При выборе меньшего из зол помни - в любом случае ты выбираешь зло.
- Подпись автора
Яд и кинжал |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Si vis pacem, para bellum » При выборе меньшего из зол помни...31.01.-03.02.1495. Рим.
При выборе меньшего из зол помни - в любом случае ты выбираешь зло.
Вильфор уходил от Алессины затемно, он хотел бы остаться дольше, но приказ есть приказ. Сегодня армия Его высочества должна была покинуть Рим. Не слишком гостеприимным оказался Вечный город. Что-то будет в Неаполе?
Перед тем, как покинуть дом куртизанки, Гийом заглянул к Бомону, но тот лежал то ли в глубоком сне, то ли в забытьи, и лейтенант не стал его будить.
Оставалось уладить еще одно дело. Чтобы успокоить Андре, Ги пришлось пообещать ему позаботиться об Оттавии, и это слово повязало его по рукам и ногам. Вот что ему делать с этой итальянкой? Куда ее девать? Не в палатку же к маркитанткам отправить благородную девицу. Держать же при себе... Да на черта она ему сдалась? И, как на грех, д`Аллегр, на мнение которого Ги всегда полагался, куда-то запропал.
Громко стуча сапогами по деревянной лестнице, Вильфор отправился в комнату, где Бомон и пригрел свою русалку.
- Мадонна Оттавия, - не глядя, с порога начал он, - собирайтесь, вы поступаете в мое распоряжение, - получилось как-то по-солдафонски, но лейтенант не стал себя поправлять. - И поторопитесь, я подожду вас за дверью.
Голос Вильфора прозвучал для Оттавии набатом. Не долее часа прошло с того момента, как, сморенная усталостью, она погрузилась в тревожный и беспокойный сон, прямо в одежде и на неразобранной кровати.
Андре де Бомон ушел прошлым ранним утром на церемонию в соборе Святого Петра, где Его Святейшество Александр VI должен был благословить короля франков на неаполитанское владение. Андре говорил, что вернется ранним вечером, если не раньше, и они уже будут собираться покинуть Рим.
Он не только не пришел раньше, но не вернулся и ранним вечером, и поздним, и очень поздним, и даже ночью. Оттавия металась по комнате, пыталась спрашивать о де Бомоне тех, кто приходил в дом, но никто не мог сказать ничего вразумительного. На нее смотрели со смесью снисхождения, недоумения и жалости.
Наконец, хозяйка дома рассказала, что на площади было настоящее побоище, а один из франков обмолвился, что, кажется, Андре был ранен, но где он теперь - неизвестно. Неизвестность была ужасна, но новости и половинчатое знание были еще хуже.
Всю ночь Оттавия не сомкнула глаз, то плакала, то молилась, то жаловалась кому-то. Наконец, к утру, совершенно измотанная беспокойством, когда усталость стучала барабанами в ушах так, что отдавалось болью в висках и глазах, прикорнула на подушке.
И вот теперь...
- Как это в распоряжение? - она с трудом подняла голову. - Что происходит? Где он?
Военному не привыкать спать урывками, но и Вильфор не отказался бы сейчас завалиться на кровать - впрочем, подошло бы даже брошенное на полу покрывало - и хотя бы пару часов провести в объятиях Морфея.
- Мадонна, я отвечу на все ваши вопросы позже, а сейчас попрошу вас поторопиться, - бросил он через плечо, но все-таки обернулся. Вид у Оттавии был измученный, но не это тронуло лейтенанта - он слишком устал, чтобы сочувствовать какой-то девице. И все же не следовало оставлять ее в неведении, она имела право на то, чтобы знать.
- Граф де Отишан ранен и остается в Риме, - произнес он не раньше, чем проверил, надежно ли закрыл за собой дверь. - Его состояние не позволяет ему отправиться вместе с армией, поэтому он попросил меня приглядывать за вами. Я оставил его в надежном месте, так будет спокойнее. Так что вставайте, мадонна, и собирайте свое вещи... если они у вас есть. Вечером мы выступаем, так что впереди еще много дел, а я надеюсь еще хотя бы немного подремать.
