Лукреция Борджиа - 12 лет
Джулия Фарнезе - 17 лет
Адриана де Мила - 37 лет
Александр VI - 61 год
Палаццо Орсини на Монтеджордано.
Vita nova (лат.) - новая жизнь
Отредактировано Александр VI (02-08-2016 15:41:46)
- Подпись автора
Яд и кинжал |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Яд и кинжал » Via Appia » Vita nova. 14.08.1492. Рим.
Лукреция Борджиа - 12 лет
Джулия Фарнезе - 17 лет
Адриана де Мила - 37 лет
Александр VI - 61 год
Палаццо Орсини на Монтеджордано.
Vita nova (лат.) - новая жизнь
Отредактировано Александр VI (02-08-2016 15:41:46)
- Лукреция, - услышала юная дочь вчерашнего кардинала Борджиа голос Адрианы де Мила. - Лукреция, где ты?
Оклик застал ее там, где и предполагала наперсница нового понтифика. Вечер, как и день, был жарким, и Лукреция предпочитала провести его во дворе, под тенью нескольких деревьев и рядом с колодцем, от которого, если как следует напрячь воображение, можно было почувствовать прохладу.
Она была сейчас в той поре, когда уже можно было разыграть из себя даму, а можно было показаться совсем ребенком. Первое с Лукрецией случалось довольно редко, потому что почти не было необходимости. Разве что на праздниках, где собирались родственники Адрианы, или когда навещала графиню Ваноццу. Когда же Лукреция была дома среди тех, с кем жила, то была больше похожа на ребенка. Если бы Джованни Сфорца, герцог Пезаро, увидел бы ее сейчас, болтающую с детьми кухарки о всяких пустяках, то, наверное, сильно бы смутился. И если бы ему вздумалось пошутить, то он мог бы предложить не жениться на Лукреции, а удочерить ее, если уж нет никакой возможности вообще не связывать себя с ней родственными узами.
О том, что в ее привычной жизни могут произойти перемены, Лукреция не думала. Ей казалось, что так будет вечно - жизнь под крылом Адрианы, рядом с Джулией, с которой так интересно болтать, узнавая о совсем другой, женской жизни, которая, как казалось дочери понтифика, для нее наступит так нескоро, что почти никогда.
- Я тут, - решила, наконец, откликнуться Лукреция, когда громкий и требовательный голос Адрианы в третий раз пронесся над двориком и даже, кажется, эхом скатился в колодец.
Кивнув дочери и сыну кухарки, с которыми она только что носилась вокруг деревянного колеса, Лукреция поплелась на зов.
- Тебя спрашивают, - начала Адриана, оглядывая Лукрецию с ног до головы, и с лукавой торжественностью закончила. - Его святейшество.
Лукреция ахнула и, махнув юбками так, что вокруг дамы де Мила поднялся короткий вихрь, побежала в гостиную.
- Ваше святейшество, - со смешным и веселым восторгом начала она, влетая в комнату и останавливаясь, - какая честь видеть вас в этом доме. Я должна теперь поцеловать ваш перстень или туфлю?
- Для начала, было бы неплохо, если бы ты поцеловала своего отца, - назидательным тоном ответил Родриго, после чего весело рассмеялся. Юбкам девочки вновь пришлось зашелестеть, когда их хозяйку сперва крепко обняли, а после ещё и оторвали от пола. - Мы целых десять дней не виделись, а ты дразнишься, как твой брат.
При виде подобной сцены Иоганна Буркхарда, с его непроницаемым лицом и бесцветными глазами, хватил бы если не удар, то сердечный приступ. В столь вопиющем небрежении правилами приличий и церемониальными мелочами - и второе возмущало его гораздо больше первого! - папский распорядитель узрел бы признаки стремительно надвигающегося Судного Дня.
- Когда никто не следит за нами, так уж и быть, я избавлю тебя от вечного проклятия, если ты станешь обращаться ко мне, как и раньше, - с этими словами обожаемое дитя было поставлено обратно на квадратные чёрно-белые плиты и от души расцеловано. Как и предполагала Адриана, понтифик решительно отказывался видеть в Лукреции женщину, очень юную, но уже совсем скоро готовую оставить позади ребяческие забавы. Это была его и только его маленькая девочка. - В противном случае, нам придётся говорить лишь о вопросах веры и истово молиться. А я сюда пришёл совсем не за этим.
