Вечер.
- Подпись автора
Яд и кинжал |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Aeterna historia » Семейное дело. 07.03.1495. Форли.
Вечер.
Вот уже три дня, как Катерина Сфорца вернулась в Форли. Вот уже три дня, как Оттавиано Риарио чувствовал себя в собственном доме совершенно ненужным. Если мать вспоминала о нем, то только для того, чтобы потребовать отчет в том или ином, и упрекнуть за бездеятельность или поспешность решения. Те, кто раньше кланялся и почтительно осведомлялся о здоровье юного правителя, сейчас проходили мимо него, как мимо пустого места. В конце концов, это стало невыносимо.
Завернувшись в плащ, надвинув на брови капюшон (рыжие волосы, материнское наследство , были видны издалека) в сопровождении верного приятеля-искусителя Винсенто, юный правитель Форли и Имолы, никому в Форли и Имоле не нужный, отправился развеяться.
Вечер был холодным и ветреным. Так же неуютно было на душе у Оттавиано. Шутки Винсенто не могли развлечь, тем паче, что все они вертелись вокруг одной мишени – нового матушкиного любовника, Джакомо Фео. Куснуть побольнее саму Тигрицу у острослова не хватало смелости. С каждым его выпадом в сторону юного красавчика, согревающего постель Катерины Сфорца, Оттавиано все больше бледнел от ярости.
- Моя мать совсем не чтит память отца, - высокопарно заявил он, сам чувствуя, что получилось неубедительно. Не память отца защищала их, а неженская храбрость, дерзость, ум матери. И, конечно, ее родство с герцогом Морро. – Она позорит его и меня… хотел бы я посмотреть в глаза этому наглецу, который еще прикидывался мне другом!
Винсенто выразительно присвистнул.
- Или я очень ошибаюсь, или у тебя сейчас будет такая возможность. Посмотри. Не он ли это спешит? И как удачно… улица пуста, все честные люди уже закрывают ставни. Хоть режь его, никто не услышит, а услышит, так не высунется.
Самому Джакомо было не до сына Тигрицы, он достиг почти всего, чего хотел. Катерина не скрывала их связь, напротив, мало кто не слышал о том месте, которое Фео занимает при графине. Он заходил в ее спальню не как вор, а как мужчина, который знает свое право, он был рядом, когда она, склонившись над бумагами, честила проворовавшегося управляющего, он молча слушал, когда, устав от дел, она делилась с ним своими мыслями.
Именно он, а не лекарь, разминал ей вечером уставшие от долго сидения за столом плечи, именно он, а не горничная, помогал ей раздеться перед сном. Он стал ее тенью и жил ее жизнью. И - что греха таить? - ему было приятно что те, кто в день приезда шушукались и скалились у него за спиной, теперь до приторности любезны. Были уже первые робкие попытки подкупить фаворита Тигрицы, даже его брат и тот не остался в стороне.
Томмазо... Что-то он намудрил. Вчера Катерина долго изучала его отчет, не отвечая на вопросы, хмурилась и только под утро, утомленная, призналась, что есть у нее сомнения. Джакомо даже сейчас поежился, вспоминая ее испытывающий взгляд. Это было первое поручение, данное ему любовницей. Нет, не любовницей, а истинной правительницей Форли. Брат на брата... Он не знал, было ли это проверкой, но ни на миг он не усомнился в том, чью сторону он выберет.
Сразу после завтрака он засел за бумаги и ему не пришлось продираться через хитросплетения. Даже беглому взгляду было видно, что графиня не ошиблась. На душе Фео скребли кошки и, пользуясь тем, что Катерина поехала с обходом, он отправился в ближайшую таверну - промочить глотку и поразмыслить над ситуацией. Он не собирался покрывать деяния Томмазо, но надеялся что ради него Тигрица оставит брату жизнь. Не так уж велико было его прегрешения, не по злобе, по глупости.
При таких мыслях не нуждаются в компании, сейчас юноше было необходимо одиночество.
Оттавиано ухмыльнулся. Одно дело робеть перед матерью, другое дело – перед ее любовником, который всего на три года старше тебя. Одно дело, быть сыном Тигрицы в замке, под ее строгим взглядом и совсем другое на пустынной улице, вечером, когда судьбы свела тебя один на один с обидчиком. Ну хорошо, не совсем один на один, но присутствие Винсенто успокаивало. Юный Риарио знал, его приятель, был не из тех, кто будет благородно стоять в стороне, и кричать о том, что бить в спину нельзя. Иногда можно. Иногда нужно.