- Он ранен? Сильно? Опасно?
Оттавия засыпала Вильфора вопросами и вдруг замолчала, пытаясь понять, осознать услышанное. Вновь и вновь прокручивала в голове сказанное им, пока оно наконец не стало понятым до конца. Он не может уехать, покинуть Рим, и ей следует поехать с этим человеком, отдавшись ему на милость и поверив... поверив почему? Кто он такой и зачем ей доверять ему?
- Я... Вы говорите правду? Он именно ранен, а не... не... - она судорожно сглотнула и, наконец, выговорила, - не убит? Неужели вы оставляете своего друга здесь, в Риме? Там, где у него нет ни одного человека, заинтересованного в том, чтобы с ним ничего не случилось? Вы обманываете меня. Может быть, из лучших побуждений или по его просьбе, но вы говорите неправду. Его больше нет, поэтому вы так легко оставляете его здесь. Это так? Скажите мне правду.
- Успокойтесь же! - Вильфор несколько раз пытался прервать обрушившийся на него поток, но в конце концов прикрикнул. - Довольно, мадонна, вы достаточно уже наговорили! Хватит уже хоронить Отишана, я сказал, что он жив, значит, он жив. Но он ни верхом, ни в повозке не выдержит дорогу до Неаполя.
Боги праведные, да куртизанки в этой проклятой стране и то разумнее. Во всяком случае, Алессина все поняла с полуслова... Сдалась же Андре эта дурища, прости ты, Господи! Ги очень хотелось развернуться и уйти, оставив Оттавию наедине с ее подозрениями, но данное слово вязало по рукам и ногам. Он ни на миг не верил в проснувшиеся чувства девицы, но если Бомон угодно обманываться, это его право... А его, Вильфора, ноша. Он глубоко выдохнул:
- Чтобы вы не беспокоились, я вам скажу. Но, клянусь, лично вырву вам язык, если вы хоть где-то обмолвитесь. Андре спрятан в доме у женщины, с которой вы бы не стали стоять на одной стороне улицы. Но кто она - вам знать не следует, придется поверить мне на слово, что там ему ничего не угрожает.
По губам лейтенанта скользнула полупрезрительная улыбка. По его разумению жрицы любви поступают куда честнее, они не прячутся за мнимой благопристойностью и, отдаваясь во власть мужчины, не пытаются требовать от него больше, чем он может им дать. Быть в свите Лукреции Борджиа и оставаться при этом невинный овечкой... Не смешите подковы моего жеребца.
- Надеюсь, вы теперь удовлетворены и больше задержек не будет. У нас слишком мало времени, мадонна. Моя задача, чтобы вы были в целости и сохранности, так не мешайте мне все это обеспечить.
- Удовлетворена? Вы правда думаете, что после всего, что вы наговорили, я должна успокоиться и с радостью последовать, куда вы скажете?
Оттавия хотела продолжить "Я не доверяю франкам, никому, кроме Андре, даже сейчас, когда он ранен и находится в не очень подходящем месте".
Но Оттавия не стала бросать Вильфору в лицо правду, которая гораздо больше была бы похожа на оскорбления.
Она уже привыкла сдерживаться и не очень удивляться, потому что все обстоятельства, в которых она оказывалась в последнее время, смело можно бы было назвать невероятными и не всегда приятными или приличными. Вот и теперь, известие о женщинах, у которых оставили де Бомона, напугало ее не столько неприличием, сколько тем, что куртизанкам, по уверенности Оттавии, нельзя было верить.
- Вы оставили его у тех женщин, которые даже не понимают значения слова "верность" и не имеют понятия о том, что такое самая простая порядочность?! Они продадут его, как только закончатся деньги, которые вы им дали! Или когда появится тот, кто даст больше. И рядом не будет никого, кому Андре не безразличен! Ему же нужен уход, кто позаботится об этом? И вы еще хотите, чтобы я успокоилась! Вы... вы сейчас же скажете мне, где он находится. Я остаюсь там, где он.
- Послушайте, мадонна! Помолчали бы уже о верности, не к лицу вам.
