Господь, гнева, и, рано осознав собственное несовершенство, старался пореже демонстрировать и его, и себя к нему впридачу, с детства отличаясь едва ли не монашеской замкнутостью. Иногда ему хотелось дать волю чувствам, пылко обнять мать, посетовать на собственные тяготы, порой это желание делалось нестерпимым, но удовлетворить его он позволял себе нечасто.
Однако сегодня он посчитал сдержанность неуместной.
- Матушка... - неловко переминаясь с ноги на ногу, герцог Бассанелло поглядывал на родительницу, силясь угадать её настроение, но, не заметив ничего, что свидетельствовало бы о неуместности его визита, приблизился к ней и заключил в объятия, неуклюжие и словно стыдящиеся сами себя, но оттого не менее искренние. - Я возвращался от герцога Калабрии и не мог не навестить тебя.
Чтобы набраться смелости и предстать пред светлы очи Адрианы де Мила её сыну потребовалось целых пять дней, в течение которых он то сидел в своих покоях, то бесцельно бродил по палаццо Орсини, и если бы не вкрадчивые наставления кузена, оттягивал бы визит ещё Бог знает сколько времени, отговариваясь усталостью, плохим самочувствием или нежеланием мешать папской кузине перебираться из Сант-Анджело в примыкающий к Ватикану дворец.
- Ты здорова?
- Я совершенно здорова, Орсо. Ты, я вижу, тоже.
Она неловко в свою очередь обняла сына, потрепала его по плечу и даже наградила нежным поцелуем в лоб. Он, без сомнения, изменился за все то время, что она не видела его, в нем появилось даже больше мужественности, но в чем-то главном он оставался прежним - немного неуклюжим, готовым в любой момент смутиться и каким-то взъерошенным. Адриана с грустью подумала о том, что сыну, даром что он кондотьер, и сегодня по-прежнему нужна наседка. Может быть, для него хуже было, что у него отняли ее, чем что лишили жены.
Сейчас их встреча проходила в особенно неудобной обстановке. Во дворце Санта-Мария-ин-Портико, где жила жена Орсо Джулия Фарнезе. Пребывание здесь Адрианы нужно было, чтобы придать приличия нахождению Джулии в непосредственной близости от Ватикана.
В очередной раз Адриана подумала о том, что лучше бы все сложилось по-другому, но именно об этом говорить категорически не хотела.
Если и искать тем для разговора с сыном, то нужны другие, не отягченные взаимным недовольством и претензиями.
- Почему же ты возвращаешься от герцога? Разве для него необходимость в солдатах и кондотьерах вдруг исчезла? Я думала, в Неаполитанской земле еще полно франков.
- Полно. Но к моей помощи не спешат прибегать, - пробормотал Орсино, чуть потупившись, не потому, что устыдился вынужденного бездействия, а из-за случайно подслушанного разговора в ставке принца Федерико. Когда один из командующих предложил послать отряд герцога Бассанелло на подмогу дону Гонсало де Кордоба, дядя нынешнего короля Неаполя возразил, что получил от его святейшества письмо с просьбой оберегать племянника от боевых действий. И без того обиженный, законный муж Джулии Фарнезе посчитал это очередным унижением со стороны родственника, не желая думать, что тот мог пытаться сохранить ему жизнь, ради матери или даже ради него самого. Когда же такого рода мысли закрадывались в его голову, он упрямо гнал их прочь. - Его высочество дозволил мне поехать в Рим.
Нет, его не хотели отправить с глаз долгой. Его полк маялся бездельем, как и другие, спуская жалованье на вино и шлюх, при этом число солдат не редело, но их кошели заметно отощали за месяцы похода. Следовало снова просить Святой престол о деньгах, и Орсино оказался в растерянности. Идти к понтифику он не мог и не хотел, а рука его немела всякий раз, когда он брался за перо, чтобы составить прошение Александру. Оставалось найти посредника в столь деликатном деле, и таковых было немного - его матушка, кто-то из кузенов да отец Франсеск, которого герцог не боялся и не питал неприязни, несмотря на его близость к Папе.
