Утро.
- Подпись автора
Яд и кинжал |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Si vis pacem, para bellum » Авантюризм как любовь к жизни. 06.02.1495. Рим.
Утро.
Комната Валентины была расположена на первом этаже, к тому же окно, маленькое и мутное выходили во двор, в самый его угол. Понятно, что в комнате было обычно темно, как в погребе. Проснувшийся в летний полдень мог бы подумать, что продрал глаза на рассвете.
Примерно то же самое подумал и Джоффре, но для него это не было новостью. Он не доверился видимому, а стал ждать. Скоро часы в церквях неподалеку пробили час третий.*
Поздновато. Джоффре завозился под одеялом и потянулся. Ночь, проведенная на скамье, - и у него болела спина и плечи. Он недовольно сморщился, сел и потянулся.
Тина еще спала. На кровати, которая, судя по виду, была немногим удобнее скамьи. Джоффре поднял голову. Низкий потолок, слезающая краска на стенах и бедная мебель.
"Адриана иногда просто злая равнодушная скряга", - с неожиданной злостью подумал Джоффре.
Во сне Тина казалась беззащитной. Джоффре поймал себя на том, что хочет поцеловать ее. Она тогда опять растеряется, как тогда, в кухне. Так странно было видеть, что она может смутиться и не знать, что делать.
Целовать он не стал, а взял свою подушку и запустил прямо в нее, стараясь попасть в плечо.
- Вставай. У нас на сегодня дело. Ты помнишь, что проспорила?
*В средневековье - 9 утра.
Ночью между хозяйкой комнаты и гостем случилась небольшая потасовка. Валентина на правах старшей пыталась уложить папкого сына на кровать, а Джоффре, доказывая, что он давно уже не мальчик, а мужчина, настаивал, что пришло его время ложиться на лавке, уступая единственную постель даме. Нельзя сказать, чтобы Тина слишком сопротивлялась - не самая удобная кровать все-таки лучше деревянной скамьи. И все равно она долго ворочалась, размышляя, шутка ли - затребованный Джоффре выигрыш, или он и в самом деле решился на эту авантюру, а теперь втянул и ее. Судя по тому, что Борджиа спокойно заснул, самого его ничего не смущало. Наверное, это было шуткой, а она поверила. Конечно же, шуткой, чем же еще? Такой же шуткой, что и поцелуй.
Валентина заснула только под утро, зато без тревожащих душу сновидений. Пущенная в цель подушка угодила в аккурат в левое плечо, вырывая из сладкой дремы. Девушка резко села и непонимающе осмотрела комнату. Спросонок она не сразу вспомнила вчерашний спор, но, судя по решительному виду Джоффре, он-то не забыл и твердо намерен потребовать свой выигрыш. Тина передернула плечами вместо утреннего потягивания:
- Если ты хочешь, чтобы я встала, тогда отвернись.
Прошло то время, когда она в одной сорочке лежала рядом с Джоффре. Тот хотел доказать ей, что вырос? Доказал. Так пусть теперь не ждет поблажек.
- Да пожалуйста, - пожал плечами Джоффре, с равнодушием отворачиваясь.
Равнодушие было, конечно, деланным. Вроде как так и должно быть. На самом деле Джоффре происходящее ужасно нравилось. Каждый знак того, что он в комнате у Валентины на новых правах, - прямо амброзия для души. Вроде, ничего такого, а приятно.
Он это еще вчера заметил, когда увидел, как Тина удивилась, что он на скамье расположился, даже сказать что-то хотела, а потом замолчала и сделала вид, что так всегда и было. Самое смешное, что сделал он так совершенно непроизвольно, само собой, но потом это про себя отметил, и с удовольствием.
- Оденься как-нибудь покрасивее. Все-таки к его преосвященству идем. Я буду вроде как твой слуга. Останусь тебя у двери ждать. Тебе придется изображать из себя просительницу. Говорят, он красивых женщин очень жалует, так что тебя к нему допустят.
