На подступах к городу
- Подпись автора
Яд и кинжал |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Si vis pacem, para bellum » Я встретил вас... работа у меня такая потому что. 27.02.1495. Градара
На подступах к городу
Все последние дни было пасмурно. Выехавший вперед в качестве гонца и умудрившийся приехать в Градару на целых двое суток раньше герцогов Пезаро, Баланти въехал в город в бурю. Первое утро здесь встретил в проливной дождь. Остальное время отвратительно моросило. Но именно сегодня выглянуло солнце, и день был ясным. Градара, вымытая и высушенная, готовилась встречать своего повелителя и его супругу. Это если выражаться фигурально и поэтически. Если же мыслить приземленно, то с небольшим сопровождением выехал встречать далеко на подступы к Градаре только Баланти. Не спав почти три ночи, чтобы сначала успеть прибыть как можно раньше, а потом чтобы устроить достойную встречу герцогу и герцогине, он сейчас почти падал от усталости с лошади, мечтая только о том, чтобы этот день поскорее закончился.
Настроение его еще ухудшилось, когда он увидел впереди повозки и группу всадников, среди которых не было Сфорцы, что означало, что говорить ему придется с герцогиней. А этого он старательно, часто не отдавая себе в том отчета, избегал.
Лодовико знал, что вскоре после разговора с ним герцог отправился к Лукреции, и что разговор их начался в тонах, которые обычно называют повышенными. Об этом судачил весь дворец Санта-Мария. Как и о том, что давно уже между Джованни Сфорца и Лукрецией Борджиа не было такого взаимопонимания и даже, кажется, любви. Баланти не задавал вопросов, но недоумевал. Это было не его дело - заговаривать о семейной жизни с герцогом Пезаро, и поэтому он старательно делал вид, что ничего странного не происходит.
Но было кое-что другое. Никто не мог заставить его в глубине души не любить герцогиню. Быть предупредительным, вежливым и даже услужливым, но не более того.
И вот сейчас разговора было не избежать.
Повозки, завидев его, остановились. Баланти поднял руку, приветствуя всадников, которые узнали его. Полог одной из повозок отдернулся, и оттуда выглянула мадонна Лукреция.
- Приветствую вас на вашей земле, ваша светлость, - Баланти спешился и поклонился.
- Я рада видеть тебя, Лодовико, - улыбнулась Баланти Лукреция. - Не надо столько официальности, пожалуйста. Градара - это ведь мой дом.
Все путешествие Лукреция недоумевала, почему вдруг отношение к ней близкого друга мужа стало таким неприязненным. Лодовико был предупредителен и вежлив, и в другой ситуации это было бы нормально, но из-за того, что раньше между ними был принят тон разговора, лишенный всякой формальности, новая манера Баланти теперь казалась почти оскорбительной.
Сначала она подумала, что ей показалось, к тому же Лукреция была слишком занята тем, что происходило между нею и мужем, и до других ей было мало дела. Шли дни, и она все больше и больше замечала перемену, и уверилась, что что-то произошло.
Странное дело, чем больше было видно, что между герцогом и герцогиней Пезаро царит полный мир и взаимопонимание, тем больше злился Баланти. Сама Лукреция была почти счастлива. Чем дальше был Рим, тем больше ей казалось, что пребывание в Пезаро, рядом с мужем, избавит ее от всего, что она теперь называла иллюзиями. Если сначала между ними еще возникала какая-то напряженность, то постепенно она сходила на нет. В окружении шептали, что Джованни и Лукреция выглядят идиллической парой. И, как это бывает, заражают своим настроением окружающих. Все много смеялись, дамы кокетничали с мужчинами. Кажется, составились две или три пары. Вокруг каравана витал дух влюбленности и чувственной любви.
И только Баланти мрачнел с каждым днем, так что не заметить этого было невозможно, и если сначала Лукреция отказывалась понимать, то вскоре у нее зародились подозрения о причинах. И, конечно, они были близки к истинным.