- Мне надо уладить вопросы с казначейством, - молодой человек кинул настороженный взгляд на копошившуюся возле огромного сундука прислугу, после чего посмотрел на мать. - Мы можем остаться наедине?
Отредактировано Орсино Орсини (10-09-2016 15:56:11)
Адриана не вполне удовлетворилась тем, какое объяснение услышала от сына. Недосказанность и желание скрыть что-то, пусть и мелочь, но в которой, как водится, скрывалась суть, не просто сквозили, но почти прямо заявляли о себе.
- Вот, значит, как? - спросила она.
В этом коротком восклицании можно было прочесть все - и иронию, и сомнение, и скепсис. На все это дама из рода де Мила была очень способна. Адриана внимательно посмотрела на сына и отвела взгляд. Ей не нравилось, что ей приходилось смотреть так. По всем правилам Орсо был взрослым мужчиной. Ему уже было двадцать два года, он был женат и как-никак продвигался по стезе кондотьера. И все-таки ему не хватало чего-то главного. Того, чего с лихвой хватало старшим сыновьям Родриго Борджиа и многим другим мужчинам. В глубине души Адриана знала, что ему мешает. Главное унижение, нанесенное ему в начале его брака с Джулией Фарнезе. Орсо тогда был не так мал, чтобы отнестись со здоровым детским безразличием, как это получилось, например, у Джоффре. И недостаточно взрослым и уверенным мужчиной, чтобы дать отпор ей и Родриго или принять с философским спокойствием, как это делали мужья графини деи Каттанеи. Орсо сломался, и залечить разлом ему пока не удалось.
Каждый раз, когда она встречалась с сыном, Адриана надеялась, что за время их разлуки все как-то уладилось, но опять убеждалась в том, что главного не произошло. Перед ней был все тот же Орсо.
- Мы и так наедине, - пожала плечами Адриана. - Но если ты настаиваешь...
Она чуть повернула голову в ту сторону, где возилась с сундуками служанка.
- Выйди, пока я не позову.
Та, послушно поклонившись, вышла из комнаты.
Адриана, повернувшись к сыну, вопросительно посмотрела на него.
Слуги не считались посторонними, их присутствия попросту не замечали, но мнительному Орсино даже самая кроткая горничная могла показаться угрозой душевному спокойствию и воплощенным осуждением. После же истории с фра Тезео он еще более осторожно стал относиться к окружавшим его людям.
- Мне нужны деньги, чтобы выплатить жалованье солдатам, - негромко проговорил он, опасаясь, будто за дверью его мог подслушивать сам понтифик. От волнения чуть подрагивали руки, поэтому он сцепил их за спиной. – Они целыми днями пьют и играют в кости и могут взбунтоваться, если вовремя не наполнить их мошну. Его высочество решил, что будет вернее, если я сам приеду в Рим, а не ограничусь письмом.
Герцог внимательно посмотрел на мать, надеясь, что она поймет, к чему он клонит. Он не хотел произносить вслух имени своего родственника и боялся, что придется признать необходимость, называя вещи прямо, идти к Александру на поклон.
- Помоги мне, пожалуйста. Мне нужны две тысячи, а лучше три, чтобы продержаться в строю еще полгода. Ты могла бы… попросить от моего имени?
Обвинить Святой престол в скупости Орсини, при всем желании, не смог бы. Его прошлогоднее смелое требование поднять плату за свои услуги было встречено без лишних возражений, солдаты владельца Бассанелло всегда оставались сытыми и не могли пожаловаться на прохудившиеся сапоги. Но Неаполь странным образом действовал на этих головорезов, заставляя тратиться больше, чем позволяли средства.
- Вот как? - снова переспросила Адриана.