Покрасивее? Это не так уж сложно. По-настоящему красивых, а не просто добротных платьев у Валентины было всего два, зато не надо было мучиться с выбором. Какое же надеть? Вот это из голубой в прозелень парчи? Перелицованное из надоевшего Джулии Фарнезе наряда платье Тина берегла, про себя считая, что ей этот цвет подходит куда больше, чем жене Орсо Орсини. А может быть это? Благородный темно-бордовый бархат будто менял черты его обладательницы, подчеркивал скулы, придавал томной бледности коже. Именно потому Адриана и отдала почти не ношеную одежду, вроде как заботясь о бедной родственнице, а самом-то деле считая, что платье ее старит.
Валентина украдкой посмотрела на Джоффре. Тот спокойно сидел спиной, не пытался повернуться и вроде бы даже не задумывал никакой каверзы. Такой Джоффре ей был незнаком. Валентина вспомнила о поцелуе. Как и все белокожие люди она легко краснела, вот и сейчас не зарделась, а вспыхнула.
Бесстыжий мальчишка, ему бы только шуточки шутить! И выбор был легко сделан в пользу бархата. Не только Адриана Мила чувствовала себя в нем старше. Да и для визита к Его преосвященству лишняя уверенность не помешает. Девушка еще паз посмотрела на юного принца Сквиллаче.
Господи! Да что же он все-таки задумал, о чем ей просить самого кардинала и зачем папскому сыну переодеваться слугой? Выспрашивать бесполезно, Джоффре это только раззадорит и он будет молчать до самого дворца.
За этими тревожными мыслями Валентина умылась остывшей за ночь водой и принялась одеваться, но тогда, когда туалет был почти завершен замерла в нерешительности. Раньше она бы и не задумывалась, но то было раньше. Она сделала самое постное лицо, на которое была способна.
- Если не хочешь, чтобы я кого-нибудь звала, тогда сам затяни мне шнуровку, - равнодушный тон вполне соответствовал лицу, но Тина чувствовала, как в глубине души ее подначивает маленький чертенок:
"А не забавно тебе, девушка, иметь в горничных сына самого понтифика?".
Джоффре слушал, как шуршала тканями Валентина, и не мог избавиться от желания подсмотреть. И даже представлял себе, что именно она сейчас делает. Вот снимает рубашку и надевает через голову другую. Вот вступает в самую середину юбки и поднимает ее, завязывая несколько раз вокруг талии. Ему стало даже как-то обидно, что ему запрещено теперь любоваться этим зрелищем, а не как раньше, когда он был маленьким. Помнится, тогда его восхищало, как ловко у Тины все получается, и красиво. Интересно, сейчас так же? Он шмыгнул недовольно носом и смущенно закашлялся, чувствуя, что шея краснеет, и вообще становится жарко.
- Долго ты там еще? - нетерпеливо и чуть капризно спросил Джоффре. - То же мне, секреты какие. Надеть да снять.
Услышав шутливый вопрос, Джоффре присвистнул. Он сначала решил, что Тина просто смеется над ним. Может, даже учуяла как-то его неуместное и не ко времени самого его смущающее волнение. Но смущаться еще больше Джоффре и не подумал, и ответил даже с каким-то вызовом.
- А пожалуйста. Только потом не жалуйся, если что не так.
Он повернулся к Тине и довольно бесцеремонно притянул ее, поворачивая к себе спиной. Перед лицом маячила шнуровка, над ней - широкий вырез рубашки. Джоффре замер на какое-то время, тяжело дыша Тине прямо в вырез. Потом решительно расправил его край, стараясь почаще касаться пальцами голой кожи. Наконец, взялся за шнуровку и довольно небрежно стянул ее.
- Ну как получилось?
Он снова развернул Тину к себе лицом. Верх платья был стянут, как Джоффре и думал, довольно слабо. Край рубашки лишь чуть-чуть поднимался над корсажем, и верх груди оказался обнажен сильнее, чем обычно. Все выглядело так, словно женщина специально оделась небрежно.
- Далеко от идеала, - вынужденно констатировал Джоффре. - Но, пожалуй, так даже лучше. Его преосвященству понравится.
