Перо замерло над белым листом бумаги, словно в нерешительности, прервав строчку на середине. Свеча, вставленная в тяжелый серебряный шандал затрещала, вспыхнула ярче. Графиня Форли, сидящая за письмом, зябко поежилась, передернула плечами, отсутствующим взглядом скользнула по окну. День был тусклым, холодным, небо серым, словно комок грязной нечесаной шерсти. Письмо предназначалось для отправки в Милан, грозному родичу, Людовико Моро. А поскольку отправлено оно будет из замка Святого Ангела, где Катерина Сфорца гостила, пользуясь гостеприимством Лукреции, дочери понтифика, то и слова требовалось подбирать особенно тщательно. Людовика Моро Катерина ненавидела с тихой, звериной яростью, тем более опасной, что она не находила выхода (кровь отца и брата взывала к отмщению), но все же признавала, что бывают положения, когда нужно держаться вместе. По мнению графини, именно сейчас, как никогда, нужно было сплотиться, забыв все прошлые обиды и непонимания, ибо сейчас, как никогда, могущество Сфорца было под угрозой.

«… здесь говорят, что семейное счастье Лукреции и нашего родича, герцога Пезаро, не заладилось, что весьма огорчает Его Святейшество. Признаться, это огорчает и меня, ибо я вижу что это не пустые слухи и домыслы, а так же я знаю, что благополучие монны Лукреции для Его Святейшества весьма важно. Настолько, что он готов на все, только бы она была довольна».

Катерина Сфорца не сомневалась что тот, кому предназначено это письмо прочтет и между строк. Если же письмо, на пути к адресату, попадет еще в чьи-то руки… что же, ничего крамольного она не писала.

Стоило ли писать Людовико Моро о том, что она сама побывала в плену у французского короля, а так же сообщить о нападении? Покачав головой, Монна Катерина закончила письмо обычными фразами и пожеланиями благополучия. Нет уж, дама имеет право на свои маленькие тайны. Дав чернилам просохнуть и аккуратно сложив лист бумаги, графиня растопила палочку красного воска и запечатала письмо. Ах, жаль, что нельзя стать почтовым голубем и самой преодолеть расстояние от Рима до Милана! Судьба опять испытывала Катерину Сфорца, приведя ее в замок Святого Ангела, под защиту Его Святейшества. На этот раз – терпением и ожиданием.

Подпись автора

Тигрица Романьи
Там, где нет опасности, наслаждение менее приятно

На нетерпеливый зов в комнату вошла дама – неприметная, неразговорчивая, выполнявшая при особе графини Форли роль камеристки и компаньонки. Катерина Сфорца ей не доверяла, в этих стенах она не доверяла даже собственной тени.
- Посыльный? – спросила, не поворачивая головы.
- Дожидается распоряжений Вашей Светлости внизу, во дворе.
- Хорошо.

Чтобы удостовериться, монна Катерина подошла, открыла окно. Двор замка Святого Ангела никогда не пустовал, даже ночами там горели огни, сновала стража, появлялись люди, иногда известные на весь Рим, с пышной свитой. Иногда незаметные, неприметные, как пыль под ногами.
Посыльный действительно терпеливо держал коня под уздцы, но графиня прикипела взглядом к другому, юноше, тонкому, горячему, как и его лошадь. Это лицо она знала, знала очень хорошо, настолько привыкла видеть рядом с собой, что первое мгновение голова закружилась от облегчения, к которому примешивалось и некое изумление. Да полно, неужели это он? Как? Почему?

Поманив даму пальцем, Катерина Сфорца указала ей на юношу в пропыленном, помятом зеленом плаще.
- Передайте мое письмо посыльного, монна Вероника а потом приведите ко мне этого дворянина.
Дама приняла из рук правительницы Форли запечатанный пакет, присела в поклоне и исчезла за дверь. Графиня осталась у открытого окна, терзая взглядом того, кого меньше всего рассчитывала увидеть в Риме.

Подпись автора

Тигрица Романьи
Там, где нет опасности, наслаждение менее приятно

- Мессер Джакомо, - голос с чуть заметной хрипотцой, с едва слышимой ноткой ласковой насмешки, смешанной с тревогой (как быстро вырос этот мальчик, как быстро возмужал, уже, как раньше, не пройдешься ласково по каштановым кудрям, не погладишь мимоходом по нежной щеке). – Мессер Джакомо в Риме, здесь, рядом со мной… это либо чудо, либо случилось что-то важное, что погнало вас в путь? Мне бы не хотелось думать, что вы настолько безрассудны, чтобы скакать по зимним дорогам, подвергая себя опасности, и все только чтобы поцеловать край моего платья.

