Флоренция.
- Подпись автора
Яд и кинжал |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Яд и кинжал » Fila vitae » Заговор Пацци. Лев прав потому, что он лев. Осень 1474 года. Флоренция
Флоренция.
- Но как же так, Джованни? Разве так можно?
Лицо молодой женщины было одновременно и злым, и растерянным. Она с хрустом заломила пальцы и с надеждой смотрела на мужа. Весьма недурной внешности, сейчас она казалась дурнушкой. Слезы мало кого красят, а Беатриче рыдала почти неделю, с самого тогда дня, как с подачи Лоренцо Медичи был принят новый закон о наследовании, лишающий имущества тех женщин, чьи отцы умерли без завещания. И ведь мошенник, умудрился провести дело так, что этот закон имел обратную силу. В одночасье из богатой наследницы дочь богатого горожанина Борромео стала нищей и полностью зависящей от мужа.
К чести ее супруга, он ни словом не упрекнул свою половину, но был не менее нее огорошен случившимся. Его брак с Беатриче, довольно удачный как потом выяснилось, все-таки изначально был всего лишь сделкой. Теперь же получалось, что Пацци вместо богатых сундуков и жены в придачу получил только жену. От бессилия оставалось только сжимать кулаки и проклинать этого выскочку. Проклятые Медичи, торговцы были – торговцами и останутся. Взывать к справедливости – бесполезно, а радовать достойного внука Козимо он точно не хотел. Сама Беатриче, которой нечего было делить с нынешними негласными правителями Флоренции, была иного мнения.
- Произошло недоразумение, - уверяла она саму себя, когда служанка затягивала ей шнуровку на платье. – Я с ним поговорю, и он не сможет мне отказать, - вторила в такт щетке для волос. – Должна же быть на свете справедливость, - усаживаясь в паланкин, почти убедила себя и уже с нетерпением ожидала встречу.
Ореховый бархат платья оттенял глаза, темные волосы убраны в простую прическу, из украшения – только нить жемчуга, зато каждая жемчужина – на подбор, бледно-розовая, в тон губам. Никакой вычурности и ложной скромности. Оба брата Медичи слыли известными меценатами и умели ценить красоту. На это и рассчитывала дочь Джованни Борромео.
Дворец на виа Ларга встретил мадонну Беатриче, как и любого другого, торжественностью и монументальностью. Слуга проводил ее во дворик с оливковыми деревьями, залитый в этот час осенним солнцем, и направился докладывать хозяину.
Как раз в это время на втором этаже палаццо распахнулась дверь, выпускающая из Капеллы тех, кто присутствовал только что на домашней службе. Вышедшая из нее жена хозяина, мадонна Клариче, направилась к лестнице, но остановилась и обернулась, чтобы послать неодобрительный взгляд тому, чей громкий голос громко и беззастенчиво, как будто его обладатель находился не в храме, а на рынке, позволял себе шутить. Луиджи Пульчи, весельчак и остроумец, приближенный Лоренцо Медичи, прохаживался по поводу того, как иногда льстят художники, примером чему, по его мнению, являлось изображение нынешнего хозяина дома на фреске капеллы. Лоренцо же благосклонно улыбнулся и ответил что-то в том же духе, по-видимому нимало не обеспокоенный подобным остроумием.
Сочтя момент более чем подходящим, слуга поднялся к господам и доложил о гостье, ожидающей внизу. Едва только прозвучало имя Беатриче Борромео, как веселье стихло, и глаза присутствующих выжидательно уставились на хозяина палаццо.
- Ты ведь ждал чего-нибудь подобного? - первым заговорил Джулиано.
- Ждал, - коротко ответил Лоренцо. - Но, пожалуй, все-таки думал, что придет не она, а ее муж. Я поговорю с ней. Но не здесь. Предложу даме прогулку по саду. Не стоит меня сопровождать.
- Ее это может оскорбить, - в голосе младшего брата звучало сомнение и неодобрение.
- Джулиано, - Лоренцо, уже сделавший по лестнице несколько шагов вниз, резко остановился и обернулся. - Я уже говорил, что больше не буду делать вид, что увлеченно играю в дружбу с любым из братьев Пацци. Не я первый начал, но я продолжу. Если она здесь, то они все поняли правильно. Мне и так придется быть очень вежливым, но на большее им рассчитывать не стоит.
Он и впрямь был безукоризненно вежлив, когда приветствовал даму и почтительно уступал ей дорогу, ведущую через арку из внутреннего дворика в сад. С той безличной холодностью, которая не могла бы обмануть и торговку с рынка. Мадонна Беатриче была хороша собой и изысканна, и ему было жаль допускать подобную почти грубость по отношению к ней. Но другого, по собственному убеждению, Лоренцо позволить себе просто не мог.