- Мессер Джакомо! Какая встреча, - пропел он сладким голосом, торопливо заступая путь любимчику матери. Не смотря на то, что Фео был старше, Оттавиано был ненамного ниже, да, пожалуй, и в плечах не уже. – Куда мы так торопимся? Как приятно встретить старого приятеля, может быть, прогуляетесь с нами? Мы с Винсенто как раз о вас говорили… правда, Винсенто?
Оттавиано несло. Насколько разумно задирать матушкиного любовника он не думал, зато с удовольствием представлял себе, как это ненавистное лицо обезобразят синяки.
От неожиданности Джакомо вздрогнул, менее всего он ожидал встретить здесь своего "пасынка", и эта встреча не обещала быть теплой.
- Ваша светлость, - он поклонился.
Не столько из-за почтения, сколько для того, чтобы скрыть свою досаду. Тигренок скалил зубы и норовил укусить, а Фео еще не считал свое положение настолько прочным, чтобы еще больше настраивать против себя сына своей любовницы.
- Простите мне мою дерзость, но я не припоминаю, когда имел честь стать вашим приятелем.
Хотя Джакомо этого не хотел, но прозвучало это заносчиво. Он шагнул в сторону, освобождая дорогу, но сделал это с такой неохотой, словно оказывая большое одолжение. Под перехлестьем взглядов: насмешливым - Винсенто и злым - Оттавиано, Фео и сам стал закипать. В конце концов, какая разница для юного Риарио, с кем спит его мать? Власти у него никто не отбирал - ее и до того не было, а смелости хватает только чтобы жалить втихую, когда графиня не видит.
- Поэтому не смею вам мешать, - он попытался пройти, но спутник юного Риарио перегородил дорогу. - Это слишком настойчивое приглашение, мессер Винсенто, - Фео с трудом сдерживался. - Я спешу по поручению Ее светлости, позвольте мне пройти.
Винсенто, убедившись, что Оттавиано полез на рожон, а значит, в случае чего с него и спрос, не пожелал пропустить свою часть развлечения.
- Я не вижу здесь Ее светлости, - сообщил он, оглядевшись вокруг с деланной наивностью, пресекая попытки Фео пройти мимо. Попался, так попался, чего уж теперь трепыхаться. – Зато я прекрасно вижу Его светлость, и не стоит в моем присутствии допускать к нему неуважение!
Не то, чтобы Винсенто, младший сын хорошей семьи, всерьез осуждал честолюбца Фео. Нет, если бы ему дали возможность дотянуться до края юбки Тигрицы, уж он бы этим воспользовался! Но если уж судьба уже раздала свои карты… Винсенто толкнул плечом мессера Джакомо, да так неловко, что тот задел Оттавиано Риарио.
- Сударь мой, - делано возмутился Его светлость. – Вы ведете себя дерзко. Мало того, что не ответили на наше любезное предложение, так еще и толкаете меня? Винсенто, держи его. Проучим грубияна!
В глазах сына Катерины Сфорца блеcтел опасный огонек. Все же сын Тигрицы поневоле наследует тигриную кровь.
Они стояли друг напротив друга на расстоянии вытянутой руки, но были далеки, словно их разделяла бездонная пропасть. Сын Тигрицы и ее любовник, законный правитель Форли и тот, кто может разделить трон, шестнадцатилетний юнец и молодой мужчина.
Джакомо почувствовал неприятный холодок. Он не боялся ни Оттавиано, ни его прихвостня, он боялся ошибиться, цена промаха была слишком высока.
- Ваша светлость, я с удовольствием принесу свои извинения за то, что нечаянно вас толкнул, но не ранее, чем ваш спутник извиниться передо мной за то, что сделал то же самое, но специально.
Фео улыбался, хотя внутри все кипело. Двое против одного... Трое против одного. Незримой тенью на стороне своего сына выступала Катерина. Он не мог причинить ему вреда. Молодому Риарио - нет, но был еще и Винсенто. А его отцу Джакомо ничем не обязан. Мальчишка, чуть старше Оттавиано, он явно имел влияние на своего господина. И именно он с молчаливого одобрения Оттавиано начал эту заварушку.
Трое на одного... Нет, теперь вновь двое на одного. Видимая одному только Фео Тигрица отошла в сторону. Возможно, тем, что вынуждают его к драке, эти двое оказывают не такую уж плохую услугу. Катерина не слишком была довольна тем, как шли дела в Форли. А легкая досада легко может стать большим разочарованием.
Безнаказанность пьянила. Винченто был прав, Катерины Сфорца, многоуважаемой матушки, тут не было, не были и никого из ее верных лизоблюдов, а значит, кто может остановить Оттавиано Риарио, ежели ему восхочется поквитаться с маменькиным любимчиком? И пусть Джакомо Фео его ничем не обидел, сам факт его существования, сам факт того, что он делил постель с его матерью, подогревал гнев Оттавиано.
Да, где-то на краю сознании голос разума шептал об осторожности, ибо вряд ли Катерина Сфорца одобрит такое поведение сына, но юный Риарио предпочитал его не слышать, равняя осторожность с трусостью.
- Я принесу за моего друга извинения, - пообещал Оттавиано и кивнул приятелю. Винсенто одобрительно кивнул, и, вынув ножи, они начали теснить Джакомо Фео к стене.
«Мы шутили!», - скажет он потом. Но сейчас сталь тускло блестела в руках правителя Форли, и совсем не располагала к веселью.
Будь перед ним кто-то другой, Джакомо бы не церемонился. Более всего он боялся прослыть трусом, и ради того, чтобы никто не догадался, как ему страшно, первым бросался вперед. Но сейчас перед ним были двое, один из которых был почти неприкосновенным... до того мига, пока он не обнажил оружие.
Фео выхватил стилет, прижавшись спиной к стене, описал в воздухе дугу.
"Я оборонялся!", - скажет он потом. Но сейчас ему было не до смеха. Шутка зашла слишком далеко. И Оттавиано, и Винсенто не зря тратили время в тренировочном зале - они в полной мере использовали и численное, и территориальное преимущество. Размахнуться с правой Джакомо мешало тутовое дерево, а левой, увы, он владел не настолько ловко, чтобы отражать мелкие, но частые уколы.
Выступившая сквозь рукав кровь только раззадорила нападавших. И чем напористее они становились, тем яснее становилось, что они зашли уже слишком далеко, чтобы остановиться на пол-пути.
- Винсенто, держи его! Попортим немного личико матушкиному любимчику!
Оттавиано, хмельной от ярости, от азарта охоты, когда дичь загнана в угол и уже никуда не денется, вознамерился проучить Джакомо Фео так, чтобы другим было неповадно. Нет, он не будет убивать мальчишку. Пусть живет. За этой великодушной, как ему казалось, мыслью, Риарио прятал собственный страх. Перед смертью, перед кровью, а больше всего – перед матерью. Но и показать себя хозяином положения хотелось. Еще как хотелось!
Над Форли плавала красная, как начищенная медь, луна, с земли она казалась налитым кровью оком – жутким и всевидящим.
- Посмотрим, будешь ли ты так же мил Ее светлости, после того, как я с тобой разделаюсь!
На самом деле, что может быть проще? Несколько движений, и гладкое, смазливое личико мессера Джакомо будет уже не таким гладким и смазливым. Сердце Оттавиано бешено колотилось в предвкушении. Это будет история наподобие тех, что он слышал о своей грозном родиче, герцоге Миланском, и о своей матушке. Пусть все видят, что у Тигрицы сын Тигр, а не котенок.
Идущий по следу палач и вчерашний узник, смертник, чья жизнь целиком зависела от чьей-то прихоти и, неожиданно, доверенное лицо правительницы Форли. Барбато не переставал удивляться случившимся с ним переменам. Он все еще ждал подвоха, но больше по привычке, чем из боязни. Ни к чему Тигрице было так долго играть с своим несостоявшимся убийцей, даже самая увертливая мышь рано или поздно надоедает кошке. Но случилось чудо, иначе и не назовешь.
Все эти дни наемник спиной чувствовал молчаливое неодобрение приближенных Катерины - то, что произошло в Риме, держалось в строжайшем секрете и как и о любом секрете, об этом знали абсолютно все. Впрочем, слишком много было тому свидетелей, чтобы удержать шило в мешке.
Как ни странно, хотя любовник графини не скрывал своей неприязни, но, пожалуй, был один из немногих, кто о том молчал. Видимо, произвела на красавчика расправа над франком; тут сто раз подумаешь, что можно лишиться не только языка - усмехался про себя наемник, и платил Фео такой же искренней "любовью". Да, мальчишка смел до безрассудства - Лука сам мог в том убедиться, но сколько в том бравады, а сколько действительно стойкости, тут еще надо посмотреть.
День был полон разных хлопот, от обычных бытовых до куда более серьезных - Барбато приходилось и кулаками доказывать, что приказ Ее светлости отнюдь не недоразумение, зато вечер обещал небольшое затишье. Получив дозволение, Лука отправился в ближайшую таверну промочить горло и заодно прогулять ставшего настоящей напастью окрестных кошек Пса. Стычки на улицах - явление довольно обычное, и наемник обычно не вмешивался, справедливо полагая, что его дело - охранять Тигрицу, а остальные как-нибудь сами себя спасут, но вот эта чем-то привлеклся внимание.
Двое завернутых в плащи дворян теснили к стене какого-то мужчину, тот молча отбивался, но как-то странно, даже неуверенно. Лука замедлил шаг - вдруг обознался, но, тут же не раздумывая бросился вперед. Молча. Пес, ощерившись, кинулся следом. Он, полностью переняв манеру хозяина, даже не рыкнул, а просто беззвучно вцепился в икру того, кто ближе. Не повезло державшемуся за спиной Риарио Винсенто, именно его ногой решил сегодня поужинать блохастый.
Нет, это была не просто потасовка, молодой Риарио и впрямь вознамерился изуродовать любовника своей матери.
Словно от этого что-то изменится.
Где-то позади азартно подбадривал Оттавиано его прихвостень. Умен, зараза! Сам-то предпочел держаться позади, не мог не понимать, что если будет нужен виноватый, далеко ходить не придется, вот и не торопится. Отступать было уже некуда; Фео перекинул стилет в левую руку - правую почти обездвижела стена - и приготовился к схватке. Зверье, почуявшее кровь, уже не остановишь.
Полностью сосредоточенный на нападавших, он не сразу заметил случайного прохожего и уж тем более не ждал ни от кого помощи. И только когда Лука бросился в их сторону, узнал и самого наемника, и его животное.
"Теперь их трое" - успел обреченно подумать Джакомо за мгновение до того, когда Пес с хрустом сжал челюсти на ноге Винсенто.
Оттавиано не заметил появления Луки Барбато, так он был увлечен праведным делом мести за честь семьи, но вот не услышать истошного вопля Винсенто мог только глухой. Наверное, во всех окрестных домах добрые горожане, крестясь, соскакивали с постелей, решив, что настал Судный день. Оттавиано вздрогнул, побледнел сначала от невольного ужаса – крик был поистине нечеловеческим, потом от гнева, когда узнал и пса и его хозяина. Хотел было пнуть мерзкую тварь, но блохастый оказался разумным и расторопным, и успел отскочить в сторону. Винсенто, пострадавший сразу за всех, тяжелым кулем осел на землю, пачкая дорогой наряд.
Помрачнев, юный Риарио отступил от Фео, понимая, что сейчас перед ним противник – не чета матушкиному любимчику. О Луке Барбато челядь графини говорила не иначе, как шепотом. Бывший наемник, по странной прихоти обласканный Катериной Сфорца, еще не успел завести врагов или друзей, но его уже побаивались. Ссориться с ним Оттавиано отчего-то не хотелось, во всяком случае, не теперь, не в темной подворотне, когда он остался один против двоих.
- Мессер Барбато… прогуливаетесь, я вижу, - процедил он сквозь зубы. – Хорошее дело! Живите, и не мешайте жить другим, не так ли? Мы не вмешиваемся в ваши дела, а вы не мешайтесь в наши. Заберите своего пса и уходите, пока мой друг не потребовал его шкуру… да и вашу заодно, за оскорбление!
С чего бы Барбато заступаться за любовника графини? Но почему-то Оттавиано начало казаться, что его ночной потехе пришел конец.
Личности нападавших оказались для Луки неожиданностью и неожиданностью не из приятных. Но дело было уже сделано, к тому же пока Катерина Сфорца дорожила своим любовником, тот вроде как тоже был под опекой наемника.
- Я не узнал вас, Ваша светлость, - от греха загородив собой ощерившегося Пса, ответил самым почтительным тоном, на которой только был способен. - Если бы я знал, что вы просто... хм...
Подобрать подходящее слово было непросто. Играете? Тренируетесь? Барбато не сомневался, что ни о какой шалости тут и речи не шло, но для всех было бы проще посчитать случившееся недоразумением. Неизвестно еще, чью бы сторону заняла Тигрица. Да и, в конце концов, должен же кто-то повести себя умнее, чем эти не в меру зарвавшиеся мальчишки.
- ... вы решили, что заниматься в зале слишком душно, то никогда бы не посмел вмешаться. Если бы я узнал вас, то сразу бы понял. что это никакие не грабители. Поймите меня правильно, Ваша светлость, я никак не мог не прийти на помощь мессеру Джакомо.
Ему пришлось перекрикивать завывания Винсенто и тон был насквозь фальшивым, но Лука как мог пытался немного сгладить ситуацию. Он сделал все, что мог, чтобы эта история осталась в тайне, теперь оставалось только уповать на благоразумие его участников. Но глядя на горящие ненавистью глаза Фео и недобрый прищур молодого Риарио - что уж говорить о едва не лишенном ноги любимчике Оттавиано? - Барбато очень в том сомневался.
Лука Барбато говорил, Винсенто завывал, собака слилась с тенью от стены, а Джакомо Фео молчал, но молчание его было красноречиво. И это молчание Оттавиано очень не нравилось. Очень. Мальчишка явно почуял поддержку в лице наемника. Так что и дураку было ясно, маменькиного любимчика уже не удастся по-тихому проучить, потому как Барбато молчать не будет, и не заставишь, и не подкупишь. А иначе – то есть открыто, он пока еще не готов был выступить против матери.
Пробормотав сквозь зубы ругательство, которое ему пока и по возрасту знать не полагалось, да и по положению не следовало бы, Оттавиано помог подняться другу. Тот только стонал, боясь наступить на растерзанную в кровь ногу.
- Мы уходим, - объявил он, не глядя на Луку Барбато, но не сводя глаз со смазливого личика матушкиного любовника. И взгляд его обещал ой как многое. Но все же последние слова его достались наемнику. – Я запомню вас, сер Лука, и этот вечер тоже запомню.
Оттавиано Риарио, придерживая хромающего приятеля, направился к замку. Не оглядываясь. Только не оглядываясь можно было спасти то, что осталось от его гордости.
Никто не был так удивлен, как сам Джакомо. Для наемника это был удобный повод; Фео не сомневался, что и Риарио, и его покалеченный приятель только будут рады, если кто-то примет за них неприятное решение. И дело в миг бы закончилось к удовольствию всех присутствующих... за исключением разве что любовника графини.
Даже когда нападавшие, один буквально повиснув на другом, отправились восвояси, юноша не верил в свое спасение. Исподлобья он смотрел на Барбато, все еще подозревая подвох. Но Лука не произнес ни слова, только молчал и чего-то ждал.
- Почему? - нарушил тишину Джакомо.
Он и в самом деле не понимал. После всего произошедшего он стал вроде как обязан наемнику, но совсем не чувствовал благодарности. И все-таки требовались хоть какие-то слова.
- Будем считать, что я тебе должен, - вместо "спасибо" произнес он. - Но не обольщайтесь, сер, мой долг - не долг Ее светлости. А мы с вами позже рассчитаемся.
Барбато в ответ только плечами пожал.
- Вы мне тоже ничего не должны, мессер Джакомо. Можете забыть об этой дружеской услуге, мне просто не хотелось, чтобы огорчалась Ее светлость.
Пес недоумевающе тявкнул. Вроде бы все позади, так почему же они еще не ужинают?
- Сейчас, дружище, будет тебе косточка. Уверен, она тебе понравится куда больше того, чем ты закусил сейчас.
Лука потрепал питомца за ухом.
- Понимаю, что мое общество вам неприятно, но все равно вас одного не оставлю. Исключительно потому, что стараюсь хорошо выполнять свою работу и терпеть не могу, когда все идет насмарку. Мы с Псом шли перекусить, предлагаю составить нам компанию. Мы, конечно, не вашего полета птицы, зато у нас будет время решить, как и что рассказать Ее светлости.
Он наблюдал за борьбой, которую Фео вел сам с собой - по лицу юноши можно было читать, как по открытой книге, но совсем не удивился, когда увидел согласный кивок. Как ни странно, но в этой борьбе они стоят по одну сторону.
Потом посчитаемся.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Aeterna historia » Семейное дело. 07.03.1495. Форли.