В Санта-Мария-ин-Портико Лукреция поехала не тайно, но и не афишируя свой отъезд из замка. Она знала, что, вздумайся ей спрашивать разрешения, скорее всего никто его не даст, поэтому сама приказала стражникам приготовить ей паланкин и, пользуясь занятостью родственников, покинула замок.
Что и говорить, в этом была ни то изрядная доля авантюризма, ни то глупости, но Лукреция знала, ради чего рисковала, вернее – ради кого. Утренний разговор с отцом напугал и даже в чем-то разозлил ее: что бы ни думали о ее браке с Джованни Сфорца ее отец и братья, Лукреция думала о нем, как о настоящем, и легкость, с которой другие Борджиа рассуждали при ней о том, как лучше убрать с пути Джани, задевала и пугала. Лукреция решила не откладывать разговор с мужем.
Путь был недолгим, ведь даже дворец для дочери понтифик выбрал тот, что был совсем недалеко от Ватикана и чуть дальше от замка Святого Ангела. Город был охвачен волнением и страхом, но с момента захвата его прошло уже несколько дней, и вакханалия первых грабежей подошла к концу, теперь было тише, на улицах почти пусто, и франки уже скорее следили за порядком, чем ломали привычный уклад жизни
Но Лукреция, погруженная в свои мысли, и не думала об опасностях. Под мерное покачивание она вспоминала разговор с Джани в ту ночь, когда он появился в городе, как он уговаривал ее уехать из Рима. Если судить по утреннему разговору с отцом, ее муж, отсутствовавший в Риме два с лишним месяца, подозревал о желаниях понтифика больше, нежели она, и был прав в своей осторожности и недоверии.
Толчок предшествовал остановке. Дворец Санта-Мария-ин-Портико, как и другие дома, смотрел плотно закрытыми ставнями и крепко запертыми воротами.
- Ее светлость герцогиня Пезаро, - сказал один из сопровождавших носилки стражнику, охранявшему ворота.
Тот недоверчиво покосился на паланкин, и Лукреции пришлось отодвинуть занавесь:
- Да, это действительно я. Поторопись, пожалуйста, я не хочу задерживаться на улице. И доложите его светлости.
Тяжелый скрип возвестил герцогине, что ворота ее собственного дома распахиваются перед ней.

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех

- Да, я пришла, - Лукреция подошла к мужу и, обняв, прижалась к нему.
Сердце бешено стучало, все-таки она чуть опасалась своего ночного перемещения по Риму, и теперь еще волнение сказывалось. Отдышавшись, она отстранилась от Джани и, подойдя к креслу, стоявшему около камина, села в него, протягивая к огню руки.
- Ты ведь не пришел. Тебе запретили?
В голосе слышалась обида, но это была обида не на герцога Сфорца. Как может ее отец и братья так поступать с нею? В их отношении к Джани проскальзывали презрение и нежелание считаться, и это было унизительно, и не только для ее мужа, но и для нее самой. И Лукреция не хотела с этим мириться.
- Можешь не отвечать, я догадываюсь. Джани, сегодня утром, как ты и просил, я разговаривала с его святейшеством. Я просила разрешить мне уехать с тобой в Пезаро. Он запретил.
Лукреция была слишком растеряна, но видела, что именно ее задело особенно сильно. Ее отец мог отговориться тем, что ехать слишком опасно, что на дорогах хозяйничают франки. Что он не хочет отпускать своего кондотьера, который нужен ему совсем в другом месте, а не разъезжающим между Римом и Пезаро для сопровождения жены. Но он даже не захотел сделать вид, что причины другие. Истина была преподнесена ей во всей своей неприглядности. И еще ей прочили нового мужа на благо семьи, как будто поменять его не сложнее, чем сменить платье. Чем она тогда лучше для них любой куртизанки?
- Он сказал, что не хочет, чтобы я покидала Рим.

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех

- Тебя не пустили в замок? Все еще хуже, чем я думала...
Хотя, казалось бы, куда уже хуже? Но если ее отец не хочет даже скрывать своего недоброжелательного отношения к Сфорца, то самого плохого можно ожидать в скором будущем. Что такое самое плохое, Лукреция хотела бы не думать, но "не думать" сейчас было опасно.
- Конечно, я пришла, Джани. Я пришла, потому что я твоя жена.
Жгучая обида на весь мир захлестывала. Она всегда была послушна воле отца. Разве она сказала хотя бы слово против, когда ей сообщили о скором замужестве? Ей было только тринадцать, но она даже не думала умолять или просить не заставлять ее выходить замуж. Она была отцу утешением, как он того хотел, и многое могла ему позволить, но не стать причиной чьей-то смерти, и особенно Джани, которого она почти - Лукреция была уверена, что совсем скоро "почти" превратится в настоящее - полюбила. Сейчас ей казалось, что никогда он еще не был ей так близок, как теперь.
- Пожалуйста, уезжай из Рима.
Предчувствуя протесты, она протянула руку и приложила палец к его губам, не давая возразить.
- Ты не знаешь, что они  мне сегодня говорили. Они говорили о новом замужестве. Я боюсь за тебя, Джани. Ты же знаешь, что наш брак нельзя назвать недействительным, а значит...