Холодная вежливость может ударить наотмашь. Беатриче смотрела на Лоренцо и видела перед собой незнакомца или даже хуже - врага. Словно не его принимали в их доме, как дорогого гостя, словно это не его теплая компания, которую он с усмешкой именовал "бригадой", могла быть уверена, что найдет подогретое вино и накрытый, пусть и наспех, стол в любое время дня и ночи. Ее Джованни потом каялся, обещал, что набеги прекратятся, но сам же зазывал приятелей на огонек. Так и было до тех пор, пока между семьями Медичи и Пацци не пробежала кошка. Двум львам не ужиться в одной клетке.
Осень еще не вступила в свои права и в саду было по-летнему душно. Беатриче шла рядом с хозяином дома и гадала, предложит ли он ей присесть. В другое время она бы с удовольствием полюбовалась бы буйством красок, но сейчас от волнения и насыщенного аромата поздних цветов кружилась голова. Окрашенная в белый цвет скамейка возле розария показалась вполне подходящей и молодая женщина замедлила шаг. Она исподтишка посмотрела на спутника, но тот продолжал делать вид, что не понимает, чему обязан визиту.
С каждым мгновением начать разговор казалось все сложнее. Беатриче провела ладонью по розовому кусту и ойкнула, с облегчением поняв, что наконец у нее появилась возможность нарушить молчание.
- Какие острые шипы, - держа руку перед собой, улыбнулась она, на кончике пальца алела капелька крови. - Не правда ли, как удивительно устроено, у самых нежных цветов - самая надежная защита?
- Разве это удивительно? Что больше нуждается в защите, нежность или грубость? Вы очень неосторожны, мадонна.
Лоренцо усмехнулся тому, каким непрямым путем пошел разговор. Он наклонился, сорвал лист подорожника, взял Беатриче за руку и, приложив лист к ранке, сжал ее руку в своей. Сцена могла бы показаться забавной, милой или даже трогательной, но то, что одновременно со своими действиями говорил Лоренцо, было преисполнено смысла, изрядно отравляющего происходящее.
- Я скажу вам больше, мадонна. В защите нуждается решительно все. Ребенок, женщина, семья и даже целый город. И чем больше нуждающихся в защите, тем больше приходится полагаться на разум и меньше на собственные желания. Собственные чувства, которые, как известно, кратковременны. И привязанности, которые еще и иллюзорны.
Он подвел Беатриче к скамье, окруженной клумбами, цветущими сейчас пышно, по-осеннему яркими цветами, и усадил, сам же остался стоять рядом. Дань бывшим привязанностям он все-таки отдавал, и поэтому не отказал Беатриче в разговоре. Может быть, она пришла не по поручению, а по собственной воле? Это был слишком наивный жест, чтобы верить, что исходил он от ее мужа. Джованни Пацци... когда-то они весело проводили время. Иногда у него в палаццо, в присутствии Беатриче, иногда - и часто следующим же днем - у куртизанок. Хороший собутыльник, в остальном же слишком посредственный, чтобы жалеть, что теперь они по разные стороны. Лоренцо никогда не продвигал кого-нибудь только по памяти попоек и дебошей.
- Вам же не о чем беспокоиться, мадонна. Вы находитесь под защитой вашего супруга. У него не так много дел, и он может заботиться о вас, не отвлекаясь.
В умении вести двусмысленные беседы внуку Козимо Медичи не было равных. Вроде бы и не сказано ничего оскорбительного, но в его казалось вежливых словах Беатриче явственно слышала скрытую насмешку. И что бы она не ответила, это выглядело бы как оправдание. Она вспомнила злые откровения мужа, что Лоренцо без лишней скромности отождествлял себя с со всей Флоренцией, всячески подчеркивая, что для него важны интересы Медичи, только если они не противоречат интересам города. Вроде бы и не добавлял ничего сверх, но специально или нечаянно получалось, что в этом он противопоставлял себя древнейшим тосканским семьям. Если до недавнего времени Беатриче казалось, что в Джованни говорит обида, теперь она была склонна согласиться с супругом.
Подорожник быстро остановил кровь, но молодая женщина не спешила отнимать его от ранки.