Это походило на сон, когда понимаешь, что спишь, но не можешь проснуться. Раньше Валентина просто щелкнула бы Джоффре по носу (и не посмотрела бы на то, что теперь он настоящий принц), еще вчера ей не пришло бы в голову смущаться, чувствуя прикосновение мальчишки, который ребенком частенько ночи проводил с ней в одной постели.
Тина старалась не шевелиться, делала вид, что ничего особенного не происходит. Подумаешь! Она раньше не стеснялась юного Борджиа, с чего бы ей волноваться сейчас?
Помощник он оказался не слишком-то умелый, видимо, не так уж часто доводилось ему помогать жене в туалете. Или он редкий гость в спальне Санчии, или неаполитанская принцесса предпочитала услуги горничных, а не собственного мужа. Хотя откуда Валентине знать, как бывает в семьях, уже понятно, что ей самой суждено остаться в старых девах.
И вообще, сейчас лучше думать не об этом, а о том, что у Джоффре на уме. Тина дала себя развернуть и под оценивающим взглядом почувствовала настоятельное желание прикрыться. Но муштра Адрианы Милы даром не прошла, Валентина внешне по-прежнему оставалась безмятежной.
- Никто не идеален, - философски заметила она, но, услышав последнюю фразу, моментально взвилась. - Подожди-ка, что значит - понравится Его преосвященству? Уж не хочешь ли ты сказать, что... Нет уж, малыш, так мы не договаривались. Пойти - я согласна, поговорить - тоже, что поделать, если проиграла, но если ты думаешь, что в угоду тебе я лягу с ним в постель, тут ты глубоко ошибаешься.
Вообще-то вывод был слишком далеко идущий, но Валентина на миг лишилась самообладания. Она хотела добавить что-нибудь еще, но одернула себя. Это Санчия Арагонская может терять голову и кидать в лицо мужу чудовищные обвинения, бедной родственнице же пристало лишь молчаливо выражать неодобрение.
- Все, довольно меня мучить неизвестностью, - Тина сбавила тон. - Давай уже рассказывай, что ты придумал, иначе я не сдвинусь с места, - и совсем примирительно добавила. - Сам же видишь, какая ерунда лезет в голову.
- Что ты сказала? - оторопев, Джоффре уставился на Тину, совершенно по-детски вытаращив глаза. - Что я тебе, по-твоему, хотел предложить?
Младший Борджиа впервые столкнулся с тем, как далеко могут завести женщину предположения (Ваноцца была не в счет), и теперь пришел в состояние сильного замешательства. Вроде, ничего и не делал, а почему-то уже виноват. Только вот вместо того, чтобы погрузиться в осознание собственной вины, Джоффре разозлился.
- Это ты называешь словом ерундой? Скажи лучше, что в тебя какой-то бес вселился. Полагаю, что временно, - Джоффре фыркнул. - Ты мои мысли оставляй мне, а высказывай свои, и лучше не раньше, чем придет время. Скажешь тоже.
Джоффре взял Тину за плечи и толкнул на кровать. Поймал себя на том, что хочет как следует дернуть ее за косы, но ограничился тем, что со всей силы пнул скамью, приютившую его на ночь. От движения та скрипнула и опасно качнулась, но не упала. Младший Борджиа весь подобрался и заходил по комнате, цедя указания сквозь зубы. Он сам не мог объяснить, чем его так задели слова Тины, но это так и было.
- Твое дело разговаривать с его преосвященством как можно дольше. О чем угодно. Расскажи, что у тебя видения или... брат в монастыре, которого там обижают... Не знаю, придумай что-нибудь. Я, как слуга, буду смиренно ждать тебя за дверями комнаты. А все остальное, - Джоффре присвистнул и криво улыбнулся, - сугубо по желанию, Тина. Вдруг тебе понравится этот кардинал. Говорят, он обаятельный. Не знаю, мне сложно судить. А ты вот познакомишься и узнаешь достоверно.
Валентина погрозила Джоффре кулаком, он был и страшен, и забавен в своем гневе. В те давние времена, пока еще Родриго Борджиа не обратил свой взгляд на Джулию Фарнезе, Адриана Мила давала родственнице ненавязчивые уроки, как обращаться с воспламененным страстью мужчиной, но ни разу ей не пришло в голову объяснить, что же делать, если тебя уложили на кровать совсем не для того, чтобы потом заняться любовью.