Отредактировано Александр VI (16-08-2016 16:52:07)
В чьем присутствии Лукреция выглядела младше всего, так это рядом с отцом. Тут нечего было и мечтать о неспешной походке, плавных движениях и умении долгое время сидеть на одном месте, отмеряя жесты так скупо, словно их дают в долг под очень большие проценты. Наоборот, теперь Лукреция была очень непоседлива, смешлива и беспечна. Возможно, она чувствовала, что такой отцу нравится больше всего, а быть средоточием его восхищения, центром притяжения и объектом любви было для нее самым естественным и желанным состоянием.
Расцеловав отца несколько раз и потрепав по волосам, как будто менее всего созданным для того, чтобы их нещадно обривали, она, наконец, устав кружиться, возникая, кажется, сразу во всех углах и на всех сторонах комнаты, уселась в кресло и с нескрываемым любопытством спросила.
- Ну и зачем же ты пришел? Я думала, что принимать поздравления. А как еще можно поздравить понтифика?
- Вот уж в чём у меня в последние дни нет недостатка, так это в поздравлениях.
И это было правдой. С полудня одиннадцатого числа и до нынешнего вечера все спешили заверить нового понтифика в преданности, которая, как известно, требует определённого подкрепления в виде золота или должностей или, если патока капала с уст посланников императора, королей, владетельных герцогов, маркизов, дожа, синьорий и прочая, прочая, расположения к ним Святого престола, особенно в спорных вопросах. В этом была своя забава: с самой радушной улыбкой выслушивать, заверять в своей благосклонности и тёплых чувствах, а про себя вспоминать, как, к примеру, посол маркиза Мантуанского называл его в письме грязным выкрестом и марраном, а король Ферранте прямо просил кардинала Борджиа, назначенного Папой Сикстом легатом в Неаполь за четырнадцать лет до нынешнего знаменательного дня, "не совать свой длинный нос в чужие дела". Вспоминать без злорадного торжества, всего лишь в очередной раз подмечая невероятную гибкость человеческой натуры.
И всё же даже в Риме оставались люди, которые не требовали и не просили у него ничего, среди которых он чувствовал спокойно и счастливо, и сейчас одну из них каталонец усаживал к себе на колени, как всегда привык делать в их прежние встречи.
- Мог я просто соскучиться? Сидеть взаперти в душном помещении, среди занудных стариков - не лучшее времяпровождение, - поморщился Борджиа, вспоминая бесконечно тянувшиеся в Сикстинской капелле дневные часы между утренним голосованием и вечерним молебном, когда то здесь, то там шли напряжённые переговоры и заключались выгодные сделки. - А здесь меня ждёт общество во много раз более приятное и желанное.
С этими словами он вновь крепко прижал к себе дочь.
- Сейчас придётся пережить некоторые неудобства, связанные с моим переездом, но зато очень скоро мы будем видеться постоянно, обещаю.
Отредактировано Александр VI (16-08-2016 18:28:02)
- Соскучиться? Конечно, мог, - с восторгом подтвердила Лукреция, забираясь к отцу на колени и прижимаясь к его груди.
В глубине души она немножко волновалась, что теперь, когда он избран верховным противником, он перестал быть не только кардиналом Борджиа, но и ее отцом, таким, каким она его знала. Адриана предупреждала ее, что теперь у него будет гораздо меньше времени, гораздо больше забот и совсем мало - возможностей быть таким, каким его привыкла видеть Лукреция.
Взрослая женщина, уже пробудившаяся в ней, радовалась, что он достиг вершины. Самый первый мужчина, которого она любила, дошел до предела своих надежд. И все-таки она немного побаивалась нового положения вещей. А вдруг они украдут его у нее?
- Я не могу представить себе, что ты тоже старый зануда, - Лукреция потерлась о ворот его костюма. - Но как же мы сможем видеться чаще? Не можешь же ты поселить меня в своих апартаментах!
- К сожалению, не могу, моя хорошая.
Как бы того ни хотелось. Но, увы, тогда ему совсем не дадут спокойно жить, и ведь ещё не родился ребёнок Джулии, а сам он даже не подписал возведение в сан Чезаре. Первое наверняка вызовет сплетни и пересуды, но второе породит скандал, в этом сомневаться не приходилось.