- И я рада вернуться сюда. Мне почему-то только кажется, что ты не рад, Лодовико.
Баланти не удержался от ехидства, хотя позволил его себе, конечно, только мысленно. "Конечно, дом. Милый дом, где можно скрыться от тяжелых обвинений и отдохнуть от грехов". Он едва удержался, чтобы не скривиться, и вынужден был поклониться еще раз, хотя эта "официальность" уж точно была чересчур.
- Я рад, ваша светлость. Очень рад. Мне жаль, если я недостаточно могу это показать, но это не более чем последствия бессонных ночей. Много дел и мало времени. Это делает нас бесчувственными.
Он лукавил, при этом так, что было почти стыдно. Во-первых, потому что ничто, как необходимость так лгать, не говорит о зависимости и несвободе. Во-вторых, перед тем, кому он служил, как видно, недостаточно хорошо, чтобы оградить от позора, пусть даже и скрытого.
Баланти смотрел на Лукрецию Борджиа и не понимал, отказывался понимать, почему она так легко и непринужденно себя чувствует, и почему Джованни Сфорца позволяет ей это. Он мог понять, почему герцог не оставил в Риме блудную жену, почему не доходит до откровенного разрыва, даже, если очень постарается, поймет, почему нет семейных скандалов и ругани. Но только не выражение счастья на лице герцогини Пезаро или удовольствия на лице герцога. Это было за пределами.
- Надеюсь, вы хорошо отдохнули минувшей ночью, ваша светлость, потому что город так готовится к тому, чтобы встретить свою повелительницу, что праздник не сможет закончиться рано.
- Ночь была именно такой, чтобы придать мне сил и для остатка дороги, и для праздника, и особенно для того, чтобы приветствовать любимый город, - глаза Лукреции блеснули лукавством.
Пусть она и видела недовольство Баланти, и даже прозревала причину его изменившегося к ней отношения, граничащего теперь с вежливой грубостью, но эгоизм довольной воспоминаниями о ночи женщины сейчас победил. Она старалась не чувствовать грусть от разлуки с Хуаном, вытесняла ее из головы и сердца, и та, мстя ей за то, что с нею не считаются, превращалась в ненасытность и особенно обостренную чувственность. Это делало ночи жаркими, к радости обоих супругов. Пока Лукреция не думала об истинной причине и том, насколько зыбка она для того, чтобы ожидать произрастания на ее почве счастья.
- Думаю, что могу то же самое сказать и за своего супруга. Не правда ли?
Последний вопрос был адресован уже герцогу, который выехал с места последней ночевки чуть позже, и теперь наконец догнал кортеж жены.
Баланти ошибался, Лукреция ошибалась. Джованни не был лицедеем, но последние недели мог бы блистать на балаганных подмостках. Лишь ночью герцог был честен, когда брал то, что ему предназначено Богом, когда стирал прикосновения чужих рук с тела Лукреции, когда с восторгом собственника слышал ее протяжный стон, но едва рассветные лучи касались подушки, вновь надевал маску.
Притворство, сплошное притворство, в этом преуспел правитель Пезаро, настолько преуспел, что сумел убедить друга и обмануть жену.
- Теперь Градара твой единственный любимый город, - Сфорца кивнул Лодовико. После приснопамятного разговора он не то, чтобы избегал общения, но ему было тяжело смотреть в глаза тому, кто знает. Потому и отправлен был Баланти вперед, хотя вместо него мог поехать любой другой из свиты герцогов.
Не раз и не два Джованни вел с другом мысленный диалог, сейчас же они столкнулись лицом к лицу.
Я не хочу ничего менять, пусть так оно все останется.
Герцог положил ладонь на запястье Лукреции, он чуть отвернулся, потому она не видела выражение его лица, зато ласкающую руку не заметить не могла.