Это было не очень оригинально, но этот вопрос она часто использовала, чтобы потянуть время, когда была ошарашена. Сейчас ее, правда, ничто не поразило, но она опять почувствовала ощутимый укол совести. Вот уж верно говорят, что не сможет стать хозяином никому тот, кто не смог справиться с собственной женой. Орсо Орсини был кондотьером, который мог совладать со своими солдатами только одним путем - увеличивая их жалованье и давая возможность пьянствовать, играть и ходить по девкам с размахом.
Впрочем, как бы ни привыкла Адриана быть наперсницей понтифика и какую бы ни видела слабость в своем сыне, все-таки она не стала вмешиваться в дела военные и давать ему советы в делах кондотты.
- Орсо, - Адриана сделала несколько шагов по комнате, собираясь с мыслями и успокаивая вдруг поднявшуюся в груди волну негодования и горечи. - Ты можешь и должен сам поговорить с понтификом. Или написать ему письмо.
Отредактировано Адриана де Мила (14-09-2016 13:27:00)
- Нет, - спешно запротестовал Орсино. - Нет-нет, я не сделаю этого.
Для верности, он помотал головой, после чего вперился взглядом в мать. Он не мог понять, неужели она и в самом деле может себе представить встречу сына с понтификом, превратившим первого в главного рогоносца Италии. В предыдущий раз нахождение в одной комнате с Родриго Борджиа несчастный Орсини мог сравнить с пребыванием в геенне огненной, и вряд ли нынешнее свидание отличалось бы в лучшую сторону.
- Я не могу... Мама, поэтому я и прошу о помощи. К кому ещё мне обратиться? Неужели к Джулии? Хотя при её посредничестве просьба дойдёт до слуха нашего святого отца скорее и будет так же спешно удовлетворена, - к собственному удивлению, герцог Бассанелло не сумел удержаться от язвительного замечания.
Он продолжал переминаться с ноги на ногу, не в состоянии избавиться от чувства, что здесь ему совсем не рады. Орсо не мог понять, что же дурного он сделал всем людям, кого всегда считал своими близкими, за что они поступили с ним так, что он даже в собственном доме и супружеской спальне сделался изгоем? Или это Бог карал его за грехи? Но какие? Фьяметта появилась гораздо позже того бесславного дня, когда кардинал Борджиа переступил порог опочивальни юной красавицы, и потому куртизанку можно было считать ниспосланной в утешение мужу папской любовницы. Или же это было испытанием его веры? Но и тогда Орсо не мог похвастаться, что с должным смирением принял эту ношу.
- Орсино, слова "я не могу" очень мало подходят мужчине, - резко отозвалась Адриана. - Как и язвительность по такому поводу. Насколько я знаю, Джулия постоянно просит за своего брата.
Вспышка раздражения была резкой и яркой, перед ней не устояло даже чувство вины матери, и она не смогла сдержаться. Тут же пожалев, Адриана так же резко замолчала и после непродолжительной паузы продолжила уже спокойнее.
- То, что так получилось с Джулией, не должно перечеркивать собой все, понимаешь? - против воли в ее голосе зазвучали менторские нотки. - Забудь о ней. Ваша супружеская жизнь, я знаю, была не такой прекрасной, чтобы можно было считать себя оскорбленным. Это даже не называется отнять. Или ты теперь собрался носить наряд обиженного всю оставшуюся жизнь?
Чувство вины снова попыталось поднять голову, но Адриана с силой подавила его в себе. Сделанного уже было не вернуть, но если ее сын теперь намеревается все сложные вещи улаживать через женщин, то в ее силах дать ему понять, что это невозможно.
- Если его святейшество обещал тебе или ты можешь требовать по праву, так и требуй. Ты будешь выглядеть в сто раз хуже, если за тебя пойду уговаривать я.
- Почему ты всегда за него?.. - досадливо пробормотал Орсино, отвернувшись в сторону.