Бессонная ночь давала о себе знать и Ги почти не сдерживался. Если бы не Отишан, он давно вытолкал бы сейчас не знающую слова "благодарность" девицу взашей. Но вместо этого, вынужденный мириться с ее существованием, мог лишь прикрикнуть.
И все же червячок сомнения заполз и начал подтачивать.
Ведь что он знает об Алессине? Только то, что она легкая в общении девушка, с ней было хорошо проводить время, она честно отрабатывала каждую потраченную монету и сверх того, кажется, она даже была ему рада, но достаточно ли этого будет для того, чтобы после ухода армии она просто не избавилась от раненого? Это проще простого, тут и делать-то ничего не надо.
Ги прошел в комнату и с сожалением, что это ненадолго, опустился на смятую в беспокойном сне постель. Да, ему не нравилась эта девица, да, он считал, что Бомон сошел с ума. Но она не лгала. Так не смогла бы сыграть ни одна актриса. Можно подделать слезы, можно золой нарисовать себе полукружья синяков, но ни одни белила не способны соперничать с этой синеватой бледностью.
- Вы хоть понимаете, что у меня не было выбора? - он устало смежил веки. - У Отишана еле хватило сил, чтобы добрести до дома, и то нам пришлось...
Он едва не сболтнул о женском платье, но быстро поправился - не хватало еще, чтобы кто-то узнал об этом пикантном факте:
- ... и нам пришлось изображать, что он мертвецки пьян. Он не выдержит дороги, мадонна. Я видел не одну подобную рану. То, что он жив, больше похоже на чудо.
Оттавия молчала и это заставило Гийома открыть глаза и внимательно посмотреть девушку. Она была несчастна, но не это, а то, что она, похоже, горевала не столько о себе, сколько о любовнике, немного смягчило лейтенанта и он уже другим тоном добавил:
- В Риме с ним может случиться что угодно, но здесь у него есть хотя призрачный шанс. В походе, мадонна, у него этого шанса не будет. А теперь, прошу вас, не перечьте и собирайтесь со мной. Это была его просьба, будьте же если не благодарной, то хотя бы благоразумной.
- Призрачный шанс... призрачный шанс можно сделать более ощутимым.
Оттавия упрямо поджала губы. Неизвестно, о чем просил Андре на самом деле и как его просьбу решил выполнить Вильфор, сейчас она думала о том, чтобы не послушаться.
Она была послушной, очень послушной и даже выполняла все, что Андре говорил ей. Соглашалась, что ей нужно поехать в монастырь. Не отказалась от разговора с де Веком. Переехала опять к нему... Да, она слушалась во всем, но пока он был достаточно сильным, чтобы указывать ей, что делать.
Сейчас все изменилось. Ему нужна была ее помощь, он был в опасности, был слаб и оставался один во враждебном городе среди людей, которые ничем ему не обязаны.
Может быть, он и хотел, чтобы она уехала далеко и избежала той опасности, которой станет подвергаться, если останется.
Но теперь послушно уехать будет по отношению к нему черной неблагодарностью.
Выбор между послушанием и благодарностью был очевидным.
- Я никуда не поеду. Я остаюсь. Рядом с Андре должен быть кто-нибудь, кому небезразлична его судьба. Вы сказали, что он в доме у куртизанки, но не сказали, где. Хорошо, я сама найду. Я знаю, где живут такие женщины. Вряд ли вы оставили его в лачуге у проститутки самого низкого пошиба, не так ли? - Оттавия сама удивлялась тому, как спокойно и делово у нее получается, как будто она обсуждает, какой отрез лучше пойдет на платье, как будто ее не трогает предмет разговора. - Мне придется искать, хотя я пока и не знаю, как лучше это сделать. Если я по незнанию наделаю глупостей, то виноваты будете вы. Вы и теперь отказываетесь сказать, где они живут?
Призрачный шанс можно сделать более ощутимым...
И сейчас Вильфору предстояло решить, что будет безопаснее для Бомона: то, что рядом с ним может быть та, которая в чем-то перешла дорогу Борджиа, или оставаться одному среди в общем-то ничем не обязанных ему людей.