Тина поправила сбившееся платье и встала.
- Только попробуй еще раз меня уронить, я не посмотрю, что ты принц Сквиллаче, а устрою хорошую трепку, - тоном строгой дамы произнесла она. - И только не ври мне про смирение, раньше я за тобой не замечала этой добродетели.
Борясь с желанием проверить все ли в порядке со скамьей, девушка вздохнула.
- Ладно, я поняла, сделаю, что смогу. Зачем тебе это, ты мне, конечно, не расскажешь. Хотя так будет лучше, если что, я просто скажу, что ничего не знаю, - она примирительно протянула Джоффре руки. - Не злись, малыш, я совсем не хочу с тобой ссориться. Только давай уже с этим скорее покончим, у меня все холодеет при мысли, что будет, если нас разоблачат, - и задумчиво добавила, - вернее, что мне за это будет.
- Да, именно хорошую трепку ты и устроишь, - снисходительно усмехнулся Джоффре.
Его немного задевал покровительственный тон, которого все еще старалась держаться Тина, и немного озадачивал. Раньше у нее получалось как-то естественно, а теперь больше похоже на натужную шутку. Чего это она так?
- Я тебе расскажу потом, что я придумал. Когда все закончится. Да не бойся ты, все закончится хорошо.
Нагло было утверждать про "хорошо", но Джоффре справился. Наобещать он мог с три короба, с видом уверенным, как если бы сами архангелы спустились к нему с небес сообщить с подробностями о том, как "все закончится". Это потому что Джоффре был искренен, как невинный младенец. Откуда он взял эту уверенность, оставалось его личной загадкой.
- Мы же не воровать идем, не убивать, даже не пугать. Я просто задумал одну штуку. Она или получится, и тогда жизнь кое-кого станет невыносимой на радость и потеху всего Рима. Или... - Джоффре наморщил нос, - не, никаких или не будет. Потому что или - это значит, что удачи мне не полагается и на ломаный медяк, и лучше мне тогда лететь с моста Святого Ангела вниз головой.
Младший Борджиа мотнул головой и весело рассмеялся. Было понятно, что ни в какие "или" он просто не верит.
Валентина задумалась, нужно ли предупредить Адриану, вдруг та ее будет искать, но потом решила просто передать через служанку, хотя чем ближе был дворец Орсини, тем чаще у Тины возникала мысль, что она допустила ошибку. Ее ведь могли попросту не отпустить, сославшись на какую-нибудь надобность, и тогда бы не она была виновата в том, что не смогла отдать проигрыш. Задорный вид Джоффре, не слишком-то убедительно изображавшего слугу, вместо успокоения заставлял еще больше нервничать.
- Если хочешь, чтобы тебе поверили, не смотри прямо в глаза, слуги себе этого не позволяют, - в самый последний момент Валентина поняла, что именно не так. - И не слишком веселись, помни, ты всего лишь безмолвная тень.
Им долго не открывали и Тина уже с облегчением подумала, что визит не состоится, но в двери открылось окошко и кто-то гнусавым голосом поинтересовался, чем он может помочь.
Гнусавый голос принадлежал слуге, получающему сейчас указания от самого секретаря его преосвященства – Джакомо. С тех пор, как Джакомо стал не просто секретарем, а «самим», пошли вторые сутки, ведь именно прошлым ранним утром (если не сказать - ночью) кардинал и владелец дворца, принадлежащий к одному из самых могущественных и знатных баронских родов Италии, покинул Рим. Злопыхатели назвали бы это словом «бежал», но в данный момент лингвистические тонкости к делу не относились.
Второй день Джакомо все свои усилия тратил на то, чтобы дворец делал вид, что живет обычной жизнью, то есть что никто из него не уезжал. Кардинал Орсини дал ясное указание: о его бегстве должно стать известно настолько позже, насколько возможно.