- Зато совсем рядом с Ватиканом есть дом, куда вы все вместе можете переехать. Ты, Адриана, Джулия. Даже не придётся выходить на улицу, чтобы добраться друг до друга, - кардинала Дзено, четверть века назад построившего палаццо Санта-Мария, уже явно никто не принимал в расчёт. - Ты ведь там теперь задержишься надолго. Да, я не сказал. Вряд ли в ближайшие годы ты поедешь в Испанию, как мы говорили прежде. Но ты ведь рада, что останешься рядом со мной? Правда, Лукреция?
Больше всего этому радовался Родриго. Как бы ни был хорош Просида, пришлось бы придумать не одну уловку, чтобы задержать его, а следовательно, и его будущую жену, в Риме. Зато Сфорца, с его смехотворными доходами, будет сидеть тихо там, где ему прикажет оставаться тесть.
Отредактировано Александр VI (16-08-2016 23:59:24)
- Столько новостей! - Лукреция едва поспевала мыслью за словами отца, то удивляясь, то хмурясь.
Она пыталась понять, рада она или нет, но все происходило слишком неожиданно.
- Значит, я не буду женой Гаспара де Просида? - догадалась она.
Ей говорили о том, как она связана с испанскими планами Родриго Борджиа и даже о помолвке, но по юности она не очень верила в это. Ей было то страшно от того, что в будущем ей придется уехать далеко, то радостно, что она увидит Испанию, о которой столько знала и слышала. Порой казалось, что это будет так нескоро, что можно вовсе и не думать о предстоящем путешествии.
- Я остаюсь в Риме и даже перебираюсь во дворец, который находится совсем близко к Ватикану. Это Санта-Мария-ин-Портико? - продолжала задавать вопросы Лукреция.
С одной стороны, новости были просто замечательные. С другой, даже юная Лукреция знала, что разорванная помолвка - не лучшее прошлое для женщины.
- Но почему? - на чистом лбу дочери понтифика пролегла морщинка. - Это ведь не они отказались от помолвки?
В ожидании ответа она в нетерпении ерзала на коленях Родриго. Могло быть все. Лукреция уже привыкла жить в уважении к высокому положению ее отца и в одновременном неодобрении самого факта ее официального существования.
- Разумеется, нет! Надо быть слабоумным, чтобы отказаться от такого чуда, как ты. Кем бы ни был твой отец, ты - лучшая из невест, о ком могут мечтать все благородные молодые люди, - поспешил заверить дочь каталонец, искренне веривший в собственные слова. - А дон Гаспар ничуть не похож на безумца.
Ещё меньше его напоминал старший Просида. Графу д'Аверса теперь лишь сильнее хотелось соединиться с семьёй Борха, и придётся приложить усилия, чтобы убедить досточтимых соседей мирно отказаться от выгод союза с новоизбранным Папой. Главное, чтобы Хуана, сестра Родриго, всё не испортила раньше времени. Она так любила театральность и торжественность, что даже её тиароносному брату, помнившему, какой приём ему оказали во время легатства в Испанию, заранее было неловко за те спектакли, что наверняка развернутся в Хативе при получении новостей из Вечного города. Предотвратить это было невозможно - почтенная вдова, удивительно решительная и энергичная для своих почти семидесяти лет, отличалась фамильным упорством и нежеланием отступать от своего.
- Говорят, он влюбился в тебя, стоило ему только увидеть твой портрет. Но я точно знаю, что герцог Пезаро будет ничуть не меньше поражён тобой. Он племянник герцога Миланского и кардинала Сфорца, и его семья мечтает связать себя с нами родственными узами.
О том, что это уже было сделано, Лукреция не должна была узнать, равно как и о том, при каких обстоятельствах велись брачные переговоры.
- Пезаро не так далеко от Рима, как Валенсия. Да я ещё сто раз подумаю, стоит ли отпускать туда моё самое дорогое сокровище, - понтифик погладил дочь по волосам и снова запечатлел на её щеке поцелуй. - Но пока это должно оставаться нашей с тобой тайной.
Отредактировано Александр VI (18-08-2016 14:54:58)
- Герцог Пезаро? - Лукреция нахмурилась, попытавшись вспомнить, слышала ли она что-нибудь об этом мужчине, но у нее ничего не получилось.