Меньшее из зол. Где ж найти те весы, чтобы все правильно оценить? Что лучше - сделать хоть что-то или ничего не делать? Лейтенант привык выполнять приказы, но сейчас ему приходилось думать самому. И от его решения зависела жизнь друга.
Через дверь доносились звуки утренней суеты, медлить было нельзя. Он почти с ненавистью посмотрел на Оттавию. Мучительно хотелось спать, а ее слова напоминали глухой звук капель о дно железной бочки. Но вот среди этого гула он начал различать отдельные слова.
Сон как рукой сняло. Да она одержимая! И она действительно пойдет по улицам. Она уже забыла, что не так давно ее выловили из Тибра, она не думает, что будет с ней, если она вновь попадется в руки тех, кто держит на нее зуб. Да черт бы с ней, но в своем безумии она может привести к Отишану.
Ги вслушивался, а сам внимательно смотрел за ней. Сейчас она не походила игривую даму из свиты Лукреции Борджиа, еще меньше она напоминала несчастную жертву. Она была уверена в том, что права, и готова эту правоту отстаивать.
Можно было бы просто махнуть рукой, но вот сейчас она заговорила о Бомоне и лицо ее сразу смягчилось. Теперь не воительница, а любящая и отчаявшаяся в своем беспокойстве женщина. Нет, она не предаст Андре, она сама за него костьми ляжет.
Возможно, он совершает ошибку, но лучше жалеть о сделанном, чем о несделанном.
- Хорошо, мадонна, собирайтесь. Я сам отвезу вас к Андре. Наденьте плащ и скройте лицо, так будет проще и безопаснее. Ни у кого не вызовет удивления гулящая девица в обществе франкского солдата. И не надо морщиться, мадонна Оттавия, там, куда вы идете, вас никто не будет называть мадонной. Привыкайте.
Он встал с постели и взял девушку за плечи:
- Но не вздумайте там показывать свой норов. Что бы вы не говорили о куртизанках, именно в доме одной из них сейчас лежит франкский капитан. Вы можете не уважать хозяйку дома, но упаси вас Бог проявить неуважение.
Алессина, меж тем, не ждала гостей. Армия франков покидала Рим, отчего улицы – и так бывшие весьма и весьма неспокойными – стали просто опасными. Тем более что после побоища на площади Святого Петра солдаты были озлоблены, да и сами римляне им не уступали. Укрывать в своем доме раненого франка в свете этого предоставлялось сущим безумием, так что со вчерашнего дня в голову Лисички лезли пугливые мысли о том, какую цену она заплатит за свой красивый жест, если всё вскроется. Успокаивало одно – вряд ли кто-то всерьёз будет искать этого незнакомого и никому ненужного франка. Главное – переждать первое время, а там – там все забудется.
Прошлое однако никак не хотело отступать и в настоящий вид приняло вид встревоженной служанки Алессины, доложившей хозяйке о том, что к ней пришел лейтенант де Вильфор. Если бы девушка не знала виконта лично, Лисичка подумала бы что это умышленный обман, хитрый способ проникнуть в запертый на все двери дом, прикрывшись чужим именем, но уверенность служанки развеяла все сомнения. Да и не стали бы грабители медлить, а уже разнесли бы дом.
Нервно сжав пальцы, рыжеволосая куртизанка поспешила к тому, с кем не так давно пылко и навсегда простилась. Полагать, что франк прибыл ради какого-то пустяка, оснований не было, так что Алессина тут же обеспокоенно спросила у Вильфора:
- Ты вернулся. Что-то случилось?
Сопровождающей виконта девице достался слегка удивленный взгляд – не такое сейчас время, чтобы женщине без веской причины следовало высовывать нос на улицу – но задаваться этими вопросами куртизанке не было никакой охоты. Тем более что блондинка вряд ли была такой уж высокой нравственности – какая бы ещё согласилась переступить порог дома высокооплачиваемой, но всё-таки шлюхи? А в том, что хозяйка дома именно куртизанка можно было не сомневаться. Поведение Алессины, может быть, и не было слишком развязным, но в нем, несомненно, проскальзывала неподобающая честной женщине смелость, а платье было ярким и излишне нарядным для буднего дня.