Давалось поручение Джакомо, надо сказать, с трудом, потому что хоть и был он всецело предан своему патрону, но никогда не был на первых ролях и по-настоящему не принимал решений, так что теперь пугался всего, нервничал, страдал бессонницей и отсутствием аппетита – в общем, прибывал в состоянии крайне некомфортном. Но – и это стоит подчеркнуть – старался, как мог, и у него это даже получалось. Получалось настолько, что даже некоторые слуги, из не самых доверенных, не знали, что комнаты кардинала пустуют, уверенные, что его преосвященство просто не очень хорошо себя чувствует и поэтому не покидает спальной.
Обладатель гнусавого голоса, например, не знал.
Знал он только, что надо выспросить имя посетителя, доложить его секретарю, а потом проводить гостя внутрь.
Расшаркивался с извинениями секретарь самолично. Посетители – по большей части монахи, монахини, настоятели и настоятельницы – ценили хорошее и вежливое обращение, благодаря которому уходили в уверенности, что его преосвященство и правда был буквально за дверью.
Слуга увидел в окошко молодую женщину и стоящего рядом с ней слугу, лязгнул засовами и открыл дверь, отходя и пропуская пару внутрь.
- Вы к его преосвященству? Он вас ждет? – маленькие глубоко посаженные глазки слуги смотрели бесстрастно.
"Вместо того, чтобы пререкаться, было бы полезнее договориться, что к чему" - еще успела себя отругать Валентина перед тем, как войти вовнутрь.
- К Его преосвященству, он ждет, - повторила за слугой едва ли не с благодарностью, но опомнилась и высокомерно добавила. - И по очень неотложному делу.
"Матерь божья, что же я скажу кардиналу? Вот он удивится! Ладно, если будет совсем плохо, упаду в обморок".
Ни разу за свои двадцать четыре года Валентина не теряла сознания, сейчас же была близка к этому.
"Если так пойдет и дальше, то мне и притворяться не придется" - продолжила паниковать она, борясь с желанием броситься наутек. Если бы ей в спину не дышал Джоффре, она бы так и поступила, но деваться было некуда.
Слуга продолжал смотреть бесстрастно, но во взгляде читался вопрос.
- Доложите Его преосвященству, что к нему пришла мадонна Ва... - Тина прикусила себе язык, - Ванесса Орланди, - исправилась на ходу и покраснела от досады - явно было, что она солгала.
Но привратник и бровью не повел, словно и не заметил. Он проводил посетительницу в комнату для ожидания и вышел, закрыв дверь перед самым носом слуги "мадонны Ванессы". Валентина осталась одна, теперь ей оставалось только гадать, что же все-таки на уме у принца Сквиллаче.
До самой комнаты, где слуга оставил их с Тиной дожидаться, Джоффре шел, как его учили, то есть изображал слугу. Скромно, глядя в пол, лицо сделав поглупее, уж насколько вышло. Иногда только как будто исподтишка оглядывался вокруг. Для слуги бы сошло за "таращил глаза". Искал он гобелен, про который слышал кое-что интересное. Надеялся-то он найти его поближе к покоям Орсини, как ему и обещали. Но с этой обстановкой движимой ведь все понятно: сегодня она в одном месте, а завтра возьмут и перетащат. Гобелен - это же не целый дворец. На гобелене изображено "Поклонение волхвов", и в этом была своя неприятность. Сюжет не то чтобы очень редкий, а вдруг его преосвященство такие собирает, и их тут не меньше дюжины? И за каким тогда искать?
Однако опасения юного Борджиа, затеявшего великую каверзу, были напрасны. Никаких волхвов по пути он не увидел, зато как раз в комнате, в которой, улизнув от посетителей, гнусавый оставил Джоффре и Тину, висели настоящие волхвы, ни с кем не перепутать.
"Удача, возможно", - присвистнул, не удержавшись, молодой человек и закашлялся, поняв, что свистеть в его положении - это оплошность. Он вперился взглядом в гобелен, да таким, который по силе и страсти вполне сгодился бы для любимой женщины. Изображенная Мария смотрела не на младенца, которому приносили дары, а прямо на посетителей и улыбалась (можно было поспорить) ободряюще.
- Ну, мадонна Ванесса, - прошептал он Тине, не отрывая взгляда от ковра, - вы уж справьтесь как следует.