- Ты не слишком скромна, Лукреция, - отозвался и с кривой усмешкой посмотрел на Баланти. - Думаю, все уже готово к нашему приезду? Верхние комнаты в постоялых дворах - не самое удобное место для любящей пары.
Баланти понял, что у идиллии, разыгрывающейся перед глазами его и других придворных, двойное дно. Выражение лица герцога, усмешка, ничего не имеющая общего с улыбкой и двусмысленная шутка говорили гораздо больше, чем радостное лицо Лукреции Борджиа. Хм, но в таком случае Лодовико понимал еще меньше. К чему эта игра? Кому она нужна?
- Ее светлость просто откровенна, как и ты, Джованни. Я ценю искренность, которой вы меня удостаиваете.
Лодовико решил тоже быть двусмысленным, хотя и видел в этом слишком мало настоящего удовольствия, но сейчас никак иначе не получилось бы дать понять Сфорце, что он услышал то, что ему хотели сказать. Когда герцогиня отвернулась, он сделал едва заметный знак, которым обычно спрашивал "Хочешь я убью его?" Правда, сейчас речь шла о женщине, но Лодовико это не смущало. Если Джованни Сфорца не хочет никаких осложнений с Папой, то его можно понять. Его семейка в лице герцога Лодовико ничего хорошего не скажет, если он пойдет на конфликт со Святым Престолом по каким-то личным причинам. Правитель Милана посоветует отложить эти причины в место столь далекое и темное, что обратно их будет уже никак не вытащить. Но даже всесильным Лодовико Моро или Родриго Борджиа не удастся ничего поделать со смертью. А если постараться, то смерть будет выглядеть так естественно, что никто ничего не заподозрит. И любой приставленный к Лукреции доверенный от Папы человек, находящийся сейчас среди придворных, это подтвердит.
Вот именно так Лодовико бы и поступил, искренне считая, что нечего церемониться с папской дочерью, которая не просто грешит внебрачными связями, но еще и развлекается с родным братом. Супругу слухи, когда они пойдут, украшения не составят. Рога вообще никого не красят, а столь затейливые и того подавно.
Герцог Пезаро не сомневался, что Лукреция была бы хорошей женой. Она достаточно податлива, чтобы не раздражать понапрасну, но при этом довольно своенравна, чтобы жизнь с ней не стала скучной. Брак, продиктованный политическими соображениями, должен был быть счастливым, не вмешивайся так бесцеремонно в их жизнь Родриго Борджиа.
Градара достаточно далека от Рима, чтобы туда не дотянулось крыло Его святейшества. И Джованни так надеялся, что Баланти ошибся. Связь с родным братом - это было чересчур даже для любвеобильных отпрысков понтифика. Между ними всегда была связь, но была ли она до такой степени порочной? Военачальник на поле брани, герцог Пезаро приказал себе считать, что возникло недопонимание. Речи не могло идти о том, что Лодовико очернил его жену, но ведь он мог неправильно понять и принять обычную фривольность за преступление. Этого не было и точка!
Но приказать себе не думать об этом не было под силу даже успешному полководцу.
Пусть все остается, как есть...
Джованни не сомневался, что Лодовико, не колеблясь, сделает его вдовцом. Но ведь Градару заново отстроили именно для Лукреции, и герцог не видел так иной женщины.
- И я ценю твою преданность, Лодовико, - диалог, понятный только двоим. - Мы оба ценим, не правда ли, дорогая?
Улыбка получилась невеселой, но это могло быть заметно только очень внимательному взгляду. Он попробует сделать дочь Борджиа герцогиней Пезаро. Им обоим нечего делать в Риме, их дом - здесь, так оно и будет.
Лукреция же если и заметила, что между ее мужем и его другом ведется тайный диалог, то отнеслась к нему не с тревогой, а с изрядной долей снисходительности, показывая тем, что понимает, что не все обсуждаемое мужчинами должно быть рассказано женщине.