После резни на площади Рим словно вымер, редкий прохожий отваживался выходить на улицу, а если и решался, то жался к стенам домов. В гулкой тишине явственно было слышно тяжелое дыхание жеребца; тому сегодня пришлось нести двойную ношу.
Даже за большие деньги Вильфор не смог бы найти паланкин, да он и не старался. Через плащ он чувствовал, как то ли от холода, то ли от страха дрожит за его спиной Оттавия, но не поворачивал головы. Он уже давно должен быть в лагере, а вместо этого только тем и занимался, что устраивал дела взбалмошной девицы. Хотелось пустить Бродягу вскачь, но приходилось тащиться едва ли не шагом.
Спешившись возле самого дома - и тут Оттавия была помехой, он постучал в дверь. Поводья лейтенант не выпускал, показывая, что не может задержаться ни на миг.
- Да, случилось, - ответил он. Возможно, получилось грубовато, злость на одну женщину едва не вылилась на другую. - Вот она случилась.
Он посторонился, давая возможность Алессине как следует разглядеть непрошеную гостью. Следовало бы объяснить, что к чему, но как в двух словах расскажешь, что он был вынужден поддаться на прямой шантаж?
- Это невеста Бомона. И она собиралась идти по всем домам Рима в поисках своего жениха. Я подумал, что безопаснее будет привести ее к тебе.
Он почти втолкнул Оттавию в дом и уже на пороге с плохо скрытым сарказмом добавил:
- Считай, что это бесплатная сиделка.
Поводья в руке натянулись, Бродяга недовольно заржал.
- Прости, но мне нужно идти. В твоей воле решать, что делать с этой женщиной.
Полное свинство было оставить Алессину наедине с его проблемой, но у него не оставалось выбора.
- Береги себя, - он напоследок прижал куртизанку к себе, затем повернулся к Оттавии. - А вы, мадонна, берегите Отишана. Потому что ваша жизнь не будет стоить и плесневелой корки, если с ним что-то случится, - и, оставив женщин друг напротив друга, вскочил на жеребца.
Теперь его ждали иные дела.
Алессина потеряла дар речи, так что, безмолвно позволив себя обнять, опомнилась только в тот миг, когда дверь за Вильфором уже закрылась. Впору было возмутиться от души таким поступком франка – в конце концов, её дом не прибежище для раненых солдат и их невест, но случайно брошенное лейтенантом слово заставило её передумать.
Сиделка. Почему бы и нет – всё равно кому-то ведь нужно ходить за раненым, а тут свой человек, посвященный в тайну. Правда, Лисичка сомневалась, что этот Бомон на девушке потом женится – где это видано, чтобы благородные дворяне (а деньги у графа водились – это явно) брали в жены кого-то вот так, без родительского благословения и приданого. Ни того, ни другого у этой, так называемой невесты не имелось – иначе не обращался бы лейтенант с ней так непочтительно, даже без имени, да и не согласилась бы знатная госпожа жить в доме куртизанки. Но кем бы она не приходилась Андре – это было неважно. Лишь бы делала свою работу да молчала. Хотя опыт говорил, что эти два простых условия на деле редко бывают выполнимы.
- Ну, будем знакомы, мадонна, - Лисичка спохватилась, что просто стоит и смотрит на Оттавию. – Меня зовут Алессина, я – хозяйка этого дома. И если вы, действительно, согласны ухаживать за капитаном де Бомоном, я провожу вас к нему.
Тон куртизанки был вежливым – всё-таки если это, действительно, женщина раненого графа, то не стоит обходиться с ней грубо, но всё же сдержанным. Она не для того прикрывает франка, чтобы терпеть неуважение к себе или презрение, которые так горазды выказывать приличные римские матроны по отношению к своим не таким приличным сестрам во Христе.
Оттавия была очень убедительной в разговоре с Вильфором. Ни минуты не сомневаясь, она доказывала ему, что должна остаться.