- Ванесса Орланди? - губы секретаря Джакомо задвигались и зашептали, как будто пробовали имя на вкус с целью его вспомнить.
Это не помогло. Имя оставалось неузнанным.
Джакомо не мог похвастаться тем, что знал всех, кто мог придти. И как это сделать, скажите, пожалуйста, если придти может кто угодно? К кардиналу ходят все, и добрая часть - незнакомцы.
Женские имена тоже встречались. В разном контексте, так сказать. Были и настоятельницы монастыря, были и совсем другие женщины. Совсем - это если говорить туманно.
Джакомо не всех знал, но славился тем, что всегда знал, с кем и как поступить, кого и как встретить. Сейчас он был в положении совсем уязвимом, и поэтому боялся отказывать.
И кто же эта дама, Ванесса? Следовало ее разъяснить, а там видно будет. Джакомо решил даму принять.
- Ну скажи, чтобы проходила, - Джакомо, занимавший свое место секретаря, покосился на массивный стол своего патрона и такое же кресло, на этот раз пустующее. - Да, пусть проходит.
Джоффре замер напротив самого обычного гобелена. Рукоделие было искусным, но все-таки не настолько, чтобы смотреть на него, как на святыню. Неужели его цель как раз в этой комнате? От облегчения Валентина почувствовала, как у нее подкосились ноги.
- Без тебя знаю, - не шевеля губами, огрызнулась она и с высокомерием, на какое только была способна, громко обратилась к "слуге". - Жди меня здесь.
В последний момент она вспомнила слова папского сына и перед тем, как войти торопливо одернула лиф платья. О нравах Римской Курии чего только не говорили, к тому же Тина знала обо всем из первых уст - недаром же Адриана Мила надеялась сделать бедную родственницу любовницей Родриго Борджиа. Конечно, соблазнять Орсини она не собиралась, но пусть он лучше смотрит не на лицо, а ниже.
Вопреки ее страхам и ожиданиям встретил ее человек в светской одежде, а его кислое лицо никак нельзя было назвать обаятельным. "Такой хорошо служил бы в роли вешалки" - подумала Валентина и это сравнение (а, может, и отсрочка от неизбежного) неожиданно ее развеселило. Такой вот неестественно веселой и предстала девушка перед секретарем Его преосвященства.
Как только Тина зашла в комнату, Джоффре уселся на сундук и весь обратился в слух. Потом все-таки сел на пол, решив, что для слуги это будет гораздо более правильным. И опять замер. Из-за плотно закрытой двери, за который скрылась Валентина, ничего не было слышно. Прочие же двери были распахнуты, но ничьих шагов или прочих звуков слышно тоже не было.
И тогда Джоффре снова воззрился на гобелен.
Услышал он о нем случайно, в одном из кабаков Рима, где иногда, приходя в восторг от пребывания неузнанным на самом дне, рядом с теми, кто был по сравнению с ним из самой грязи, Джоффре проводил время. Сначала он почти не слушал пьяные откровения случайного собутыльника. Это был слуга, утверждавший, что его два дня как выгнали из дворца Орсини, уличив в краже. Джоффре, которому окружение кабака было нужно, как декорации актеру, не сильно ему верил. Он уже давно понял, что здесь тоже набивают себе цену каждый как может. Представиться бывшим слугой кардинала - это еще не самое большое вранье. Кое-кто мог утверждать, что он и сам в недавнем прошлом кардинал.
- Его преосвященство, - кривляясь дразнил пребывающего далеко Орсини бывший слуга, - деньги швыряет, а у самого шпалера дырку в стене прикрывает.
Дальше пьянчуга пустился в подробности, и вот тут Джоффре насторожился. Сам еще не знал, почему, но понял, что ему отчего-то эти тонкости позарез нужны, и внимал шепчущему заплетающимся языком случайному собутыльнику с тщанием, которого мало кого удостаивал.
Так и узнал он и про шпалеру, и про волхвов, и про дырку в стене, похожую на нишу.