Может быть, в глубине души она знала о сомнениях Джованни. В конце концов, знала же она, что он что-то подозревает, а значит, не может быть полностью спокоен и уверен. Но Лукреция была уверена, что одержала уже первую и самую главную победу, от которой связь между ними оказалась крепче, чем любые сомнения. И еще что в ее власти сделать так, чтобы эта связь стала еще нерушимее...
Градара была уже близко. Лукреция, очень не любившая верховую езду, теперь потребовала посадить себя на лошадь, чтобы въехать в город своего мужа величественно, а не выглядывая из повозки. Они находились на небольшом холме, и впереди, за широкой, покрытой самой первой и нежной зеленью, залитой ярким солнцем долиной, возвышалась Градара. В другое время ее стены могли бы показаться мрачноватыми, но ясным днем цвет камня казался нежно-розовым, отчего замок выглядел радостным и праздничным. Лукреция глубоко вздохнула, как будто ей только что было тяжело дышать.
- Она прекрасна, кто бы стал с этим спорить, - ахнула от восторга Лукреция, и щеки ее от удовольствия зажглись ярким румянцем. - А теперь, когда сюда вернулся тот, кто владеет ею, станет еще лучше.
- Преданность в порядке вещей, ваша светлость, - отозвался Баланти и хмуро покосился на герцогиню, как будто хотел удостовериться, что укол достиг своей цели.
Напрасные надежды. Как и положено дочери Родриго Борджиа, который какими только проклятиями и слухами в свой адрес не обзавелся, пока носил кардинальскую сутану или папскую тиару, Лукреция намека не услышала. От этого Лодовико нахмурился еще больше, скрипнул сквозь зубы "Посмотрим, посмотрим" и отвернулся.
Придворный, привычный к интригам, Баланти не любил двусмысленностей, сложности и игры в вопросах дружбы и вопросах семьи. А у герцога Пезаро со вторым получалось уж очень замысловато, и он еще находил нужным делать хорошую мину и даже надеяться на будущее. Дело его, конечно, но, как уже говорилось, ничто не могло заставить Лодовико Баланти не любить герцогиню. У каждого своя тайная любовь и тайная ненависть, и он недавно обзавелся второй.
Ворота замка были широко распахнуты навстречу правителям. Пора цветов еще не пришла, но город был украшен. Многие балконы и даже окна были задрапированы тканями, улица, ведущая от самых ворот к дверям дворца была выстлана роскошными гобеленами, музыканты старались вовсю, и танцовщицы, почти обнаженные в своих легких платьях из полупрозрачной материи, были восхитительны.
Бок о бок они въехали в Градару. Приветственные крики толпы заглушали музыку. Рим остался только в памяти. Джованни давно мечтал об этом, мечтал ввести в город свою жену, показать ей, что значит быть герцогиней Пезаро, но сейчас не чувствовал триумфа. Борджиа... Они смогли украсть у него даже это. Но хорошо смеется тот, кто смеется последним. Он заставит Лукрецию забыть, кто она по крови.
- Слышишь, это приветствуют тебя.
Вызывая новые вопли восторга, из заготовленного кошеля в толпу полетели серебряные монеты. Несколько вездесущих нищих - и как только они пробрались в первые ряды? - тут же устроили небольшую заварушку. Сфорца чуть нахмурился - ничто не должно было омрачать праздника, но невольно придержал лошадь. Слишком уж потешно у них получалось, будто не потасовка, а тщательно отрепетированный спектакль. Показалось или нет, что Лукреции это понравилось ничуть не меньше, чем откровенно зовущие движения едва одетых танцовщиц?
- Поощри, - кивнул он одному из свиты. Горсть монет вызвала еще большее оживление, но герцог уже не смотрел в сторону нищих.
Он дома. Они дома.
Процессия въехала во двор замка. Джованни поднял голову вверх и посмотрел на узкие бойницы; в одном из окон мелькнуло белое платье.
- Даже Франческа пришла нас поприветствовать. Значит, замок тебя принял.