Потом она, не теряя времени, занялась сбором вещей. Не так и много ей можно было с собой взять, учитывая, что путь предстояло проделать верхом, сидя позади франка - приходилось ограничиться парой мешков.
Уже в пути, когда у нее появилась возможность обдумать свое решение, она смогла ему ужаснуться. Много раз она упрекнула себя в легкомыслии, и столько же раз, злясь на себя за сомнения, - в малодушии. Но пусть она и не жалела по-настоящему, ситуация, в которой она оказалась, не могла не ужасать.
Она оставалась в Риме, где за ней по-прежнему могли охотиться, и совершенно беспомощной. Франки уходили. Андре де Бомон - единственный, кому она была небезразлична, находился в тяжелейшем состоянии. И ей предстояло столкнуться носом к носу с - подумать только! - куртизанкой.
Вильфор сказал "Андре у таких женщин, с которыми вы не встали бы и по одну сторону улицы", но только когда она увидела, где он спешивается и берется за дверной молоток, Оттавия поняла, насколько это "у таких женщин". В одном доме. Без всяких иносказаний.
Вильфор исчез, не утруждая себя ни долгими проводами, ни долгими объяснениями, ни какими-либо обещаниями, а Оттавия осталась стоять посреди комнаты, со сваленными у ее ног мешками, судорожно сжимая полы плаща, и рядом с ней стояла "та самая женщина", которую раньше она могла увидеть не меньше, чем в сотне шагов от себя, не говоря уж о том, чтобы заговорить. А что если Андре и она?.. Нет, этого не может быть. Она же видела, как с ней простился Вильфор.
Оттавия чувствовала только ужас и отвращение, будто оказалась в одной комнате с прокаженными, и, однако, была слишком напугана, чтобы как-то показать Алессине свое отношение и истинную причину своего смятения.
- Да, я хочу его увидеть. Прямо сейчас, - наконец, смогла выговорить Оттавия, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно бесстрастнее.
Привезенная франками девица не представилась, что не добавило к ней добрых чувств со стороны Алессины (и так несколько раздосадованной появлением ещё одной «гостьи»), но жалкая фигура у порога поневоле вызывала сочувствие. По большому счету в положении-то она оказывалась незавидном. Одинокая девушка без знакомых и друзей, чья единственная защита – раненый чужеземец да обещание, которое дала Лисичка Вильфору. Что мешало куртизанке с помощью своих слуг ограбить своих невольных постояльцев и выгнать их на улицу? А виконта потом можно и обмануть – кто расскажет ему правду? Впрочем, Алессина на такое коварство была неспособна, поэтому просто сдержанно заметила:
- Идите за мной. Мария! Возьми у нашей гостьи её вещи и отнеси их в комнату капитана де Бомона.
Служанка, до того с умеренным интересом разглядывающая приезжую девушку, подошла к ней, намереваясь взять мешки. Хозяйка пока не сказала, где расположить эту самую гостью, но Алессина пока и не решила. Ещё неизвестно пожелает ли эта красавица остаться в доме куртизанки, да ещё и в обществе раненого. Родственники – и у тех не хватает иногда терпения за больным ходить, а тут чужой человек. Может, посидит пару дней и сбежит.
Терзаемая нехорошими предчувствиями – не принесла ли эта девушка неприятностей к ней в дом – Лисичка отворила дверь в покои, отведенные Андре. Не каморка, конечно, но и не лучшая спальня – дом куртизанки был не так уж и велик. Графу Отишану, впрочем, было всё равно – после достаточно тяжелой дороги из лагеря до дома Лисички он был совсем без сил и лежал с закрытыми глазами. Рана его была аккуратно перевязана, так что невозможно было сходу определить степень её серьезности, но лицо капитана имело белый цвет, а под глазами залегли круги. Рядом с ним сидел мальчик лет двенадцати – видимо, сын кого-то из прислуги, которого попросили пока приглядывать за раненым.
Оттавия шла за Алессиной, украдкой оглядываясь. Дом куртизанки, конечно, отличался от всех домов, что она видела, - здесь много было вычурного. Как и в самой хозяйке - платье яркое и лицо все подведенное. Не лицо даже, а маска. Как такой можно поверить?