Ему хотелось поспорит с матерью, возразить, что он был полон добрых намерений по отношению к жене и не считает себя виноватым в том, что Джулия так и не разглядела в его душе проблески светлого чувства, которое он неуклюже пестовал. Мать не пришла к нему на помощь своими советами тогда, когда ему больше всего нужны были её наставления, не решилась протестовать, когда кузен вице-канцлер изъявил желание взять её невестку в наложницы, а теперь она поучает его, как следует вести себя мужчине! И всё же он знал, что не выдержит противоборства с мадонной Адрианой, силой духа не уступавшей его покойному отцу, да и в сердце его ещё тлела слабая надежда, что рано или поздно мать смягчится к нему.
- Хуже выглядеть уже невозможно, - горько усмехнулся герцог, шагнув к оконному проёму, расписанному наподобие ниспадающей складками мантии. - Я не могу встречаться с человеком, который меня ненавидит и презирает. Да ещё и просить его о чём-либо. А если он мне скажет, что Джулия снова беременна? Что, по-твоему, я должен буду ответить? Улыбаться и поздравлять?
Он не слышал и не хотел слышать слова о том, что следует переступить через обиду и двигаться дальше, а возможно, и извлекать выгоду из нынешнего своего положения. То же самое ему нередко говаривала и Фьяметта, но даже ей со всем искусством убеждения трудно было избавить любовника от извращённого наслаждения купаться в жалости к самому себе, списывая неспособность действовать на оскорбление супружеской чести.
Отредактировано Орсино Орсини (15-09-2016 17:03:29)
- Я за него? Да в чем же я за него? - вскрикнула уязвленная Адриана. - Я требую сейчас, чтобы ты делал то, что нужно ему? Я хочу видеть в тебе того, кто делает что-то для себя. Умеет это делать. А не ходить и искать заступника или заступницу.
Чувство вины затихло, сметенное нежеланием Орсино вести себя так, как предписано ему по праву рождения. Желание сына стать хуже, чем он может быть, и втоптать себя в грязь, до которой его никто не низводил, выводило Адриану из себя.
- Я хочу тебя заверить, что его святейшество не испытывает к тебе таких сильных чувств, как ненависть или презрение. Ты его кондотьер и имеешь право ожидать выполнения им своих обязательств. И говорить ему, напоминать и даже требовать.
Адриана побледнела, и на ее лице отчетливо проступили красные пятна. В такие моменты она превращалась из холеной женщины в постаревшую, отягченную заботами. К счастью, даже в богатых домах стены еще не были украшены многочисленными зеркалами, и ей неоткуда было это узнать.
- Что касается Джулии, то ты можешь делать все, что сочтешь нужным... Неужели ты не понимаешь, что унижаешься больше, когда ищешь посредника?
- Хорошо, тогда я потребую, чтобы Джулия поехала со мной в Бассанелло. Теперь-то кузен Чезаре не будет посредничать, - осмелел Орсо, присаживаясь без приглашения. Он чувствовал себя ещё более уязвлённым, но одновременно в душе вскипала злость, та самая, что, вместе с наставлениями фра Тезео заставила его год назад вступить в спор с дядей-понтификом. - Надо подгадать, когда его святейшество будет не один, чтобы было интереснее наблюдать, как он станет выкручиваться на этот раз.
Он чувствовал, как пылали его уши и щёки, а сердце колотилось словно сумасшедшее. Он гневался, на мать, Александра, супругу, и боялся их одновременно, и эта двусмысленность, им же самим и установленная, заставляла все члены дрожать, как в лихорадке. И только слабый, пробивающийся сквозь плотную завесу упрямства, жалости к себе и неосознанного стремления к страданию, голос разума призывал его остановиться, пока терпение мадонны Адрианы не лопнуло окончательно.
