Ссоры часто обходятся без причин, но редко без последствий.
- Подпись автора
Яд и кинжал |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Aeterna historia » Ссоры часто обходятся без причин... 21.03.1495. Градара.
Ссоры часто обходятся без причин, но редко без последствий.
Он думал, что не сможет уснуть, казалось, что, прислушиваясь к дыханию жены - спит или притворяется? - он только на миг смежил веки, но когда он открыл глаза, в лицо ему ударили мутные от пыли лучи мартовского солнца.
Он удивился, почему так светло, но тут же вспомнил, что вчера они так и не опустили полог. Как клочки бумаги - обрывистые воспоминания минувшего вечера, и очень ясные - разговора с Лукрецией.
Злость - плохой советчик и еще худший помощник, но чувство вины быстро прошло. Да, он пожалел, что вчера не сдержался и позволил себе потерять контроль, но разве у него для того нет повода?
И все-таки не вовремя, сейчас герцог Бари, уверившийся, что в семье герцогов Пезаро царят любовь и согласие, ждет поддержки. Грех лишать родственника иллюзий.
Джованни повернулся к жене. Лукреция спала ла на животе, крепко вжавшись лицом в подушку. Сфорца криво усмехнулся - как бы там ни было, они связаны узами, теснее кровных.
...Вчера он едва ее не ударил, но сдержался, хотя рука уже сжалась в кулак. В первый раз Лукреция осмелилась ему отказать. Именно так, от-ка-зать. Не попытавшись сослаться на головную боль, чем иногда грешила Маддалена, не притворившись, что смертельно устала.
Джованни смотрел, как солнечный зайчик играет в волосах жены, протянул ладонь, вроде как пытаясь поймать шалунишку, но, нечаянно коснувшись коснувшись Лукреции, резко отдернул руку. Слишком напряжена была ее спина для безмятежно спящего человека.
Она не спала всю ночь, иногда только проваливалась в забытье. Завидовала своему мужу, которому вино, видимо, помогало крепко спать. А может, его просто не волновала ссора. Ей не давала покоя разыгравшаяся грязная сцена и как держал себя с ней Джованни. Как со служанкой, как с рабыней, как с кем-то, кого можно просто использовать, не сильно считаясь с его чувствами. Как будто специально выбирал слова, которые ранят сильнее. Чем больше Лукреция вспоминала прошедший разговор, тем больше уверялась в том, что он хотел унизить ее и оскорбить. Показать свое пренебрежение.
"Теперь ты будешь выполнять мои желания".
Сначала ублажать его родственника, потом его самого. Кому - примирение с Папой, кому - радости телесные. Негодяй...
И рефреном в голове пульсировало "Я делаю вид, что ничего не замечаю..."
Чего не замечает? Она решила, что кто-то оговорил ее. Она слышала, что ей уже приписывают связь с теми, кого она приблизила к себе. Но Джованни равнодушно отмахнулся от ее предположения. Да, она совершенно уверена, ему были безразличны ее заверения, что жизнь ее в Градаре безупречна. Тогда о чем он говорил?
Лукрецию мучили подозрения, почти позабытые уже, что Джованни каким-то образом узнал о том, за что ее выгнали из Рима. Знал о ней и ее брате. Но может ли это быть? Чтобы он знал и молчал? Если да, то многое стало бы понятно. Да, многое, кроме одного - неужели он мог закрыть глаза на то, от чего пришел в ужас даже известный полным пренебрежением многими законами его святейшество? Ради чего?
Она уже давно не спала, когда Джованни, до этого лежащий недвижимо, пошевелился и стал ворочаться, как это делает человек, который вот-вот проснется. Лукреция закрыла глаза и замерла, стараясь дышать как можно ровнее и спокойнее. Она совершенно не была готова к тому, чтобы разговаривать с мужем, и теперь надеялась, что он опять заснет. Но легкое касание заставило ее вздрогнуть и замереть. Она услышала, что Джованни тоже замер.
Лукреция открыла глаза и посмотрела на мужа.
- Ты проснулась. И давно?
Странная для супругов ситуация, когда тело жены вызывает не желание, а неловкость. Сфорца прикрыл обнажившиеся плечи Лукреции одеялом и сам усмехнулся этой заботе - от кого, спрашивается, он ее защищает? В ответ - только настороженное молчание. Неужели она не может понять, что вчера он всего-навсего выпил? Он злился, считая, что она слишком многого от него хочет, но все-таки смущало то, что Лукреция вела себя, как оскорбленная женщина. Минувшей ночью он тщательно искал и не видел в ее глазах вины, только смятение.