И угораздило же ее здесь оказаться. И она еще думала, что ей теперь волноваться только за пребывание в армии франков и что Андре могут убить. Как бы не так. Извольте пожаловать в дом к проститутке и радоваться, что вас сюда пустили.
- Я буду все время рядом с ним находиться. Ты мне поможешь, если мне будет нужно.
С этим она обратилась к мальчишке, который в этом доме ей казался почти родным. Мальчишки везде одинаковые, хоть здесь, хоть где. Пусть и прислуги сын, это лучше, чем куртизанка.
При Алессине Оттавия на раненого старалась не смотреть, как и не допускать проявления эмоций. Ей казалось кощунственным показывать свою любовь и тревогу при этой женщине, которая, конечно, не способна ни на какие искренние чувства, кроме любви к деньгам, а остальное проявляет не раньше, чем ей за это заплатят.
И лишь когда куртизанка ушла, она подошла к Андре и, опустившись на пол рядом с его постелью, взяла его за руку, уткнулась в нее лицом и заплакала.
Постепенно жизнь в доме куртизанки вошла в привычное русло. Франки ушли, город снова оживился, раненый на грани сна и яви лежал в своей комнате, Оттавия не отходила от него. По ночам Алессину, разумеется, всё так же посещали гости – тихие вечера в доме чередовались шумными, хотя дверь в покои графа де Отишана всегда в это время была крепко заперта. Казалось бы всё устраивалось как нельзя лучше, но куртизанку не покидало чувство, что гостей в её доме слишком много. Франк, его невеста, часто заглядывает старуха-врачевательница, да и Дино (мальчишка, помогающий Оттавии) подозрительно часто сидит наверху. Тайна, казалось бы, скрытая за семью замками рисковала выйти наружу в самое ближайшее время.
Стоило кому-то из прислуги на рынке посетовать на лишних в доме, стоило Дино похвастаться каким-нибудь подарком от франка, стоило знахарке попасться не на те глаза – жди беды. Встревоженная, Алессина не находила себе места, пока ей в голову не пришла удачная, на её взгляд, мысль. Не можешь с чем-то справиться сам – спроси подруг. Или хотя бы тех, кого ими считаешь.
Родине Лисичка считала за подругу, к тому же полагала, что та немного ей обязана. В худые времена Алессина одалживала ей денег, да и в более мелких услугах не отказывала. Может быть, поможет.
Поздним утром, набросив на плечи плащ и взяв с собой слугу для охраны, куртизанка направилась к Ласточке. Только бы застать дома.
Рим понемногу оживал. Мелкие лавочники, закрывшие от греха свои заведения, отдирали доски со ставень, торгаши покрупнее, довольно потирая руки, подсчитывали прошлые барыши и надеялись, что перепуганный франками люд, теперь, когда опасность миновала, на радостях опустошит свои кошели. Разного рода воришки предвкушали всеобщую расслабленность и ротозейство и лишь только дешевые проститутки искренне жалели о непритязательных солдатах франкской армии. Многие из этих жриц любви за медяк нашли свой последний приют в придорожной канаве, но зато те, кто сумел выжить, на пару месяцев обеспечили себе сносную жизнь.
Иное дело - куртизанки. Те все-таки могли выбирать, и пусть франкская знать знала об утонченности лишь понаслышке, зато лучшие ее представители щедро платили и многого не требовали.
Одна из них, известная среди товарок как Ласточка, теперь отличалась особой бережливостью. Скопленного ею за январь вполне хватило бы на то, чтобы безбедно прожить до осени, но после раздачи многочисленных долгов Рондине поняла, что не может позволить себе наслаждаться одиночеством. Судьба своим зигзагом подарила ей надежду, не стоило искушать ее бездельем. Тем более, что теперь Рондине жила не одна и ей следовало заботиться не только о себе. Воспитанница некой Гаттины в тяжелые для Рондине дни пришла в ее дом с просьбой о помощи. После убийства своей учительницы девушка искала убежище и нашла ее в доме заклятой подруги покойной Кошечки. Теперь куртизанка и ее неожиданная подопечная жили вместе, и каждая была благодарна другой. Рондине никогда не забывала о том, что Элиза помогла своими нехитрыми сбережениями, когда денег не хватало даже на еду, Элиза же знала, что Ласточка вполне могла выгнать ее на улицу, и тогда бы девушке только и осталось, что продавать себя за миску похлебки и дешевую каморку в какой-нибудь харчевне.