Неслучайно, потому что Джованни Сфорца не был тем человеком, чье имя произносилось когда-нибудь в ее присутствии. Оно вообще не гремело по всей Италии, на карте которой герцогство Пезаро было не слишком заметно.
Для дочери понтифика это была уже вторая оборванная помолвка. Первая, когда сыну графу Оливы пришлось уступить место жениха Лукреции Борджиа сыну графа Альменара, произошла около двух лет назад, и тогда невеста не сильно обратила на событие внимание. Ей было всего одиннадцать, и замужество казалось чем-то совершенно невозможным. Теперь ей было всего лишь немногим больше двенадцати, но Лукреция взрослела быстро, и за год с небольшим вещей, которые казались ей нестоящими ее внимания, стало гораздо меньше.
Она по-прежнему безоговорочно верила своему отцу, уверенная, что он не сделает ничего, что может принести ей вред, но здоровое любопытство требовало подробностей.
- Пезаро совсем близко, если сравнивать с Испанией, - согласилась Лукреция. - А какой он? Герцог Пезаро?
Она смотрела на отца так, что не могло остаться сомнения в том, что она ждет обстоятельного рассказа и не сомневается, что Родриго Борджиа знает о будущем ее муже если и меньше, чем о собственных сыновьях, то незначительно.
Лукреция невольно подловила своего отца, знавшего о её будущем муже лишь немногим больше неё самой.
- Ему двадцать шесть, некоторое время назад он потерял жену. Доход у его герцогства невелик, - да прямо скажем, жалкий, добавил про себя понтифик, - но если он станет кондотьером на службе у Святого престола, то его дела пойдут куда лучше.
Золото золотом, но девочки, кажется, любят слушать про облик своих женихов? Знать бы, как этот Джованни выглядит... Судить приходилось только по его родственникам.
- Уверен, он придётся тебе по душе. Высокий, крепкий... Настоящий воин. Кардинал Сфорца очень хорошо о нём отзывался.
Даже если бы нынешний вице-канцлер вздумал нахваливать будущего зятя понтифика, он бы наверняка сделал это, будь герцог Пезаро хромоногой одноглазой жабой. Приходилось надеяться, что его дражайший зять способен не напугать своим видом юное создание.
Отредактировано Александр VI (18-08-2016 14:54:39)
- Двадцать шесть? - протянула Лукреция.
Не так и много для желающего вступить в брак мужчины, и Лукреция это даже уже знала. Не так и много для мужчины вообще, даже кондотьера. И все-таки слишком много для девушки двенадцати лет, которая вообще еще слишком далека от того, чтобы сознательно хотеть выйти замуж. Тем более слишком много относительно того, о чем такая девушка может мечтать. Если когда-нибудь Лукреция и думала о будущем муже - тем более мысли ее были скорее мечтой о сказке, чем представлениями о возможной реальности - избраннику в ее мыслях было гораздо меньше лет. И мало утешали слова о том, что Асканио Сфорца хорошо отзывался о герцоге Пезаро. Кардинал был священником, к тому же мужчиной, и совсем уже немолодым. Что он мог понимать в том, какими бывают желанные женихи?
- И он вдовец?
Репутации предполагаемого жениха не суждено было вырасти в глазах будущей невесты. Лукреция еще не обзавелась ворохом суеверий, но перспектива стать чьей-то второй женой была явно не из мечты.
- Почему же умерла его первая жена? - с легким беспокойством спросила у отца Лукреция.
- Родильная горячка, - последовал скупой ответ. Родриго не нравился этот разговор, совершенно не подходящий для юной девушки, которая должна радоваться и проводить дни в безмятежности или счастливом предвкушении, а не тревожиться по пустякам. Для устранения всех неприятностей у Лукреции был он и его теперь значительно возросшие возможности. - Не стоит об этом, моя девочка. У тебя-то всё будет великолепно, поверь мне.
От несчастья, постигшего покойную герцогиню Пезаро, не была защищена ни одна женщина, хоть крестьянка, хоть императрица, но Борджиа хотелось верить, что его дочь достаточно крепка и наделена фамильным здоровьем, чтобы преодолеть все тяготы беременности и появления на свет ребёнка. Тем более что его внуки от этого светловолосого создания вряд ли увидели бы свет в ближайшие два-три года.