Могло ли случиться так, что Баланти ошибся? Для Джованни не было секретом, хотя его друг никогда о том не говорил, что тот не слишком-то любит вторую герцогиню Пезаро. Что, если он просто судил предвзято и с радостью поверил тому, чего просто не могло быть? Ни по каким законам - ни по божеским, ни по человеческим.
Герцога бросило в жар; тогда этой ночью он своими руками сделал то, чего с очень переменным успехов добивался Его Святейшество. Виновна или нет, не об этом сейчас следовало думать, но все мысли только что тягучие, как мед, исчезли. Решения не находилось.
- Я вчера здорово перебрал, да? - единственное, что Джованни мог придумать, так это сделать вид, что он ничего не помнит.
- Да, ты вчера здорово перебрал.
Лукреция закрыла глаза, чтобы не видеть мужа. Вид у него был смущенный: он, наверное, жалеет о том, что случилось ночью. Но это Лукрецию волновало мало, потому что считает ли он свое поведение ошибкой или нет, она не сомневалась в том, что Джованни был искренним. Как будто спал запрет, и он с радостью вел себя именно так, как всегда мечтал, но не смел надеяться. За что? Все-таки знает, но боится признаться, а это была всего лишь месть?
Было гадко, противно и тошно. Если он знает, то лучше бы изругал, лучше бы даже ударил, она бы поняла. Это лучше, чем это потупленное выражение лица, с которым трезвый пытается исправить ошибки пьяного.
- Ты был отвратителен, Джани, - Лукреция открыла глаза и уставилась на мужа с нескрываемой неприязнью. - Как будто я была служанкой, которую можно зажать в углу, а потом еще потребовать выполнить мерзкое поручение.
- Не смотри на меня так, можно подумать, что ты никогда не видела пьяных мужчин.
С каждым словом жены желание примирения улетучивалось. Лукреция смотрела на него с такой гадливостью, с какой смотрят на раздавленное насекомое. Все черное, что таилось в душе, вновь полезло наружу, а в ушах зазвучал торжествующий хохот Родриго Борджиа.
- Возможно, в вино что-то было подмешано, я плохо переношу некоторые пряности, - Джованни сделал последнюю попытку исправить ситуацию.
Вчера он был неправ и знал это; он не привык ходить вокруг и около, но момент, когда он мог задать вопрос в лоб, уже прошел. Если жена поймет, чем вызвана его злость, будет только хуже.
- Следи за своим языком, Лукреция, ты только что сказала, что считаешь нашу близость мерзким поручением. Или ты просто всегда мастерски притворялась?
Все рушилось прямо на глазах.
- Если бы я был такой скотиной, как ты говоришь, то просто взял бы тебя, как и положено супругу, - он уже перестал делать вид, что ничего не помнит. - Или может теперь ты обвинишь меня в отсутствии мужской силы? - хотелось, чтобы было с сарказмом, а получилось устало.
Виновна она или нет - все-таки она его жена. И он должен решить, или выгнать ее с позором, или раз и навсегда для себя запомнить, что ее просто оговорили. Ненароком, но оговорили.
Вчерашняя головная боль вернулась с прежней силой и захотелось покончить с этим разговором. Виновна или нет? Он испытывающе смотрел на Лукрецию, но ее лицо расплывалось перед глазами.
Джованни лег ничком на кровать и прикрыл голову подушкой. Как жаль, что детский способ решать проблемы здесь не годился. Чертовски жаль.
- Притворялась?! - в голосе Лукреции против ее воли зазвучала угроза. - Про мерзкое поручение я говорила совсем про другое. Как странно, что ты подумал про это. Или наоборот, совсем не странно?
Она скинула с себя одеяло и села. Джованни лежал, закрыв лицо, поток обвинений прекратился. Теперь была ее очередь.
Что бы он ни говорил, Лукреция, не понимая всего, улавливала главное, - есть что-то, что раздражает и злит герцога, вынуждает раз за разом его на проявления злости, но что он не может назвать. Сплетня это про нее с братом или другая? Имеющая или не имеющая отношение к реальности? Это было неважно, важно, что знание, ложное ли или истинное, мучает его, но он так и не решился высказать его вслух. И это пугало Лукрецию и озадачивало.
Почему он молчит? Она пыталась представить, что бы сделали ее братья в таком случае. При малейшем подозрении, падающем на жену? Стали бы они молчать? Лукреция не могла представить себе ни одного из них в таком унизительном положении. До этого она чувствовала уважение к мужу и свою вину, но теперь же все сильнее проявлялось обратное: как может он знать что-то плохое и давить это в себе? Из какого страха? Перед его святейшеством? Перед герцогом Милана, твердо рассчитывающим на хорошие отношения между герцогами Пезаро?