- Он, наверное, сейчас занят мелкими беспорядками в городе? - спешно сменил тему герцог, всё ещё испытывая тяжесть в груди. - Я слышал, про каталонцев ходят скверные слухи. Снова.
- Джулия, - от слов Орсино Адриану передернуло.
Его речь в очередной раз убедила ее, что сын рассуждает, как мальчишка. Потребовать, пользуясь отсутствием Чезаре, подловить понтифика при свидетелях - все это меньше всего походило на стремление мужчины заявить о своих правах и больше всего - на поиски пути ужом проскользнуть туда, куда не пускают. "Как у меня мог родиться такой сын!" - в очередной раз с горечью подумала Адриана.
- Зачем ты хочешь вернуть себе жену? - в сердцах воскликнула она. - Я надеюсь, что тебя хватит хотя бы на то, чтобы не позволять ей вернуться к тебе. Даже если случится так, что это станет возможным или кто-нибудь этого захочет.
Как и Орсо, ей не хотелось продолжать тяжелый разговор. Слова о Джулии она сказала, потому что не могла не произнести их, и так, что было понятно: она не ждет от сына ответа. Тут же заговорила о другом.
- Я бы не назвала это мелкими беспорядками.
Голос Адрианы стал сразу спокойнее и будничнее, и она тоже села.
- Уже были убийства, - ее снова передернуло. - И ведь теперь, когда франки ушли, стало спокойно, кто-то умудряется распускать слухи! Конечно, все встревожены, но пока не удалось поймать никакого зачинщика, - она вдруг осеклась, поняв, что удивлена такой осведомленности сына. - Ты уже тоже успел узнать? Когда ты приехал в Рим?
Мать, определённо, не хотела его понять. Отказаться от своих прав на Джулию? Не принимать её, когда старик устанет от очередной любовницы или сойдёт в могилу? Может, кому-то поданная мадонной Адрианой мысль и показалась бы разумной, но только не Орсо, свято убеждённому, что он ещё сумеет доказать собственной жене, родне и всем насмешникам, что даже самая желанная женщина Рима рано или поздно придёт к нему, своему истинному супругу и господину. И тогда... Что именно будет тогда, он не знал, лишь уверял себя, что все его чаяния оправдаются. Обязательно оправдаются.
И всё же эти доводы он пока оставил при себе.
- Несколько дней назад, - уклончиво отвечал герцог, неосознанно потирая ручку своего складного стула. - Обдумывал, что делать, отдавал распоряжения.
Не мог же он просто сказать, что трусил явиться к родительнице, как и вообще предпринять хоть какой-нибудь шаг. Если бы не Лучано, он бы до сих пор отсиживался в своих комнатах.
- Город полнится слухами, мне рассказали. В одном трактире. Подслушал историю, что птицы мрут, люди оборачиваются зверями и прочую чепуху. Неужели префект сидит сложа руки и позволяет этим безобразиям продолжаться?
- Значит, ты уже несколько дней в Риме, - со значением резюмировала Адриана.
В ее исполнении эта фраза прозвучала как "Понимаю, что ты не хотел приходить ко мне, не желал писать его святейшеству, зато шатался по кабакам Рима". Примерно так она и подумала. Орсо в своем поведении, характеризующим его не до конца взрослым, был последовательным. Это было настолько понятно, насколько и старо. Адриана не стала проявлять своего недовольства, постаравшись подавить очередную его волну, и позволила полностью сменить тему разговора.
- Значит, в трактирах это главная новость. Префект не бездействует, но как можно поймать того, кто уходит, как вода сквозь пальцы? Видимо, смутьяны знают, когда можно говорить, а когда - нет. Если в трактире есть солдаты гвардии его святейшества, то там только пьют. Его святейшество не доверяет никому, кроме каталан, а их узнают в любой одежде, ты же понимаешь!