Строгий взгляд – как щит, выставленный вперед. Дотронулась до подбородка, вынуждая подняться и поднять глаза (не удержалась, улыбнулась при виде грязного пятна на щеке). Мимолетно удивилась тому, каким высоким стал мальчишка Фео – вот уже ей приходится смотреть на него снизу вверх. Почему она раньше не замечала, какие широкие у него плечи? Или же не хотела замечать?

- Сядьте, мессер, и отдышитесь, у вас сердце бьется как у загнанного зверя. Оставим поклоны для лучших времен… Садитесь же, но сначала скажите, все ли благополучно в Форли, здоров ли Оттавиано?
Неподдельная тревога за ее город, за ее людей и сына слышалась в голосе графини. Пока она здесь, в Риме, случится могло все что угодно, может быть не зря она в тревоге не могла уснуть с тех пор, как покинула дом кузена. Пресвятая Дева, спаси нас и защити.

Подпись автора

Тигрица Романьи
Там, где нет опасности, наслаждение менее приятно

Катерина Сфорца поняла невысказанную просьбу без слов.
- Монна Вероника, благодарю вас, пока вы свободны.
Суровый взгляд графини пресек все возражения, готовые было сорваться с губ дамы, и даже словно бы подтолкнул к двери неторопливую монну Веронику, которая больше всего хотела остаться здесь, в покоях госпожи, чтобы видеть и слышать. Но Тигрица Романьи была не из тех, кто приказывает дважды, и дверь закрылась за докучливой дуэньей.

Решительно откинув занавесь, разделявшую покои на две половины, графиня поманила за собой Фео.
- Я не могу запретить подслушивать, - бросила она нетерпеливо. - Но тут нам хотя бы никто не помешает. Говорите, не молчите Джакомо, иначе, клянусь, я задушу вас собственными руками. Что-то случилось?
Графиня и правда чувствовала сильное волнение, настолько, что побледнела и вынуждена была сесть на кровать, приложив ладонь к груди – дышать стало тяжело, в голове теснились мысли – одна другой тревожнее.

Подпись автора

Тигрица Романьи
Там, где нет опасности, наслаждение менее приятно

Катерина Сфорца молча воззрилась на Джакомо, пораженная даже не столько вестью, им принесенной, не столько тем, что мальчик Фео знал то, что знать он никак не мог, сколько его тоном. Неужели это всегда любезный и услужливый Джакомо, с мягким взглядом, нежным румянцем, звучным голосом? Даже покойный супруг, да смилостивится Господь над его душой и подарит вечное спасение, не осмеливался говорить со своей грозной супругой так.

- Зачем мне охрана здесь, под защитой Его Святейшества, - мягко возразила она, хотя стоило бы поставить Джакомо на место. Но она так отвыкла от заботы искренней и бескорыстной, что слова юноши неожиданно тронули сердце правительницы Форли. – Я жива, как видите, хотя да, наши друзья Орси пытались до меня добраться. Но тот, кто пытался меня убить, уже мертв, и…

Катерина Сфорца оборвала себя на полуслове. Именно Его Святейшество сейчас переворачивал небо и землю, сотней глаз заглядывал под каждый булыжник на мостовой Рима, сотней ног обходил каждую таверну и притон. Все для того, что бы узнать хоть что-то о покушении на Лукрецию… или на Катерину Сфорца. Это тоже еще предстояло выяснить. А ей оставалось только ждать.

- Послушайте, мессер Джакомо, откуда вам известно, что меня хотят убить? О покушении знает только мой кузен, да и вряд ли новости так быстро доходят из Рима до Форли. Ох, да сядьте же вы, не стойте столбом и не краснейте так отчаянно! Садитесь сюда, рядом со мной, и говорите тише. Гостеприимство Его Святейшества – понятие обоюдоострое, его гости в какой-то степени его пленники.

Подпись автора

Тигрица Романьи
Там, где нет опасности, наслаждение менее приятно

Катерина Сфорца так живо чувствовала разочарование Джакомо, будто сама скакала сломя голову из Форли в Рим, боясь не успеть. С невольной нежностью она разглядывала поникшего юношу, трудности такого не сломят – только закалят, а вот неудачи… Горячий нрав...
- Ты все сделал правильно, - тихо, но весомо проговорила она, зная, что сейчас только одно лекарство способно влить в жилы Фео новую кровь. – Ты поступил, как должно, торопясь предупредить меня, это поступок смелый и благородный. Поступок настоящего мужчины. Письма можно перехватить, гонца подкупить, а неподкупные люди бесценны в минуты опасности.