Как бы там ни было, жизнь на том не закончилось, и теперь к дому куртизанки проторили дорожку иные любители развлечений.
Рондине только-только открыла глаза, когда из томной неги ее вырвал стук дверного молотка. Гости? В это время? Ласточка протерла глаза и села на постели.
София, единственная из слуг, оставшаяся когда-то с ней, и теперь пожинающая плоды своей верности, просунула голову в комнату. И хотя теперь посетителей встречали другие, сама она свято блюла свое право на личный доклад госпоже. На недоуменный взгляд личная горничная с неменьшим удивлением ответила, что в неурочный час пришла Алессина, та, которую называют Лисичкой.
- Я скажу, что вы еще спите? Пусть в гостиной подождет? - зная привычки Хозяйки, София не столько спрашивала, сколько утверждала и уже повернулась спиной, когда была остановлена негромким:
- Подожди, пригласи прямо сюда, нам с Алессиной нечего стесняться друг друга.
Что-то случилось? Такие ранние визиты не в привычках Лисички и, скрывая смятение, Рондине встала с кровати и, как дань приличиям, сама набросила на плечи себе накидку. С Алессиной их связывала общая тайна. И забывать о том не стоило.
Лисичка вошла в спальню невольной сообщницы с чувством некоторого облегчения. Всё-таки Родине была дома и (а по-всякому могло быть) одна. Разговор предстоял серьёзный, но всё же сразу с порога Алессина пошутила. Слегка оглядевшись по сторонам, она заметила:
- Здравствуй, красавица. Вот бы уж никак не подумала, что ты коротаешь ночи в одиночестве. Или очередной робкий любовник уже сиганул в окно, испугавшись стука в дверь?
Легкая улыбка – жизнерадостность Лисички сложно было перебить даже нежеланными гостями в её доме – и куртизанка развязала тесемки плаща, отдавая его служанке. Яркий красный рукав при этом немного поднялся, показав на запястье Алессины синяк – как и у любой рыжей женщины на её коже легко оставались следы - но она этого не заметила. Лисичка вспоминала – не говорил ли ей кто-нибудь про покровителей Ласточки, ведь если к ней ходит кто-то состоятельный, о помощи нечего и просить – но на ум ничего не приходило. Деньги - вот главная забота любой женщины, вынужденной заботиться о себе самой. Их мало не бывает. На это Алессина и рассчитывала. Не на жадность подруги, а на разумное корыстолюбие.
Рондине рассмеялась и томно потянулась.
- Ночи? Нет, дорогая, я редкие ночи провожу одиночестве, это слишком большая роскошь. Да и не матроны мы с тобой, чтобы любовники от нас тайком убегали. Разве что по рассеянности кто-то в неурочный час придет.
Она коротко взглянула на темнеющий на белой коже Лисички уродливый синяк и, поколебавшись, спросила:
- Что, с тобой так и случилось?
Обычно жрицы любви не задавали друг другу лишних вопросов, но сейчас Рондине решила нарушить молчаливый уговор. Что если тот, кто сегодня оставил след на запястье Алессины, завтра постучится и в ее дверь? В жизни чего только не случается, и лучше быть во всеоружии.
- Я скажу Софии, чтобы тебе принесли вина, - подтверждая тем самым свои подозрения, продолжила Рондине.
Сама она по утрам пила слегка закрашенную воду - всему свое время, но возможно подруге нужно восстановить силы или просто успокоиться. Ведь что-то привело Лисичку в ее дом в тот час, когда обычно в гости не ходят и без предварительной договоренности. Значит, тому есть повод.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Si vis pacem, para bellum » При выборе меньшего из зол помни...31.01.-03.02.1495. Рим.