Теперь Лукреции хотелось одного - узнать, вынудить сказать, несмотря ни на что, разозлить до того, чтобы всякая сдержанность и умение держать язык за зубами сгинули бы.
- Нет, ты не такая скотина, - спокойно заявила Лукреция. - Ты же очень придирчив и избирателен, - она подползла к мужу, села рядом и скинула закрывавшую ему лицо подушку. - Тебе нравится, что я хочу близости с тобой. А этого больше нет. Так что не дотрагивайся до меня, Джани.
Это было сильнее, чем удар поддых, и Джованни, как только снова смог дышать, порадовался, что лежит так, что Лукреция не сможет видеть выражения его лица.
- Можешь быть спокойна, я к тебе больше пальцем не прикоснусь, - прошипел он и понял, что сейчас и на самом деле не хочет до нее дотрагиваться. Более того, почувствовав, как ее колено скользнуло по плечу, Сфорца с трудом подавил в себе желание отодвинуться.
Только что он надеялся, что их, как это часто бывало, примирит постель. Ему нравилась ее податливость и отзывчивость, особенно сильные после ссоры, а вот эту, новую Лукрецию, он совсем не хотел. И тело послушно отозвалось на это нежелание.
- Посмотрим, как тебе понравится жить монашкой, потому что если я узнаю о ком-нибудь еще... если я только заподозрю, что ты мне изменяешь, поверь, я сверну тебе шею.
Оттолкнув жену, Сфорца сел на кровати, исподлобья и нарочито медленно осмотрел полуобнаженное тело папской дочери.
- И именно потому что я придирчив и избирателен, тебе придется забыть о том, что нормально в твоей семье. В моей, - с нажимом, - семье этому не бывать.
- Ах вот как? - Лукреция была уязвлена и хотела уязвить в ответ.
От тона Джованни ей стало страшно, не за свою жизнь, а за то, какой она будет. Она растерялась, но ненадолго: злость придавала ей силы и желания ударить побольнее.
- Значит, монашкой? - она засмеялась низким, грудным смехом. - Милый, ты знаешь, какой жизнью живут некоторые монашки? Наверное, я соглашусь.
Угрозы ее не пугали. Из одного желания сделать больно мужу она бы с радостью взяла себе в любовники всю Градару - от самого последнего конюха и до самого близкого друга мужа.
- Поверь мне, если я чего-то захочу, то ты меня не остановишь. Я получу свое. И тебе будет от этого очень плохо. А потом, когда ты свернешь мне шею, тебе придется плохо вдвойне. Не забывай, что есть люди, которые не позволят тебе доставить себе такое удовольствие совершенно бесплатно. И твой дорогой дядя будет первым, кто тебе этого не простит.
Будь Лукреция мужчиной, он бы ее ударил, ему мучительно захотелось затолкать сказанною женой ей в горло. Желание было таким непреодолимым, что Джованни едва не застонал. Он был настолько зол, что его не отрезвили даже ее недвусмысленные угрозы.
- Не... смей... мне ... угрожать, - выталкивая из себя каждое слово, проговорил он.
Сейчас он ненавидел Лукрецию, он смотрел на ее лицо, но видел ее отца, ее братьев. Порченная кровь, порченная.
Герцог схватил жену за плечи и тряхнул, как тряпичную куклу. От рывка зубы клацнули, прикусив щеку и привкус крови во рту привел в чувство.
- Меня хоть как-то оправдывало то, что я был пьян и не слишком хорошо соображал. Что же оправдывает тебя, Лукреция? Или ты считаешь, что святость понтифика тенью прикроет и тебя?
Он выпустил Лукрецию, отшвырнул ее в сторону и, спустив ноги на пол, сел на кровати.
- Когда я заново отстраивал Градару, я мечтал, что этот город будет домом для нас обоих. Я ошибался. И знаешь, я сейчас понял, что теперь мне это абсолютно все равно.
- Я не знаю, что оправдывает тебя, а я просто не оправдываюсь, Джани. И не собираюсь это делать, милый.
Она ударилась головой о столбик кровати. Острой болью отдалась скула, по которой потекло теплое и липкое. В голове все звенело от того, как сильно он ее встряхнул. В звоне складывались слова "Со мной так нельзя. Никто не может со мной так". Сложно выглядеть величественно, если по лицу стекает кровь, а смятая рубашка почти сползла до пояса, но Лукреция поправила ее жестом того, кто никуда не торопится и нимало не смущен.