Женская рука легла на голову юноши, в жесте то ли ласки, то ли благословения.
- Ну же, Джакомо, посмотри на меня. Чем ты так огорчен? Неужели тем, что я жива?
«Мальчик, Господь Всемогущий, какой он еще мальчик, не смотря на тело мужчины. Дитя, сражающееся с драконами, спасающее прекрасных принцесс. Дитя, которого по дороге могли убить за кошелек, за коня, просто за дорогой плащ». При мысли о том, что этот красивый мальчик мог лежать где-нибудь на обочине, в грязи и снегу, а на его лицо ангела садились бы птицы, чтобы выклевать глаза, сердце тревожно забилось. Господь не для того взращивает такие цветы, чтобы их сорвали еще до расцвета.

Подпись автора

Тигрица Романьи
Там, где нет опасности, наслаждение менее приятно

Где проходит тонкая грань между милостями дамы, стоящей выше по положению, облеченной всей полнотой власти и лаской женщины? Возможно, она пролегла тоненькой ниточкой, невидимой чертой прошла между двумя ударами сердца Катерины Сфорца. Во всяком случае, женщина исчезла и на ее месте снова, как по волшебству, возникла графиня Форли.
- Ты устал с дороги. Тебе нужен сытный обед и хороший сон, а потом мы решим, что с тобой делать Джакомо Фео.

Монна Катерина встала с кровати, разрывая решительно ту самую ниточку, что на долю мгновения связала ее с мальчиком Фео, открыв ему - в ней - женщину, ей - в нем - мужчину. Не мудрено ему забыться после стольких тревог, ей же забываться преступно.
- Но я рада, что ты здесь. Я отправлю с тобой в Форли письма. Твоему брату, Оттавиано… мне нужно подумать.
Да, так будет лучше. Рим – жестокий город, где пылкость и преданность Джакомо могут стоить ему головы. В Форли он будет в безопасности.

Подпись автора

Тигрица Романьи
Там, где нет опасности, наслаждение менее приятно

Стоило ли пугать мальчика картинами отнюдь не спокойной смерти того, кто пришел за ее жизнью, тем паче, что тайну эту Катерина Сфорца делила не с кем-нибудь, а с дочерью понтифика? Тень пробежала по лицу графини Форли, тень той ночи, когда на полу корчился и умирал наемник, купивший ее жизнь за золото, но, как выяснилось продешевивший и продавший свою.

- Он мертв, Джакомо, он уже никому не причинит вреда.
«Если только он был один».
Мысль, настолько простая, что Катерина рассердилась на себя – как это она не пришла ей в голову раньше? Пока она охотилась на французского короля, пока… (при воспоминании о Джованни Борджиа лицо обдало жаром), возможно охотились на нее, выслеживали как дичь, чтобы не повторить ошибок неудачливого наемника. Как сказал Джакомо Фео? Орси ни перед чем не остановятся? Было бы глупо думать, что первая же неудача их сломит. Глупо и так неосторожно!
А что тогда? Перед графиней Форли встал непростой выбор, отослать прочь Джакомо Фео, встав лицом к лицу перед неизвестной опасностью, или же доверится ему, его горячности, его готовности служить ей, которая читалась в каждом его взгляде, в каждом жесте?

- Верные люди мне нужны, но понимаешь ли ты, на что идешь? Понимаешь ли, чем рискуешь? Ты уже не дитя, мессер Джакомо, ты вправе сам распоряжаться своей судьбой. Но подумай дважды, прежде чем сделать выбор! Вернувшись в Форли ты послужишь мне не меньше, чем оставшись со мной в Риме!

Подпись автора

Тигрица Романьи
Там, где нет опасности, наслаждение менее приятно

Катерина Сфорца предпочла сделать вид, что не заметила последних слов Джакомо, не поняла скрытый смысл его фразы. Но память надежно удержала их, сохранила, чтобы в минуты тоски, отчаяния от собственного бессилия вспоминать: «Вы нужны мне». Но не дрогнули даже ресницы, на мальчика Фео по прежнему взирала правительница Форли, взвешивающая его просьбу не на весах сердца, но на весах разума

- Хорошо, пусть будет так, - наконец проговорила она, приняв решение. - Вы останетесь здесь, со мной. Может быть, мне даже удастся устроить вас в замке, так было бы лучше всего.

И, как награда за преданность, как награда за жар сердца, который Катерина Сфорца не могла не почувствовать, не увидеть во взгляде Фео, в дрожании его губ – улыбка, полная невольной нежности, нежности невысказанной.

…Только вечером, оставшись одна и перебирая в уме события этого дня, графиня Форли поймет, что же случилось. А случилось то, что она больше не чувствовала себя одной в окружении врагов тайных и явных. Как один теплый луч солнца предвещает скорый приход весны, так и внезапное появление в Риме Джакомо Фео пообещало Катерине утешение в ее тревогах.

Подпись автора

Тигрица Романьи
Там, где нет опасности, наслаждение менее приятно