За спиной послышался чей-то едкий смешок, тут же перешедший в почтительное покашливание.
Я хочу, чтобы все оставалось так, как есть. Я решил, значит, так и будет.
Лукреция любила зрелища. И самые изысканные, вроде спектакля, где из уст актеров льются стихи Овидия и Данте, а сами они красиво одеты, и самые сомнительные, вроде драки проституток на папском пиру или той сцены, что устроили сейчас нищие перед ее глазами. Она хохотала, не смущаясь демонстрируя свое веселье, и даже развязала свой кошелек, чтобы собственноручно отблагодарить сброд, подаривший ей поднимающую настроение сцену. Нищие падали за монетами и целовали землю.
"Въехать с улыбкой - добрый знак", - говорила себе папская дочь, которой нравилось сейчас все - и суета вокруг монет, и приветствующая ее толпа, и дети, свисающие с балконов, и улыбающиеся и машущие руками женщины всех возрастов и социальных слоев, высовывающиеся из окон и наклоняющиеся вперед, щедро демонстрируя содержимое вырезов платьев.
- Лодовико, я хочу, чтобы эти танцовщицы были сегодня на празднике, - обратилась она к Баланти, лукаво поглядывая на супруга. - Кажется, его светлости они тоже понравились.
Градара приветствовала ее, и Лукреция чувствовала себя совершенно счастливой.
- Даже Франческа? - она подняла голову, силясь разглядеть что-нибудь в узких бойницах или окнах замка. - Несмотря на утренние часы и яркое солнце? Тогда это настоящее признание.
И все-таки, когда они вошли, Лукреция почувствовала, что устала: дорога и волнения взяли свое, к тому же она никогда не отличалась большой выносливостью.
- Думаю, за истекшие полгода здесь ничего не изменилось? - сонно спросила она. - Во всяком случае, я бы хотела посмотреть на изменения потом.
Перехватив ищущий, как у любого человека, который мечтает выбраться из толпы и оказаться в одиночестве, взгляд герцогини, Баланти улыбнулся так, как будто давно его ждал. Это было действительно так. Во-первых, он надеялся на разговор с Джованни Сфорца, наконец с глазу на глаз, чего не было уже давно. С того самого, памятного. Во-вторых, у него был еще один план, который ждал своего исполнения. И для него Лодовико обернулся и, взяв за руку стоявшую недалеко среди встречавших женщину, подвел ее к себе.
- Ваша светлость, это моя жена, Адриана. Все эти дни она делала все, чтобы вы вернулись в убранный дом, а в ваших покоях было все, что только может понадобиться. Разрешите ей проводить вас в ваши комнаты.
Когда женщины удалились, Баланти обернулся к герцогу Пезаро:
- А о твоих комнатах беспокоился я. Баня и хорошее вино после дороги. Кажется, то, что тебе нужно.
- Как погляжу, ты решил, что Адриане пора вернуться ко двору, - глядя вслед женщинам, отозвался Джованни. - Это хорошо, жена должна быть рядом со своим мужем.
Опять двусмысленность. Баланти был одним из тех немногих, с которыми Сфорца мог позволить себе откровенность, но сейчас тот разговор незримой стеной стоял между ними.
Не обращая более внимания на то, что происходило вокруг, герцог молчал и это молчание становилось нестерпимым. Будь прокляты эти Борджиа и будь проклят он сам, если позволит им испортить все, что ему дорого.
Джованни внимательно посмотрел на Баланти, пытаясь прочесть в темных глазах собеседника его скрытые мысли, и почувствовал как его отпускает напряжение. Вот это Его святейшеству точно неподвластно. Он крепко, по-мужски, обнял друга за плечи:
- Я чертовски рад видеть тебя, Лодовико.
Все будет хорошо... Все должно быть хорошо.
Эпизод завершен
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Si vis pacem, para bellum » Я встретил вас... работа у меня такая потому что. 27.02.1495. Градара