- Вот и хорошо, что все равно.
"Я ненавижу тебя за это безразличие, за твое молчание, что ты все можешь проглотить, лишь бы остаться пешкой в других руках. Я не хочу быть женой такого человека".
- Но я герцогиня Пезаро, Джани. И я хочу, чтобы Пезаро и Градара процветали. Не меньше, чем этого хочешь ты. И это желание не стало меньше от того, что мне неприятно твое присутствие в моей постели. Не приходи сюда ночью, и все будет хорошо, мой герцог. Если у тебя будут какие-то поручения, то я предпочитаю их выслушивать в платье.
Раскаяние, возникшее при виде того, как багровый ручеек уродует нежную кожу, моментально исчезло. Если бы Лукреция заплакала, как сделала бы едва ли не каждая на ее месте, если бы осыпала его упреками, в общем, поведи она себя, как обычная женщина, Джованни сам бы себя возненавидел. Но, расхристанная, с окровавленным лицом, его жена спокойно говорила такое, за что другую можно было бы упрятать в монастырь.
- А я герцог Пезаро. И совсем не собираюсь давать повод для ненужных разговоров и домыслов. Так что, дорогая моя, я буду приходить сюда каждую ночь, а ты, раз уже тебе будет так удобнее, можешь спать в платье. Как только все разъедутся, будь спокойна, я оставлю тебя в одиночестве, тем более, что дела в Пезаро часто требуют моего присутствия. Пока же тебе придется потерпеть. К тому же вряд ли Его святейшеству понравится, что мы пренебрегаем его... настойчивой просьбой осчастливить его внуками.
- Пожалуйста, приходи, каждую ночь, - нервно повела плечами Лукреция. - Кому от этого будет хуже? Проводя ночи здесь, ты теряешь возможность провести их в другом месте. Возможно, там, где тебе были бы рады больше.
Посоветовав таким образом мужу найти утешение в чужих объятьях и тем самым, как она прекрасно понимала, нанеся ему этим очередное, едва ли не самое тяжелое за сегодняшнее утро оскорбление, Лукреция, к своему ужасу поняла, что злость и желание ударить как можно больнее, исчезли. Остались только боль, горечь, разочарование и понимание, что эта ссора оказалась гораздо тяжелее всех предыдущих вместе взятых.
Потому что именно сегодня были произнесены те слова, о которых невозможно забыть, которые не прощают и про которые нельзя сделать вид, что их не было.
Впрочем, Джованни не остался напоследок в долгу, напомнив своей жене, что у них нет детей. Громко сказав о том, о чем только шептались по углам придворные - что молодая супруга не может родить герцогу Пезаро наследника.
- Не волнуйся, никто не удивится, что после совместных ночей у нас нет детей. В этом смысле ничто не изменится, - она смотрела на мужа исподлобья, тяжело, как смотрят на взрослых обидевшиеся дети; поняла, что еще чуть-чуть - и разрыдается. - А сегодня уходи... ну уходи же, пожалуйста.
"В сущности, она еще ребенок, просто избалованная девчонка, которая старается быть взрослой". Готовые пролиться слезы, подрагивающие губы - справиться с такой Лукрецией оказалось сложнее, чем с недавней, холодной и колкой. Еще сложнее было справиться с собой.
Эту хотелось приласкать, покаяться во всех грехах, гори оно все огнем, признаться, наконец, что терзает душу и, если не прав, вымолить прощение.
Джованни протянул было руку, но замер, остановленный злыми словами.
- Ладно, Лукреция, мы наговорили друг другу много лишнего, о чем нам обоим потом будет стыдно вспоминать. Пожалуй, действительно будет лучше, если я сейчас уйду. Потом, позже, мы еще вернемся к этому разговору, иначе наша семейная жизнь будет похожа на ад.
Помогая себе зубами, Джованни с усилием оторвал от льняной простыни край и осторожно промокнул кровь на лице жены.
- Прости за это, я не хотел, - чувствуя, как напряглась папская дочь, еле заметной лаской провел по щеке и, больше не говоря ни слова, встал с кровати.
... Что потом вообразили себе слуги... Когда полураздетый хозяин Градары шел в свои покои, он не замечал понимающих взглядов и двусмысленных улыбок.
- Точно, скоро по замку будет бегать будущий герцог.
- Молчи, дура, может, девочка будет.
- Да нет, парень, тут и к гадалке не ходи. Ты посмотри, как помят Его светлость. Точно говорю, мальчишка будет.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Aeterna historia » Ссоры часто обходятся без причин... 21.03.1495. Градара.