На мгновение он подумал, что через несколько месяцев через подобное испытание придётся пройти и Джулии. Бонджованни клятвенно уверял его, что всё сложится наилучшим образом, но точно знать это мог только Бог, а сам будущий отец, потерявший двоих старших отпрысков, с возрастом становился всё более беспокойным, когда речь заходила о близких ему людях.
- Если этот Джованни Сфорца тебе не понравится, тогда я что-нибудь придумаю, и тебе не придётся выходить за него. А недостатка в женихах отныне у тебя не будет.
- Правда? - доверчиво спросила Лукреция, все так же во все глаза глядя на отца.
Вряд ли бы Родриго Борджиа смог выполнить такое обещание, но она поверила ему сейчас безоговорочно. Ее отец был для нее тем, кому удается все. Разве он не дошел до самой вершины, пред которой бледнеют все прочие возможности человеческие? Наивная Лукреция не удивилась бы теперь никакому его обещанию. Тем более уверению, что он сможет защитить ее от неприятного замужества, которое представлялось ей чем-то далеким и странным.
В то же время она тоже понимала, что, как верная и хорошая дочь, должна поддержать своего отца, а не только требовать для себя возможного и невозможного. Дочь самого понтифика не должна быть ни слишком капризной, ни чересчур требовательной. И Лукреция, как ей казалось, была готова быть такой дочерью, которая ему теперь нужна.
- Хорошо. Но я обещаю тебе, что постараюсь оценить его. И буду просить тебя разрешить мне не выходить за герцога Пезаро замуж только если почувствую, что в нем есть что-то очень злое.
- Необязательно злое. Просто покажется неприятным.
Обещать было легко, труднее отступить от договорённостей, но Родриго уже продумал несколько способов обойти вероятные недовольство и претензии семейства Сфорца. Даже расторгнуть заключённый по доверенности брак возможно признать недействительным, а у всех, включая миланское семейство, была своя цена. Но гадать бессмысленно, пока не произойдёт встреча будущей пары, либо же не возникнут некие новые обстоятельства, способные в корне поменять все любовно взлелеянные планы.
- Если он посмеет хоть чем-то не угодить моей девочке, никто не помешает мне сделать с ним что-то неприятное. Например, замуровать в подвалах Сант-Анджело. Достойное наказание, как ты считаешь? - буднично поинтересовался понтифик, сжимая ладонь дочери и стараясь не рассмеяться в голос. - Или следует быть более суровым и непреклонным?
Отредактировано Александр VI (24-08-2016 14:23:03)
- Я вовсе не хочу никого нигде замуровывать, - без тени улыбки и очень серьезно ответила Лукреция.
Она поняла, что отец не шутит, а отшучивается. Раньше бы такой разговор произвел на нее немедленно успокаивающее действие. Там, где улыбка, для нее не могло быть никакого подвоха. Теперь она уже поняла, что за веселым балагурством пытаются скрыть то, о чем не хотят говорить. Но главное она все равно услышала: отец намерен защитить ее.
А она была готова сделать то, что он ждет от нее. Если ей надо стать женой Джованни Сфорца, то она должна стать ею. И попытаться сделать все, чтобы все сложилось хорошо. Что такое быть хорошей женой, Лукреция пока понимала смутно, но ведь и до свадьбы было еще не очень скоро.
Как бы ни хотелось провести ещё много времени рядом с Лукрецией, само присутствие которой наполняло его радостью и умиротворением, понтифику приходилось помнить, что ждало его за пределами палаццо Орсини. Он почти сразу ощутил, как, получив то, к чему уже давно подталкивало его честолюбие, он стал меньше принадлежать самому себе. Однако абсолютно переворачивать с ног на голову устоявшуюся к седьмому десятку жизнь, лишая её удовольствия видеть собственных детей, он не собирался. Даже во благо целого христианского мира.
- Всё это произойдёт ещё нескоро, так что не думай ни о чём. А я буду стараться приходить как можно чаще, даю слово. И уже не с пустыми руками, как сегодня. А теперь мне надо идти, - виновато вздохнув, Родриго вновь крепко стиснул любимую дочь и расцеловал, после чего аккуратно ссадил её с коленей. - Пока меня не хватились в Ватикане, надо переговорить ещё кое с кем.
Кто был этим кем-то, Лукреции не приходилось объяснять. Отец никогда не заговаривал с ней о своих отношениях с Джулией, но знал, что будущая герцогиня Пезаро не страдает неведением касательно тайны, которая уже несколько месяцев забавляла римлян и грозила дать им ещё много поводов для зубоскальства в связи с недавними и грядущими событиями. Иногда ему даже становилось любопытно, что могла двенадцатилетняя девочка думать о связи подруги с собственным родителем.
Нежно распрощавшись с Лукрецией, старший Борджиа поспешил на верхний этаж, следуя уже хорошо известным за год ночных визитов путём. Ещё одна привычка, от которой он не хотел избавляться. Он знал все повороты, число ступенек и выщерблины в камне, и не раз ловил себя на мысли, что в радостном предвкушении от встречи с красавицей Фарнезе до смешного похож на восторженного юнца. Впрочем, именно так он себя и ощущал, а уж что думают об этом остальные, не всё ли равно.
Двери в покои Джулии оказались незаперты, как и было условлено между ними ранее. Каталонец зашёл без стука, стараясь не шуметь, на случай, если девушка уже отошла ко сну. В передней спала служанка, даже не шелохнувшаяся от присутствия постороннего и тихого скрипа двери, ведущей в спальню молодой хозяйки, тогда как сам ночной гость замер на пороге.
Отредактировано Александр VI (26-08-2016 13:45:08)
Джулия не спала. Она сидела за столом в одной рубашке и слышала, как открылась дверь и кто-то вошел, и сразу поняла, что это Родриго.
Когда они в последний раз виделись, он был только кардиналом Борджиа. Теперь он был понтификом Александром VI. Ей казалось, что за эти несколько дней прошло много лет.
Джулия всегда вела жизнь, ограниченную небольшим кругом лиц, а в последнее время совсем уединилась. Ее положение можно было скрыть, но самой ей казалось, что оно видно каждому, смотрящему на нее. Впереди были еще три месяца ожидания, и животу еще только предстояло вырасти по-настоящему. Пока он только округлился, и его можно было увидеть только если Джулия была обнаженной. Но сама она чувствовала изменения, Адриана говорила, что у нее очень поменялось лицо, и любовница кардинала Борджиа старалась скрыться от чужих глаз. Она виделась только с постоянными жительницами Санта-Мария-ин-Портико, да и тех стремилась принимать у себя в покоях, а не навещать их.
Теперь у нее было много времени, проводимого в одиночестве, которого она не боялась, скорее наоборот. Но это было и время множества мыслей.
Когда во дворец прибыл вестник, сказавший, что кардинал Борджиа избран папой Римским, Джулия обрадовалась. Как верная любовница, она хотела того же, к чему стремился мужчина, чьей она себя считала. Потом прошло несколько дней, во время которых она не видела его, и пришли сомнения. Что будет теперь? Может быть, его святейшество, вошедший в новый этап своей жизни, решил, что в нем нет места для любовницы? Или беременной она нужна ему меньше? Она знала, что он потерял голову, но может теперь, увидев, что ее юность уходит безвозвратно, превращая ее в обычную женщину, охладел к ней?
Чтобы как-то отвлечься от мыслей, Джулия много писала. Почти каждый день по пространному письму своему брату Анджело, с которым была очень близка. О своих настоящих тревогах она молчала, старалась разговаривать на отвлеченные темы.
"Все-таки он пришел", - подумала Джулия, слыша за спиной дыхание Родриго.
- Тебя давно не было, - спокойно сказала она, не поворачиваясь к нему и все так же склоняясь над письмом.
- Прости, за последние четыре дня я не мог ступить и шага, чтобы не налетели просители, - дверь оказалась прикрыта, отделяя собеседников от мирного посапывания служанки. - Только сейчас понимаю, во что ввязался.
Он рассчитывал на другой приём. Ожидал, что Джулия бросится к нему, обнимет и рассмеётся своим нежным голосом, в её глазах отразится гордость за него и его успехи. А она даже не повернулась в его сторону.
Как это было похоже на Ваноццу в начале их знакомства! За пределами алькова та держалась точно так же, подчёркнуто спокойно, неоднократно вызывая у своего любовника недоумение тем резким контрастом между чувственной пылкостью и сдержанностью до и после близости. Полуторагодичная разлука показала, что это было напускное.
Во второй раз женщина получала над ним такую власть, что заставляла пренебречь всякими условностями и предосторожностями, и внутренний голос, редко его обманывавший, говорил, что третьего уже не будет. Простая жажда обладания, перемешанная с восхищением красотой и умом юной Фарнезе, стремительно переросла в ту самую пресловутую последнюю любовь, над которой каталонец посмеивался, будучи самоуверенным мальчишкой. Теперь он сам на шестьдесят втором году жизни сделался предметом насмешки, прекрасно зная об этом, но не намереваясь отступаться от Джулии. Он желал её не меньше, чем трон святого Петра, и теперь, получив второе, пришёл удостовериться, что по-прежнему не утратил и первую.
- А особенно ужасно то, что целых десять дней не было возможности тебя увидеть. Это уже выше моих сил.
Боже, что он несёт! Совсем как одуревший от чувств юнец. И самое смешное, что эти слова были чистой правдой.
- Джулия... - оказавшись за спиной девушки, он склонился над ней, отводя в сторону тяжёлую шёлковую пелену её волос, припадая губами к её шее и щекам и обнимая со всей нежностью, на которую был способен. - Ты же мне рада, правда?
- Значит, все дело в надоедливых просителях? - нарочито строго спросила Джулия.
Она по-прежнему не поворачивалась, но на ее губах заиграла довольная улыбка.
Конечно, она была рада и ждала. И боялась, что потеряла Родриго. Она любила в нем все, и еще - то, как он относился к ней. Было захватывающе чувствовать свою власть над ним, одним из людей, обладающим властью. Беременность сделала ее уязвимой. Она знала, что Родриго не оставляет своих детей и заботится о них, поэтому не боялась за будущее их пока нерожденного ребенка. Но Джулия знала и о том, что он оставлял женщин, если хотел сделать это, и его ничто не удерживало - ни количество проведенных вместе лет, ни количество общих детей. Он уходил ради своих желаний и ради других женщин. Почему бы ему не сделать это ради бога?
Теперь он утверждал, что их встречам мешали люди. Что же, их Джулия боялась меньше.
- Значит, это они отрывали тебя от меня?
Джулия медленно повернулась к тому, кто стал всего несколько дней назад Александром VI.
- Ты стоишь теперь выше всех на земле, - она обняла его за голову и прижала к своей груди, прикрытой кружевом тонкой рубашки. - Но даже ты не можешь сделать так, чтобы преданная тебе женщина не тосковала и не мучилась сомнениями в разлуке?
- Эта женщина не должна сомневаться, что я люблю её так, как никто и никогда не станет её любить, - он опустился на колени перед Джулией, пряча лицо в её мягких ладонях. - И что без неё мне гораздо хуже, чем она только может представить.
Они были вместе уже год, она носила под сердцем его ребёнка, но каталонец с прежним восторгом смотрел на светловолосую красавицу, вселявшую в него силы и, в то же время, успокаивавшую его разум. С не меньшим пылом, чем в начале их связи, насыщая плотскую страсть, Родриго постепенно стал делиться с ней своими заботами, рассказывать о том, что происходило с ним за пределами палаццо Орсини, и даже откровенничать о событиях и людях, обсуждать которых не следовало ни с кем. Кузина Адриана верно полагала, что её родственник всегда стремился окружить себя семьёй, и юная любовница, связанная брачными узами с другим, в то время как и сам он был несвободен, уже давно стала восприниматься Борджиа не просто как ночная утешительница, но как жена. А раз так, то и жить им пристало рядом, а не довольствоваться редкими визитами украдкой.
- Поэтому очень скоро у нас будет возможность приходить друг к другу, невзирая ни на кого, - он поцеловал её запястья, где кожа была нежной, как у младенца, после чего перевёл взгляд на её лицо. Он также подмечал перемены в облике Джулии, но они его не отталкивали. Наоборот, её нынешнее положение лишний раз свидетельствовало, что эта женщина принадлежала теперь ему. - Когда он родится.
Положив руку на живот красавицы Фарнезе, понтифик поделился с ней своими намерениями переселить дорогих ему женщин с Монтеджордано в примыкающий к базилике святого Петра дворец венецианца Дзено.
- Сегодня уже начались работы в моих новых апартаментах, и когда они завершатся, я смогу переходить из спальни в часовню, оттуда в базилику, а дальше уже в палаццо Санта-Мария.
Отредактировано Александр VI (29-08-2016 19:37:57)
Вы здесь » Яд и кинжал » Via Appia » Vita nova. 14.08.1492. Рим.