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех

"Они..." Как легко дались это слова Джованни Сфорца, Лукреции же, которая сейчас как и он, говорила "они", слово приносило невыносимую почти боль. Как просто в утреннем разговоре Родриго Борджиа, ее любящий отец, показал ей, где заканчивается его любовь и начинаются его интересы. Как просто отмахнулся от ее недоумения, возмущения и протеста. И Хуан... брат, с которым они, казалось, так сблизились за время разлуки, с веселой развязностью, без всякого сомнения, продемонстрировал, как легко не посчитаться с нею. Весь минувший день Лукреция, сама того не желая, постоянно составляла пламенные речи, которые оттого, что оставались ее внутренним молчаливым монологом, волновали не меньше. Ей все время казалось, что они о чем-то не договорили с Хуаном, и это вызывало навязчивое почти и, увы, бесплодное желание, понять, что именно.
- Вместе? Но как?
Душа была занята своими волнениями, а тело, как только Джани обнял ее, немедленно отозвалось своим. Лукреция вспомнила, что подспудно ощущала его весь день, с самого утра, что для сегодняшнего лишенного всякой безмятежности дня было удивительным. Неужели она так соскучилась по Джани, которого не видела всего два дня? Такого не было даже после их двухмесячной разлуки. Или перед лицом опасности она по-настоящему поняла, как он ей дорог? Лукреция скользнула на колени к мужу.
- Меня никто не отпустит, - она грустно улыбнулась. - Ты хочешь меня украсть?

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех

Дочь Родриго Борджиа не была от природы обделена темпераментом, но сегодня в ней проскальзывала какая-то новая порывистость, даже настойчивость и легкость на ответ. Она загорелась так легко, как будто провела несколько томительных часов в ожидании запаздывающего свидания. Позже она удивится тому, что поддалась такому несвоевременному порыву, но сейчас ей казалось, что нет ничего важнее, чем близость, и она отдалась ей со всей страстью.
- Да, ты мой муж. И сейчас ты полностью в моей власти, - согласилась Лукреция и, хрипло рассмеявшись, дернула корсаж платья, обнажая грудь. - Я буду делать то, что мне хочется, потому что я...
"Маленькая", - вдруг послышался голос и смех Хуана. Лукреция вздрогнула и мотнула головой, отгоняя странную иллюзию.
- Ты будешь ждать меня за римскими воротами? - она задвигалась, и в такт ее движениям, то быстрым и порывистым, то медленным и осторожным, прерываемый то вздохом, то стоном, продолжился ее рассказ. - Ты отвезешь меня домой, где ночами я буду особенно чувствовать себя твоей женой...
Чуть не вошедший без стука, чтобы проверить камин, незадачливый слуга остался за дверью, услышав голос герцогини, обещающей супругу, как изобретательна она будет в делах страсти, и почти сразу счел за благо ретироваться и сделать вид, что ничего не слышал.
- Джани, - прошептала Лукреция, прижимаясь виском к виску и замирая, чтобы продлить наслаждение.

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех

Замерев неподвижно, Лукреция прислушивалась к себе. Удививший ее саму всплеск желания в некотором смысле заинтриговал ее, страсть, с которой она стремилась к высшей точке удовольствия, была особенной, наслаждение долгим и сильным, но теперь, когда все закончилось, у нее почему-то осталось послевкусие с неприятной примесью. Как будто что-то было не так или не совсем то. Как будто у желания была другая причина, и она не была исполнена. Ощущение было легким, почти призрачным, но чувственная женщина не может не заметить и такой незначительной смены тонов.
Если бы об этом узнал Хуан, он мог бы быть доволен: его намерение пробудить в Лукреции сомнение начало исполняться. Но он оставался в неведении, как и сама Лукреция, еще не знавшая, что это легкое неприятное послевкусие - знак того, что исполнение песни прошло благодаря не тому, кто вызвал желание ее спеть, что утренняя пикантная встреча не прошла даром. Впрочем, о своих желаниях Лукреция сейчас знала еще меньше, а об их источнике вообще ничего.
Она решила, что причиной всего несвоевременность и дурное настроение.
- Катерина Сфорца здесь? - придя в себя и успокоившись, Лукреция встала на ноги и, одернув юбку, повернулась спиной к мужу, подставляя ему шнуровку. - И это после того, как она пропустила франков через свои земли? Она решила объясниться с его святейшеством?

Подпись автора

Духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно
Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех