Замок Святого анегла. Поздний вечер.
Обед у его святейшества.
Отредактировано Александр VI (16-12-2014 11:55:00)
- Подпись автора
Яд и кинжал |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Si vis pacem, para bellum » Лукулл обедает у Лукулла. 03.01.1495. Рим
Замок Святого анегла. Поздний вечер.
Обед у его святейшества.
Отредактировано Александр VI (16-12-2014 11:55:00)
- Ваше святейшество, вы так добры, - выражение самодовольства разлилось по простоватому личику Розы, и она с некоторым снисхождением посмотрела на своих товарок, которые замерли, на короткое время отвратив свои лица от тех, кого им было предопределено ублажать ради того, чтобы посмотреть на избранную для особенного представления в этот вечер самим хозяином.
Возможно, вместе с радостью Роса испытала бы и хотя бы толику того сомнения и даже беспокойства, которые коснулись кардинала Орсини, но она была весела, пьяна и слишком всем довольна.
- Идемте, - Оттавия осторожно, но крепко взяла куртизанку за локоть, уводя из залы.
Роса, с лица которой не сходила улыбка и твердое намерение сделать все, чтобы не потерять, а даже усилить всеобщее прикованное к ней внимание, последовала за ней.
Несмотря на уход сразу двух очаровательных созданий, количество прелестниц в пиршественной зале уменьшилось ровно на одну. Стараясь не привлекать всеобщего внимания шумным появлением, но и отнюдь не таясь за спинами челяди, в собрание мужей, в иное время имевших вид самый благочестивый, влилась, подобно ручейку, танцовщица. На ней был настоящий наряд одалиски, к которому не хватало лишь султана-повелителя, пускай огромный тюрбан, знак высокого положения, ему заменяла увенчанная тремя коронами тиара, а званию потомка Пророка он предпочитал ключи скромного рыбака из Галилеи. В гареме римского владыки могло водится бесчисленное количество наложниц, с которыми он проводил ночь или две, чьи точеные тела украшал самоцветами и осыпал золотом, но только себя гостья считала вправе царить в этом серале.
Поравнявшись со столом Его Святейшества, она пала ниц перед понтификом, как это было заведено на Востоке. За спиной ее заструилась причудливая мелодия, отличавшаяся от всех тех, что в этот вечер взмывали к расписным сводам Сант-Анджело - музыканты, привыкшие услаждать слух принца Джема, а нынче развлекавшие гостей маскарада, не отказали Джулии в любезности и, мысленно лаская обещанный им кошель с дукатами, играли песни далекого Шираза.
- Мой повелитель! Позволь недостойной преклонить колени перед престолом величия твоего, - распевно произнесла женщина, невольно подражая багдадской рассказчице. - Позволь служанке твоей позабавить тебя скромным своим даром.
- У кого подгорело? У меня подгорело? Да ты… Сколько лет-то жарю! Да ты еще проживи столько, сколько я у печи стою! У меня подгорело… Корочка – это хорошо прожарено!..
***
- ... Вот и примечай: поднесли мессиру Козимо кушанье – он сейчас своей лопаточкой зачерпнет и отпробует… До него здесь отец его сидел, а прежде – дед. Должность ответственейшая, опасная. На моей памяти, правда, ни разу… да только все под Богом ходим…
- Ой, да кому же в голову придет так глупо что-либо добавить, ежели проверяют!
- Не скажи! Жизнь мессера мажордома за высокопоставленного врага – это запросто… Ну унесут его, а виновного тут же и изловят, и всё успокоится… И клади себе … снова. Люди-то, они как и ты думают, что угроза миновала. Люди-то к судьбе доверчивы…
Двое продолжают ловко разделывать птицу и петухи, вареные в меду, призывно вздевая к потолку аппетитные окорочка, ровнешенько ложатся на блюдо под замысловатые хвосты из фазаньев перьев.
Третий задумчиво поглядывает на вереницу слуг с очередной переменой, потянувшуюся мимо поставца и мажордома в зал:
- Что ж , Козимо про то знает. Святому своему накануне пира свечу толщиной пальца в четыре ставит. Авось убережется…
В этом весь наш век – в простоте обсуждаем мы вероятность предательского убийства. Обыденного убийства высокородного и уважаемого человека на глазах у собрания равных ему. И сколько зорких глаз скользят по соседям своим в надежде лицезреть подобный, гораздо интереснее стараний трубадуров, актеров и гимнастов, мастерски спланированный номер.
Воистину – раз уж гости уже узрели на пиру, велеречиво провозглашенном подобием безмятежного рая, и лицемерно – островком спокойствия, танцующую дочь Иродиады (едва ли, конечно, Саломея была черна лицом, но в остальном танцовщица вполне заслуживала такого сравнения… а Его святейшество продемонстрировал не большую стойкость, нежели царь Иудеи), почему бы не увидеть и прародительницу Еву? И разве не была первая женщина и первой соблазнительницей?
Но такое внимание спутнице Его преосвященства? С чего бы вдруг? Гвидо не был тонким ценителем женской красоты, но даже на его взгляд избранная для этой роли не выделялась красотой среди присутствующих дам. А если учесть, что положение Его преосвященства крайне неверное и шаткое… Словно в подтверждение внезапно возникшего сомнения юноша поймал брошенный вскользь взгляд кардинала. Значит, надо быть внимательным настолько, насколько это возможно.
Гвидо тихонько, по-прежнему держась у стены, двинулся к выходу из зала, не выпуская из вида куртизанку и служанку. Стоит, пожалуй, пронаблюдать за ними настолько долго, насколько это будет возможно. К счастью, куртизанка шла неспешно, явно желая насладиться моментом. Конечно, если что-то и затевается, то едва ли это произойдет там, где кипит маскарад. А слов он не услышит – слишком далеко, слишком шумно. Остается лишь подмечать все издали. А если его маневр и заметят… ну, что же - всегда можно найти достаточно убедительное и тошнотворное объяснение.
Когда перед ним пала ниц неизвестная красавица, закутанная в шелка так, что даже голос ее – тонкий и нежный звучал приглушенно, Родриго Борджиа заинтересовано отодвинул в сторону кубок, пытаясь проникнуть взглядов сквозь полупрозрачные завесы одежд. Кто это? Чья-то куртизанка, решившая доставить своему покровителю милости перед понтификом? Танцовщица? Или, может быть, чей-то подарок? Многим в зале была известна безудержная страсть Его Святейшества к красивым женщинам.
- В чем же заключается твой скромный дар, красавица? – Спросил он, протягивая было руку к покрывалу, закрывавшую лицо восточной красавицы, но одергивая пальцы. Нет, пусть тайна пока побудет тайной, ничто так не возбуждает воображение, как недосказанность. – Ты желаешь рассказать нам притчу, или спеть, или станцевать… или у тебя есть какие-то иные таланты, которые ты готова нам продемонстрировать?
Родриго не узнал ее, и это было хорошо. Ничто так не волнует кровь мужчины, как новизна и предвкушение влекомых ею утех.
- Если господин пожелает, я могу станцевать для него, как танцуют обитательницы стамбульских гинекеев перед своими повелителями, - Джулия выпрямилась, и в движениях ее сквозила невинная грация, которую всегда так ценил ее покровитель. - Могу усладить его слух песней о далеких странствиях или любовном томлении, рассказать сказку о Гаруне аль-Рашиде. Но если господин позволит, я открою ему тайны прошлого и приподниму завесу будущего.
На кону стояла судьба Джулии Фарнезе, но страх и сомнения, рыкающим зверем заставлявшие ее сердце сжиматься, постепенно отступили. Чем больше она говорила, тем сильнее увлекалась принятым ею образом. Чем бы ни завершился нынешний маскарад, думала женщина, свою роль она сыграет от души.
Спеть, станцевать, рассказать сказку, предсказать будущее! Воистину, у этой одалиски было множество талантов. Любопытство Родриго Борджиа было задето и задето чувствительно, при этом он уже сомневался в том, что перед ним простая танцовщица или даже куртизанка. Опытный взгляд сразу отметил свежесть кожи, посадку головы, линию плеч – такие цветы не рождаются в грязи, а растут на плодородной и благодатной почве роскоши и заботы. Понтифику захотелось доставить удовольствие этой незнакомке, поэтому он поощрительно кивнул ей, широким жестом обведя зал.
- Мы все затаили дыхание и ждем с нетерпением, прекрасная незнакомка. Выбирай сама, чем порадовать меня и моих гостей, и, если угодишь – можешь рассчитывать на щедрую награду!
Хотя Папа предоставил ей свободу, Джулия предпочла не ограничивать себя привычными музыкальными упражнениями. Знай она про Амади и тот жар, который вызвал ее танец в крови понтифика, решительность ее только укрепилась бы.
Церковь запрещала гадания, а особ, похваляющихся умением провидеть будущее, далеко не всегда отпускала с миром. Однако не одобряла она и пастырей, лобызающих блудниц, а потому шутка самозванной турчанки в нынешнем собрании духовных лиц, главнейшее из которых отличался известной всем слабостью к женскому полу, была простительна.
- Ежели господин будет добр и позволит посмотреть его руку, я прочитаю, что говорит переплетение линий о его нраве, событиях минувших дней и уготованной ему судьбе, - кротко молвила Джулия, почтительно склоняя покрытую чаршафом голову. Рука ее была прижата к украшенной ожерельями груди, которая вздымалась так взволнованно-призывно, что женщина немного пожалела об излишней целомудренности восточного наряда.
Его Святейшество был настроен быть добрым к красивой гадалке. Почему бы и нет, собственно? Конечно, как человек жестокий и осторожный, он в глубине души не исключал возможность того, что эта одалиска подослана кем-то из его врагов. Но что она могла? Ударить кинжалом? У него под одеянием была тонкая, но чрезвычайно прочная кольчуга. Подсыпать яд? За этим следят. Оскорбить? Это было бы слишком опасно и грозило бедами и девушке и ее хозяину. А посему, Родриго Борджиа протянул пухлую ладонь к восточной красавице.
- Дерзай, красавица, и пусть твои речи будут столь же сладки, как мед, который струиться из твоих дивных очей, - ухмыльнувшись, понтифик подмигнул сидящим рядом кардиналам Сфорца и Колонна. Уж те наверняка гадали, что же там под шелками у этой гадалки. – Или, может быть, ты хочешь испытать свои чары на ком-нибудь из моих гостей? Тогда я даю на это свое позволение!
Несмотря на наряд восточной танцовщицы, Джулия была доброй христианкой и, как полагалось любой принявшей крещение, коснулась губами украшенной перстнями руки Папы, прежде чем явить ему и его гостям внезапно открывшийся талант прорицательницы.
- Если господин позволит, я поведаю одну занимательную историю, о которой еще долгие века будут вести споры ученые мужи и коим станут восхищенно внимать потомки.
Не поднимаясь с колен, женщина пристроилась одесную понтифика, с тем же любопытством разглядывая его ладонь, с каким в эту минуту изучали ее саму гости Его Святейшества.
- Некое старое божество ромеев однажды приняло облик быка, чтобы похитить приглянувшуюся ему деву. Говорят, он увез ее в край иберов, дабы там она принесла сильное и благородное потомство.
Неизвестно, какое отношение имел Громовержец к предкам Борджиа, однако даже предшественники Карла Валуа, который в эти дни находился в Риме, не считали зазорным вести родословную от греческих героев. Польстить мужчине - разве не этому учила ее монна Адриана, гордившаяся своим валенсийским происхождением столь же сильно, сколь римские цезари - званием Божественного.
- И однажды потомок его избранницы устроил пир, куда пригласил пороки и добродетели. Те самые пороки, что когда-то он победил ловкостью своего ума, - Джулия взглянула в сторону кардиналов Орсини и делла Ровере, о старом противостоянии с которыми Родриго рассказывал еще в свою бытность канцлером Святого Престола, - лукавство, которое, как Меркурий, готово в любой момент предать.
Последние слова были сказаны шепотом, так что разобрать их мог только Александр. Взгляд "турчанки" скользнул по алому шелку наряда Асканио Сфорца, а ладонь между тем ласково поглаживала запястье тиароносца.
- Но эта история всем известна. Быть может, господин желает узнать некие секреты настоящего или развеять завесу будущего?
- Секреты будущего всегда интереснее тайн прошлого, - подтвердил Родриго Борджиа, совсем не торопясь освобождать свою ладонь из плена тонких пальчиков одалиски. – Хотя твоя история из прошлого любопытна и заслуживает похвал.
Что-то тревожило его в этой женщине, наверное тайна, которой она себя окружила, появившись перед ним неназваной и с закрытым лицом. Да, так и есть, что же еще? Конечно, эту тайну он мог открыть в любой миг, сдернув с незнакомки чаршаф, но стоит ли разрушать такую чудную игру?
- Продолжай, красавица. Приподними завесу будущего перед нашими глазами, но пусть наши глаза увидят за этой завесой только приятные нам вещи.
В голосе Его Святейшества прозвучало нечто вроде предупреждения.
Гадание экзотичной восточной танцовщицы, а до этого – избрание Росы Евой вечера – немного отвлекли Лауру от того, зачем она была звана на этот пир – от развлечения своего покровителя. Поэтому, вполне успешно подавив в душе зависть (и ничего Роса не самая красивая женщина в зале!), Лаура обняла кардинала за шею, намереваясь прошептать ему свое заветное желание. Разумеется, ее желание не имело ничего общего с тем, чего ей, в действительности, хотелось – куртизанка хорошо знала свое место.
- Видите ли, Ваше Преосвященство, - заметила она ему на ухо томным шепотом, - кажется, моя подвеска – та, что вы мне подарили вчера – соскользнула мне куда-то под платье.
Лаура положила руку на грудь и спросила:
- Что делать, не представляю.… - и посмотрела на кардинала невинными глазами.
Явление восточной красавицы поначалу отвлекло внимание Колонны от своей спутницы. Ничего, подумал Джованни, пусть пока посидит и полюбуется всем этим великолепием. С прежним своим покровителем она и мечтать не могла о подобном. Он положил свою руку на ее, обнявшую его шею, и начал поглаживать ладонь, при этом любуясь одалиской, что рассказывала сейчас Его Святейшеству занимательные истории. Колонна ухмыльнулся: хорошо старается, красотка.
Он повернулся к кардиналу Сфорца:
- Видите, Ваше преосвященство. Сегодня просто удивительный день. Женщины со всего света явили нам свои таланты. Право, я даже теряюсь, какая из них привлекательнее!
Потом он снова повернулся к Лауре, улыбнулся ей и провел рукой по ее щеке:
- Тебе жаль твоей подвески? Не переживай, я подарю тебе новую. А эту, - он придвинулся к самому ушку красавицы, - мы с тобой найдем попозже. Когда нам никто не будет мешать.
Кардинал поднял свой кубок и отсалютовал папе:
- За ваше будущее, Ваше Святейшество! Не менее знаменательное, чем ваше прошлое, я в этом уверен!
И пусть Орсини и делла Ровере попробуют хоть что-нибудь на это возразить, с ухмылкой отметил про себя Колонна.
Незадолго до этого.
- Не вздумай наедаться и пей только для вида, - уже в который раз повторила Рондине.
Она оглядела Элизу, удовлетворенно кивнула - с платьем, несмотря за короткий срок, девушка справилась, видно, что иголку держать умеет. Не так, конечно, как швея, но небольшие огрехи заметны только придирчивому взгляду. Куртизанка грустно усмехнулась - да и кто будет смотреть на платье?
- Помни, что наше дело - развлекать присутствующих. И мы сами должны заботиться о своем удобстве, - она потрепала Элизу по щеке, отметив про себя, как еще по-детски бархатна кожа девушки. - Пойдем!
До того бледная, Ласточка раскраснелась, сейчас или никогда! Походка стала плавной, движения манящими - куртизанка возвращалась туда, куда, как ей уже казалось, путь был заказан...
...Похабные шутки, пьяный смех - высшее духовенство гуляло. Рондине наслаждалась - яркий румянец, кокетливые взгляды, якобы случайные прикосновения. Сейчас нельзя ошибаться, а безумная надежда - ничуть не хуже хмельного блеска глаз. Увидев, что Элиза держит кубок, Ласточка пнула воспитанницу:
- Не пей, дома напьешься, - не переставая широко улыбаться сидящему напротив мужчине, прошептала она и, взяв со стола свой бокал, только смочила губы - учись, девочка.
Элиза хорошо запомнила все предостережения Ласточки, но есть и пить ей было некогда и незачем. От волнения внутри все так сжималось, что кусок не лез в горло, а румяной она была и без вина. Она старалась только не слишком вертеться и не выказывать излишней восторженности. А удивляться было чему - от роскошных нарядов женщин, у многих расшитых золотом, от обвивавших их шеи и нанизанных на пальцы драгоценностей, от изысканной серебряной посуды, инкрустированной и богатой чеканки, рябило в глазах, от блюд в соусах с дорогими пряностями щекотало в носу. К тому же она оказалась рядом с одним из их преосвященств - как ей успела шепнуть Рондине - с кардиналом Орсини.
Элиза исподволь наблюдала за ним и - еще больше - за его спутницей Росой, отмечая про себя, что ничего такого в ней не было. Обычная, не лучше нее, Элизы, да еще и старше. В общем, понравиться настоящему кардиналу на самом деле не так и сложно. Об этом говорили и пристальные взгляды, которые она на себе ловила. Лестные и приятные тем, что как будто вводили ее в круг всех собравшихся за этим столом. Прекрасно, она одна из этих женщин, а не странно смотрящаяся в цветнике худосочная травка. От этой мысли Элиза раскраснелась еще сильнее, глаза ее стали еще более блестящими, и она кокетливо улыбнулась одному из бросивших на нее взгляд мужчин.
- Я выпила только два глотка, - заверила она Рондине. - Для смелости.
"Словно она меня и не видит, А когда-то едва ли не в рот заглядывала", - Рондине посмотрела вслед самодовольно улыбающейся Росе. И почему выбрали именно ее? Вокруг столько прекрасных женщин, ничуть не хуже, чем спутница кардинала Орсини.
- Не слишком вертись, держись с достоинством, - Ласточка выместила досаду на воспитаннице, - видишь, как нужно угождать? - она кивнула на "одалиску". - И не теряй голову, это они отдыхают.
Она заливисто засмеялась и, кивнув на одутловатое лицо одной из их товарок, прошептала:
- Вот видишь, почему нам вино заказано? Оно красит женщину, только когда пьет мужчина.
- Ой, чуть не упала, - неприлично засмеялась Роса, пошатываясь и хватаясь за Оттавию.
- Ничего, нам недалеко, - отозвалась та.
Какое унижение – разыгрывать роль служанки, поддерживая подвыпившую куртизанку. Оттавия брезгливо поджимала губы и постоянно напоминала себе, что ей есть за что немножко потерпеть. «Три тысячи дукатов и свобода», - постоянно напоминала она себе. – «И безопасность, и подальше от Рима и Борджиа». Она бесцеремонно втолкнула Росу в каморку, где той надлежало переодеваться, и заперла за собой дверь.
- Осторожнее, - лицо Розы приняло надменное выражение, - меня сегодня выбрал сам Его Святейшество, - она не выдержала и расхохоталась.
- Простите. Вот, - Оттавия подала стоящий на сундуке кубок, - выпейте, это поможет вам идти прямо.
- Я и так могу идти прямо, - развязно начала Роса, но осеклась: опьянение не настолько затуманило ей разум, чтобы она забыла, как важно прилично выглядеть во время подачи вина. - Ладно, давай сюда.
- Я помогу вам одеться, - Оттавия брезгливо смотрела на куртизанку.
Через четверть часа Роса была облачена в бледно-розовую тунику, увитую зелеными листьями. Сверху полагалось покрывало, чтобы наряд до залы, где гуляло высшее духовенство, выглядел поприличнее.
- Ну, когда же? – нетерпеливо ныла Роса.
Служанка почему-то медлила, словно чтобы закрепить покрывало, нужно было невесть какое умение. К тому же и в голове почему-то не прояснялось, а наоборот – шумело все более неприятно.
- Что-то мне… нехорошо… - Роса пошатнулась.
- Присядьте, - Оттавия сразу бросила возиться с покрывалом и помогла куртизанке добраться до сундука.
Та медленно села на него, провела рукой по лбу, удивленно моргнула несколько раз и легла.
Еще через четверть часа Роса, спящая глубоким сном, осталась в комнате одна. Оттавия, облаченная в точно такой же наряд и закрывшая лицо маской, вышла, заперла за собой дверь и, торопливо перекрестившись, поспешила к месту праздника. По дороге она то шла обычным своим шагом, то меняла походку и манеру, стараясь походить на оставленную лежащей на кессоне Розу.
Хотя касательно наличия души у женщины ученые богословы высказывали всяческие сомнения, в благоразумии дочерям Евы, пускай и не всем из них, клирики и миряне до сих пор не отказывали. Конечно же, ничего неприятного для себя и своего семейства Папа не услышит, зато Джулия знала много вещей, способных его порадовать.
Она долго вглядывалась в раскрытую ладонь Борджиа, прежде чем изрекла:
- Господина ждут победы над недругами, явными и тайными. Я вижу его в сиянии славы, возвышающимся над другими и попирающим врагов. Перед ним склонилась Лилия, вымаливающая прощения за собственную дерзость и испрашивающая мудрого совета, Орел, Лев и Леопард приносят ему свои дары... - гадалка медленно провела пальцем по одной из линий. - Я вижу долгую жизнь и могучее здоровье, ум и удачу, сопутствующую господину во всех его начинаниях... Я вижу сердца, которые он заставляет трепетать, в восхищении ли, в страхе, в уважении. А может, - Джулия поднесла руку понтифика к своей груди, - и с любовью.
В небольшой коридорчик следом за куртизанкой и сопровождавшей ее женщиной монах не рискнул идти – там ему едва ли удалось бы остаться незамеченным. Гвидо в задумчивости слегка прикусил губу. Ушли две женщины, возвращалась одна. Служанка осталась ждать и караулить платье?
Куртизанка то прибавляла шагу, то шла плавно и неторопливо. Видимо, за то немалое, на взгляд юноши, время, что ушло на переодевание, хмель выветрился из ее головы. Или… или это другая женщина? Сердце неприятно екнуло от такого предположения. Молодой монах пожалел, что света недостаточно, и он не может рассмотреть ее лучше. По-прежнему оставаясь в тени, Гвидо торопливо двинулся в сторону пиршественного зала, чтобы оказаться там раньше женщины, кем бы она ни была. Может быть, тогда повезет больше…
- Любовью?
Его Святейшество улыбнулся гадалке ласково, но чуть насмешливо. Слишком часто он покупал покорность и ласки, и женскую красоту, чтобы верить в значение этого слова. Единственная любовь, которая жила в его сердце, любовь опасная, нерассуждающая, безмерная и бесконечная, покрывающая все – любые преступления и любые грехи, даже самые страшные – была любовь к его детям, плоть от плоти его, дух от духа, Лукреции и Джованни. Все остальное... не больше чем прихоти. Хотя, надо отдать должное Родриго Борджиа всегда готов был дорого заплатить за свои прихоти… либо заставить заплатить других.
- Думаю, ты ошибаешься, прекрасная Кассандра. Любовь – удел других, мой удел – власть. А она весьма капризная возлюбленная, готова и предать, и променять меня на другого, если ей захочется. Но ты развлекла меня. Позволь…
Задумавшись на мгновение, понтифик разглядывал точеную фигурку, закутанную в шелка. Она напоминала цветок, прелестный, горделивый, нежный цветок. Наподобие тех качающихся на ветру ирисов, что украшали весной землю. Но увы, за стенами замка ярилась зима, даже столы украшали умело засушенные садовниками поздние розы, томные и алые, со стеблями, покрытыми позолотой.
Выдернув один такой цветок из вазы, Родриго Борджиа вручил его одалиске.
- Что означает «sub Rosa», ты наверняка знаешь, прекрасная гурия? Так вот, если тебя понадобиться когда-нибудь о чем-то меня попросить – этот цветок будет твоим пропуском, и знаком, по которому я тебя узнаю. А теперь иди, прекрасное видение. Да будет мир над твоей прелестной головкой.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Si vis pacem, para bellum » Лукулл обедает у Лукулла. 03.01.1495. Рим