В заунывную капель от сочащихся влагой стен вмешались посторонние звуки - чьи-то крадущиеся шаги, удар и следом шепот сдерживаемого ругательства. Старик, чем-то не угодивший папской семьи, но избежавший скорой смерти - то ли забыли про него, то ли сочли, что веревка - дороже морщинистой шеи, подслеповато прищурился - и кого это принесло в неурочный час? Миска от вечернюю похлебки - помои, а не еда - уже давно пуста, а охранники не слишком-то себя утруждают ночными обходами.

- Что толку тебе с двух глаз, если ты все стены пересчитал? - тусклое пятно света в глубине становилось все больше и, наконец, чадящий факел - прямо в лицо.
Узник отшатнулся, забился в угол и, уже глядя в спину, счастливо перекрестился - не за ним пришли, не за ним. Первого старик не знал, а о том, что шел вторым - одноглазом - был наслышан. Душегуб, прости ты господи, креста на нем нет. Если приходил к кому из заключенных, так можно смело было за упокой молиться.
- И по чью ж душу? - прошамкал и, цепляющийся за последние годы своей жизни так, что молодым впору позавидовать, прямо в углу свернулся калачиком - чем тише, чем незаметнее, тем дольше проживешь.

- Здесь что ли? - шедший первым очень высокий мужчина оглянулся на спутника и невольно поморщился - вот уж верно, бог шельму метит. Не просто так лишился тот глаза, рубленая рана через все лицо. Другой бы уже в аду горел, а этому - все нипочем. Но когда начальник замковой стражи приказывает с кем идти, выбирать не приходится.
В ответ - только молчаливый кивок и палец к губам. Одноглазый повернул от своего лица факел - видно, боится, что девица заорет при виде "спасителя" - и еще раз кивнул.
- Монна Оттавия? - длинный тихонько поскреб по решетке. - Монна Оттавия, вы здесь?

Подпись автора

Начальник замковой стражи
Мы перестаём бояться чудовищ под кроватью, когда находим их внутри себя

Ключ со скрежетом повернулся в замке, тяжелая осклизлая решетка поддалась не без труда, видно жалели стражники масла на смазывание скрипучих петель. Длинный вытер руки о штанины:
- Успеем, - ответил коротко и сурово добавил. - Обойдемся без имен, мадонна. Следуйте за мной.
Истомившей от ожидания женщине можно было не повторять дважды; она с силой вцепилась в локоть "спасителя" и, стараясь не отставать от широкой поступи, засеменила следом. Одноглазый отступил, давая дорогу, таким образом зайдя за спину обоим спутникам.

- Здесь ступенька, осторожнее! - высокий был предупредителен. - Нам уже немного осталось.
"Не нам, тебе", - не без труда удержав слова, подумал про себя, а вслух добавил. - Почти пришли.

Вот здесь явно позаботились - низкая дверца открылась легко. Мужчина пригнулся и все равно едва не ударился о притолоку... В нос ударил сильный аромат затхлой воды...
- Ну что же вы, мадонна! - он почувствовал, как напряглась идущая рядом женщина, и с затаенным интересом взглянул в ее лицо. - Я ж говорил, ступенька.
В ответ - то ли стон, то ли хрип; поняла, до немоты поняла. Что ж, милая, потерпи, еще немного потерпи...
Одноглазый, буднично улыбаясь, вышел следом. И удавка, которую он предусмотрительно намотал на ладонь, была настолько к месту, что казалась продолжением его руки.

Подпись автора

Начальник замковой стражи
Мы перестаём бояться чудовищ под кроватью, когда находим их внутри себя

Длинный стряхнул с себя женскую руку - бедняжка вцепилась в него, как в последнюю надежду.
- Вы вот с ним разбирайтесь, мадонна, - пробормотал, старательно не смотря в побелевшее от ужаса лицо.
Отступление больше напоминало бегство. Прикрыл за собой дверь - ухитрился не удариться - и прижался к ней спиной. Там ему делать было больше нечего. Сказано - довести, так довел. Что с него, с него спрос маленький, ему же не сказали, зачем все это нужно. А раз не сказано, значит, и нет ничего. Да и слишком большой удачей было попасть в замковую стражу, чтобы, разрушая таким трудом добытое, перечить Санторе. Перевел дух и прочь, не желая слышать криков...

Он и не догадывался, что еще много ночей бесплотной тенью будет она являться ему во сне, с веревкой на шее, в речной тине. И холодные плиты пола привычно согреются от его коленей, когда он тщетно будет молить о прощении. 

Одноглазый, которому неведомы были подобные мучения, поигрывая удавкой, приблизился к Оттавии.
- Не усложняй себе жизнь, - произнес улыбаясь, - не будешь дергаться - не будет боли.
В паху заныло, он всегда получал удовольствие от убийства, когда же жертвой была красивая женщина, наслаждение было сродни животному. Сложенной веревкой потер себе между ног.
- Не сопротивляйся и я все сделаю быстро.
Шагнул вперед, удавка змеей скользнула к тонкой шее.

- Говорил же, не дергайся, - деловито произнес душитель.
Он туже затянул узел, заставляя жертву хрипеть. Оттавия отчаянно билась под его руками, пытаясь проникнуть пальцами под веревку, сделать хоть что-то... Что только продлило бы ее мучения... Но силы были неравны. С каждым выдохом женщина слабела. Конец был уже близок.

Он моргнул единственным глазом и чуть ослабил хватку, играя с беспомощной жертвой. На самом деле, весь он не кривил душой, когда говорил, что все сделает быстро, но раз уж девица проявила строптивость, то должна быть наказана. Наказана надеждой, глупой, как она сама, и краткой, как глоток воздуха. Выкручиваясь, несчастная лишь продлевала агонию. Убийца не торопился, он наслаждался властью над чужой жизнью.

Высшее блаженство, сродни близости с тысячью женщин одновременно. Он убивал бы и бесплатно, но никогда не отказывался от золота...
Улыбнувшись одними кончиками губ, он туже натянул веревку. Палач и жертва слились воедино...

- Эй, нашли место! - раздался возмущенный крик. - Вот ведь бесстыжие!
И все-таки два глаза - лучше одного. Крик раздался с той стороны, которая была надежно скрыта личной темнотой убийцы. От неожиданности он вздрогнул и повернул голову на голос.

Властвуя, пусть и краткий срок, над чужими жизнями, привыкаешь себя ощущать всесильным, неуязвимым. Эта дрянь знала куда ударить - и кто только научил? Одноглазый откатился в сторону, скрючился, сжал в пятерню покалеченное сокровенное.
Он слышал и топот ее ног, и всплеск воды, но ничего не мог поделать и лишь тихонько поскуливал - даже на ругательства не было сил. Ну погоди же! Ему бы только до лодки добраться... куда этой изнеженной девице тягаться. Он перекатился на живот и, по-прежнему держа руку у паха, попытался встать на четвереньки. Боги мои, как же больно!
- Troia, battona*... - в ночи по реке звуки далеко расходятся, но что толку? Уже не успеть, луна скрылась и темнота скрыла надежно беглянку. Бессильно ударив кулаком по мерзлой земле, он перевернулся на спину и уставился в небо.
Да над ним все смеяться будут. Что может быть хуже, чем нелепый убийца? Злая слеза из уцелевшего глаза проложила светлую борозду,
Нет, никто о том не узнает. Толстуха, сделав свое дело, давно ушла. А "эта" вряд ли останется в Риме, наверняка, скроется отсюда подальше, зароется в нору. Никто не мешает ему сказать, что задание выполнено. Ничто не помешает.

*Шлюха, потаскуха