- Мне есть о чем беспокоиться, - быстро возразила. - И вы правы, мессер, теперь я не только под защитой, я теперь еще и полностью в зависимости от мужа, - она почувствовала, что сейчас расплачется, но под холодным взглядом собеседника старалась сдержаться. - Мой отец перевернулся бы в гробу, если бы узнал, что я осталась без средств. Чем Карло заслужил? Почему теперь он наследник?
Следовало бы ответить "Потому что вам плохо выбрали мужа, мадонна. Недальновидно". Это было бы правдой: краткой, доходчивой и достаточной. Джованни Пацци наверняка знал ее. Возможно, знала и Беатриче, но почему-то предпочитала делать вид, что не понимает.
Формально закон о наследовании был принят Советом республики. Фактически же его бы не было, не будь Лоренцо Медичи его инициатором и рьяным сторонником. Искусство Медичи заключалось в том, чтобы решать во Флоренции все, при этом не занимая ни одной официальной должности и сохранив все институты самоуправления, которые существовали уже почти триста лет. Мечтал Лоренцо, как и его отец и дед, лишь о том, чтобы это фактическое положение вещей получило свое формальное выражение.
- Мадонна, я рад проведению этого закона. Деньги могут многое, а большие деньги - почти все. Следует выбирать, кому позволительно ими владеть. Ваш племянник Карло ни разу не подал повода усомниться в том, что его богатство может пойти во вред республике. Кстати, Совет принял этот закон, мадонна Беатриче, не стоит забывать об этом, задавая вопросы мне.
Лоренцо говорил негромко, но вполне выразительно. Ему пришлось остановиться и закашляться. Внезапно налетевший порыв ветра немилосердно потрепал цветы, смял драпировку юбки Беатриче и спутал полы его джорне.
- Вы и сами в родстве с семьей Пацци, чем же Карло оказался предпочтительней? – глаза женщины сверкнули.
Упреки, которыми сама дочь Борромео осыпала супруга, были забыты. Ей было тяжело прийти просительницей, но Джованни сказал, что не пойдет на поклон, значит, ей ничего другого не оставалось, как отбросить свою гордость. Она сорвала с куста начавший отцветать бутон и, рассеянно обрывая лепестки, бросала их себе под ноги.
Ветер, играючи, закрутил вокруг ног юбку, пылевым смерчем швырнул в лицо, разрумянил щеки. В глазах собеседника хрустели льдинки, он не был зол, он был равнодушен, а это страшнее всего. Так что же честнее – как Пацци прямо идти к своей выгоде или же как Медичи, прикрываясь интересами города, строить свою империю? Правильно ее отговаривал Джованни, ничего хорошего это не принесет, но раз уж она пришла, то хотя бы скажет, что думает.
- Совет? – Беатриче поправила платье, вынула из прически запутавшийся в волосах первый осенний листок. – Не оскорбляйте меня подозрениями в глупости, мессер. Мы оба понимаем, кому и чем удобен Карло.
Теперь она жалела, что не прислушалась к словам мужа, но терять ей было нечего. Все, что у нее были, отнял этот человек. И он, и она знали, кто на самом деле стоял за этим законом.
- Теперь вы вспомнили о родстве, мадонна? Очень вовремя. Почему бы вашему мужу и его брату Франческо было не вспомнить о том чуть раньше? Погоня за выгодой лишила их памяти. Лишение же ее восстановило. Видите, как выгодно бывает что-нибудь отнять?
Равнодушие мгновенно сменилось неприязнью. На старости лет его дед, Козимо Медичи, как то бывает, разлюбил вражду и возжелать примирения со всеми недоброжелателями. Одним из результатов стал брак его внучки, сестры Лоренцо, Бьянки, с Гильермо Пацци. "Родственная связь" показала себя с лучшей стороны, если речь вести о попойках. Но о том ли думал Козимо?
- В силах Совета было не пропустить закон, но он это не сделал. Знаете, почему? Я объясню.
Лоренцо теперь был склонен считать, что визит Беатриче был ее личным желанием. Пацци не настолько глупы, чтобы не понимать, за что и почему, поэтому понимают и бесполезность подобных разговоров. Женщина пришла сама. Ее не стали удерживать. Может быть, надеясь на чудо? Сверкающие глаза, полные жизни и страсти, красивое лицо, идеально подобранный наряд. Где-то в глубине души его это трогало. Все-таки эта женщина не была совсем чужой и посторонней. Но он не позволял себе даже думать о том, чтобы пойти навстречу. Не на это ли втайне надеялся супруг Беатриче? В этом есть знак победы - если враг доходит до такого унижения. Но можно ли упиваться победой, когда враг так жалок и способен на подобные шаги? Догадывается ли об этом женщина, сидящая перед ним?