Речам матери владетель Бассанелло внимал с тем видом, по которому трудно определить, прислушиваются ли к собеседнику или же витают в собственных мыслях. Впрочем, из сказанного Орсино уловил, что трактирная болтовня уже обеспокоила его дядюшку. Каталонцев, ставших жертвами озверевшей толпы, было жаль, но, с другой стороны, и первый из их соотечественников испытывал тревогу, что не могло не отозваться в душе нотками мстительного удовлетворения.
- Тебе следует быть осторожной. И лучше не покидать Ватикана, - молодой человек покосился на двери. - Но если вдруг тебе потребуется охрана, я могу прислать тебе своих людей. Они верны мне безоговорочно, к тому же итальянцы, а значит, не вызывают раздражения у черни.
Убеждённым Орсино мог быть только во втором утверждении. Где же лежали границы преданности его небольшого войска, определялось исключительно размером и регулярностью жалованья. И всё же ему хотелось показать Адриане, что он всегда готов исполнить свой сыновний долг, несмотря на большое число испанцев, до зубов вооружённых и согласных проливать кровь за семейство Борха.
- Спасибо, Орсо, но Санта-Мария надежно защищен. Если же мне покажется, что это не так... - Адриана благосклонно улыбнулась сыну.
Забота Орсо была порцией меда в изрядном количестве горечи, пропитавшей все хрупкое строение их неожиданной и неловкой беседы. Адриана стремилась сохранить сдержанность, но в том, как просияло ее лицо, было видно, что такое направление разговора ей нравится гораздо больше.
- Твои солдаты не вызывают раздражение черни, как и сам ты не будешь вызывать ничьей подозрительности. И раз уж ты все равно ходишь по кабакам... Может быть, тебе будет легче открыть источник слухов?
Адриана была последовательна. Всегда, при любых обстоятельствах и любом повороте разговора, ее главным стремлением было найти ту зацепку и приступку, благодаря которым можно в очередной раз проявить свою нужность и полезность Борджиа. И она не упускала своих шансов.
- Подожди, не говори ничего, - она протянула руку, давая знак сыну не пускаться сразу в отказ. - Не забывай, что и в тебе течет половина каталанской крови. Ты хотел сделать что-нибудь для того, чтобы защитить меня? Это похитрее, чем посадить в прихожей пятерых своих солдат, но зато и действеннее. Ты не только защитишь меня, но и упрочишь, возможно, положение Орсини. По крайней мере, одной ее ветки. Своей. Теперь, после всех сумасбродств Вирджинио, это будет нелишним.
Сейчас мать разговаривала с ним уже более благожелательно, что неизменно действовало на Орсино. Он даже подзабыл свои обиды и недовольство, а на губах появилось слабое подобие улыбки, не омрачённой даже упоминанием его походов в злачные места.
- Я не так уж и часто бываю в заведениях подобного толка, - пробормотал он, почти доверчиво глядя на мадонну Адриану, - и слышал лишь немногое. Сплетни, пересказываемые одними пьяницами, которые и кружку с трудом держат.
Хотя Лучано был совсем не похож на тех завсегдатаев кабаков, что пристрастием к вину уже теряли, вкупе со здоровьем, сам человеческий облик. Но поминать кузена герцогу Бассанелло не хотелось. Сейчас тон беседы приобрёл приятный окрас, и ему совершенно претило нарушать столь отрадную картину очередной порцией нотаций.
- Но если я что-то услышу, то расскажу тебе... А что с дядюшкой Вирджинио? - в голосе гостя послышалось ничем не прикрытое любопытство. Как ни удивительно, родственные чувства по отношению к мятежному кондотьеру оказались в Орсо не слишком сильны, перекрытые нежеланием ввязываться в сомнительные авантюры и каталанским происхождением матери. - Знаю, что его захватили в плен и вряд ли его участь будет завидна. Но подробности ото всех скрываются. Его святейшество намерен его казнить или содержать в Сант-Анджело?
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. О tempora! O mores! » Не ждали. 16.07.1495. Рим.