Теперь Джоффре был в нескольких шагах от гобелена. Оставалось только проверить, что дыра правда есть. Он вдруг понял, что дико боится разочарования. Задуманное хулиганство зависело от малости. Он подошел к ковру и, слегка отогнув его край, зашарил рукой по стене. Пройдя довольно большой путь по деревянной поверхности, он наткнулся на углубление. Есть! Внутри все обожгло ликованием. Ну держитесь теперь, ваше преосвященство.
Неизвестно, как представлял себе Джакомо незнакомую ему мадонну Ванессу, и представлял ли он ее себе вообще как-нибудь, но точно не ожидал увидеть такую женщину, которой вплыла Валентина.
Единственное, что секретарь понял точно, так это что перед ним не настоятельница и не монахиня. На куртизанку дама тоже похожа не была, да и не осмелилась бы такая женщина заявиться в палаццо кардинала, что бы их порой не связывало. Но для обычной просительницы или светской знакомой "мадонна Ванесса" была слишком смела и даже развязна. Джакомо крякнул, непроизвольно утыкаясь на некоторое время взглядом в декольте дамы.
- Мадонна Ванесса, - секретарю отчаянно хотелось замяться, но привычка сохранять невозмутимость давала о себе знать. - Его преосвященство просил меня узнать причину вашего прихода.
Мысленно Джакомо поаплодировал собственной формулировке. Она подходила решительно в любом случае, почему и зачем бы эта дама не заявилась, и какие бы отношения ее не связывали с кардиналом.
Джоффре был бы в восторге. Тина и сама не понимала, откуда у нее взялись такие манеры. Она улыбнулась, но улыбка получилась настолько интимной, будто она призывала секретаря себе в сообщники.
- Передайте Его преосвященству, что, увидев меня, он все поймет.
Что только он должен понять, какую чушь она понесет самому Орсини?
Но, снявши голову, по волосам не плачут, и Валентина с тем же уверенным видом продолжила.
- Я и без того задержалась, - она понизила голос, выдавая "страшную тайну", - я все боялась, вдруг не все франки уехали.
От страха перед неминуемым разоблачение поведение Тины становилось все фривольней. Она доверительно взяла секретаря под руку, мимолетом про себя подумав, что так для него и обзор будет лучше.
- Для порядочной девушки ведь и на улицу было страшно выйти. Ну вы меня понимаете... - томности вздоха позавидовала бы любая куртизанка. - Но как только я смогла, сразу пришла.
Джоффре, если нас отсюда выгонят с позором, обещаю, лично тебя придушу, не посмотрю, что сын понтифика.
От поведения мадонны Джакомо растерялся. А если говорить совсем без обиняков, то обалдел. Никто не говорил с ним в этом кабинете с таким... Господи, как же это называется-то? В голове растерянного секретаря все смешалось и завертелось. Разом взопревший, он поднял свободную руку и рукавом вытер пот со лба. Не стоит говорить, кто знает, что творится. Но Ванесса вела себя очень уверенно. Джакомо мог поклясться, что видел ее впервые, что она его тоже никогда не видела, что он никогда не слышал ни о какой Ванессе, ни о какой Орланди, ни о чем еще похожем, а ведь память у секретаря была такой, что дай боже каждому секретарю по такой.
А еще он чуял всем, чем только можно, что дама очень уверена и настроена решительно. И что есть в ней полное понимание своего права.
- Мадонна, вы лучше сядьте, - при виде выпирающих прелестей мадонны Ванессы, секретарю захотелось остудить голову.
Он подвел женщину к обычному креслу, в которое его преосвященство усаживал тех посетителей, которые имели право сидеть при нем, и настоятельно помог ей расположиться в нем. Сам же отступил на несколько шагов назад. Надо было срочно решить, что это за женщина, если не конкретно, то в общих чертах, чтобы знать, как с нею поступить.
- Мадонна, простите, но тут дело большой деликатности. Вот если бы вы пришли вчера или... скажем... завтра... а то и послезавтра, то... но сегодня. У вас же не было договора на сегодня, я правильно понимаю? Вас никто не приглашал именно сегодня?
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Si vis pacem, para bellum » Авантюризм как любовь к жизни. 06.02.1495. Рим.