- В прошлом году мне пришлось принять самое тяжело решение в моей жизни, мадонна. Банк Медичи отказал его святейшеству в займе. Вы понимаете, что это означало? Полный разрыв с его святейшеством и огромные потери.
Это было еще слабо сказано. Святой Престол был главным для банка Медичи. Эта семья могла выложить самую большую сумму наличными в Европе. Ни один даже монарх не мог похвастаться такими возможностями. И все-таки половину всех доходов составляло то, что банк Медичи был банком Святого Престола.
- Половина дохода и неприязнь понтифика! Вы хоть понимаете, на что мне пришлось пойти? - с трудом сдерживая волнение от собственных слов, Лоренцо сжал за спиной руки и с силой хрустнул пальцами. - И все-таки я пошел на это. Предполагалось, что займ пойдет на покупку Имолы для племянника понтифика - Джироламо Риарио. Бывший бакалейщик вознамерился создавать собственное государство, да еще на самой границе с флорентийскими владениями. Как вы думаете, мадонна, за счет чего он станет расширять территории?
Лоренцо замолчал. В повисшей тишине было слышно, как несколько листьев, шурша, падают на траву.
- Я не мог позволить ему делать это за счет Флоренции и отказал. Моя мать всегда говорила, что то, что хорошо для Флоренции, не может быть плохо для Медичи. Брат вашего мужа, Франческо Пацци, вовремя подсуетился и дал Сиксту деньги. Он получил полное одобрение и поддержку понтифика. Но теперь Джироламо Риарио у нас под боком, и его намерения далеки от дружелюбных. Поведение Совета и его решение не так и странно, не так ли, мадонна? Странно только, что вы, похоже, и впрямь пришли на что-то надеясь.
На этот раз Беатриче не нашлась, что сказать. В словах Медичи, как ни горько было это признать, было немало правды. Ни в чем не повинный цветок с каждым лепестком терял свою полуувядшую красу. Молодая женщина, сминая, сжала бутон в кулаке:
- Вы сделали это специально, - тусклым голосом ответила. – Вы нашли больное место и ударили туда, где нельзя получить ответа. Деньги давал мой деверь, а наследства лишили меня.
Пусть он считает, что ее беспокоит только собственная выгода, но к своему ужасу Беатриче поняла, что не просто ее лишили законных денег, это была необъявленная война. Во Флоренции слишком мало места, чтобы там могли ужиться Медичи и Пацци.
- Наверное, вы получили сейчас удовольствие, - прошептала, глядя ему в глаза. – Как глупо, что я пришла. Джованни был прав.
То, что только что было цветком, упало под ноги Беатриче.
- Когда человек думает обо всех – он не думает ни о ком, - голос был едва ли громче шелеста листы. – Только бог может быть богом. Только он может решать, что хорошо, а что плохо. Гордыня – смертный грех, мессер Лоренцо. Помните об этом.
- Если бы никто не брал на себя ответственность решать, что хорошо и что плохо, то в этом мире не решалось бы решительно ничего, мадонна, - резко одернул собеседницу Лоренцо. - А когда человек думает обо всех, он не может думать о каждом отдельно. Это не страшно, потому что о каждом отдельно всегда есть кому подумать. О вас позаботится ваш супруг. Это его прямая обязанность, не моя. Полагаю, доходы от римского филиала банка Пацци вполне позволят ему это сделать. Деньги в семье не делятся на свои и чужие. Вам это прекрасно известно.
Упреки, как и высокие слова навевали на него скуку. Еще один удел тех, кто проигрывает. Грозить высшим судом и взывать к высшей справедливости. Последняя заключается, конечно, в том, чтобы отдать проигранное назад, из высших соображений, которых на самом деле не разделяет и сам взывающий. Беатриче была виновата лишь в том, что неудачно вышла замуж. Удачная партия обернулась неприятностями. Так бывает. С его сестрой произошло ровно то же самое. Ничего личного, мадонна. Как ни странно, его мысли сейчас были сходны с теми, что посетили и Беатриче. Возможно, поэтому он еще и не выгнал ее, а продолжал разговаривать. По сути, она была последней попыткой в череде натужных стараний обеих сторон сделать вид, что они не желают друг другу зла. До сих пор это было возможно. Даже займ Пацци понтифику, даже назначение Сикстом архиепископа Пизы, когда о кандидатуре тот даже не посоветовался с Медичи, не могли до конца помешать этому. Теперь же Лоренцо сказал то, что Пацци могли бы воспринять как открытое объявление войны. Это должно было когда-нибудь случиться, и Лоренцо не волновало, что его могли объявить зачинщиком. Не он начал, но он продолжит.
- Вы можете это передать вашему супругу, мадонна Беатриче. Я считаю себя правым настолько, что даже не сержусь на ваши упреки.
- Я передам своему мужу ровно то, что сочту нужным. И сделаю это не ради вашего удобства. Вы не сочли возможным лично сказать моему деверю, что сказали мне. Сейчас же вы избегаете неудобного разговора с Джованни.
Теперь уже и Беатриче отбросила маску вежливости. Слабая женщина до тех лишь пор слабая, пока ей это позволяют. Улыбаясь одними кончиками губ, она наступила на истерзанный цветок.
- Сеющий ветер, пожнет бурю. Думаю, вы этого и добивались, мессер Лоренцо. Жребий брошен, Рубикон перейден, ведь так? Но, ставя себя на одну ступеньку с великими, не следует забывать, о том, какая многих из них ждала судьба.
Она набрала в легкие воздуха, не так легко было пересилить себя, забыть все, что впитано с молоком кормилицы и в открытую противостоять мужчине, пусть даже не мужу.
- Я пришла к вам в надежде, что произошло недоразумение. Но теперь понимаю, насколько был прав Джованни. Не Совет, а вы являлись автором закона. Не Совет, а вы решили, что закон обратим. Вы ненавидите Пацци – после ваших слов я в том не сомневаюсь, но ведете борьбу с женщинами. Возможно, мой деверь – неидеален, возможно, мой муж – не образец для подражания. Но они хотя бы не прикрываются словами о высокой цели. Не утруждайтесь, я уйду сама.
Никогда она себе не простит этого унижения, никогда не простит его и Медичи. Не простит того, что он позволил ей надеяться. Не она это начала, но она это продолжит. От Джованни мало проку, он слишком осторожен, а вот его брат услышит непроизнесенное. И уже ему придется решать с Джакопо, согласна ли семья Пацци быть на вторых ролях во Флоренции. Согласны ли потомки рыцарей подчиняться правнукам торговцев.
- До свидания, мессер Лоренцо. Вернее, прощайте. Не сомневайтесь, я передам именно то, что вы хотели сказать, - Беатриче вежливо кивнула. Ей оставалось уйти с достоинством, но все-таки она добавила. – Возможно, придет тот день, когда вы поймете, что жизнь целого города может не стоить жизни одного человека. И как христианка я искренне надеюсь, чтобы вам никогда не пришлось это узнать.
Отредактировано Беатриче Борромео (17-12-2014 20:47:30)
- Мадонна, вы действительно так наивны или притворяетесь? - Лоренцо рассмеялся почти весело, как смеются в хорошей компании, а не во время неприятного разговора. - Ваш деверь не нуждается в моих объяснениях. Он все знает. Вы ведь пришли сюда по собственному желанию, не так ли? Возможно, вас даже уговаривали этого не делать? В таком случае ваш муж прозорливее вас. Таких недоразумений не бывает. Я бы не допустил. И не пытайтесь меня оскорбить, мадонна, - теперь в голосе Лоренцо прорезалась сталь. - Уверяю вас, от моих действий еще не пострадала ни одна женщина. Вы не противник. Вы просто... просто неудачно вышли замуж.
Лоренцо протянул руку Беатриче, помогая ей подняться. Пожалуй, этот визит можно сравнит со знамением. Он мог только восхититься этой женщиной, пусть и пришедшей по наивности, но не отступившей и после прямого разговора. И ее смелостью, с которой она бросала ему в лицо обвинения.
- Признаюсь, я восхищен вами, Беатриче.
Они возвращались обратно, из парка к арке, ведущей во двор его дома. Лоренцо обратился к ней теперь по имени, как когда-то, когда она еще не принадлежала семье, открыто проявившей к нему враждебность.
- Вы не только красивы, но и смелы. Но, боюсь, меня это мало трогает, поэтому другого ответа вы не могли услышать.
Дальнейший путь они прошли в молчании. И без того было понятно - что бы Беатриче не сказала, как бы доводы не приводила, Медичи останется глух. Он – непробиваем и настолько уверен в собственной непогрешимости, что любые слова сотрясли лишь воздух. Молодой женщине хватило воспитания, чтобы вежливо попрощаться, и выдержки, чтобы расплакаться только в паланкине. Дома ее ждал нелегкий разговор с мужем.
Эпизод завершен
Вы здесь » Яд и кинжал » Fila vitae » Заговор Пацци. Лев прав потому, что он лев. Осень 1474 года. Флоренция