Взяв из рук Ньетты бокал, Жезус сделал порывистый глоток и вновь впал в глубокую задумчивость. Мысли были все теми же и ходили по кругу, из которого ему не удавалось выбраться, и Жезус злился.
Кто-нибудь сказал бы, что он совсем потерял голову от любви. Слова, которые настолько украшали действительность, что не были правдой. На самом деле Жезус впервые столкнулся с собственным желанием, которое никак не хотело признавать поражения. В его жизни всегда были внешние обстоятельства, благодаря которым он легко различал, что ему нужно, а что неприемлемо, и поступал соответствующе. А тут четких признаков, да или нет, не было. Он должен был определить их сам и оказался к тому вдруг не способен. Если бы этот проклятый дон Бернат сгинул, Жезус бы, возможно, и решился на шаг. Или решил, что совсем его не хочет и забыл обо всем. Или дон Бернат вернулся бы - и можно бы было тоже забыть с чистой душой. Но не происходило ни того, ни другого, и Жезус оставался в петле неопределенности, разрубить которую можно было только отказом, а ему не хватало вдруг силы воли, чтобы самому сказать "нет" и признаться, что его желание никогда не осуществится, потому что он сам так решил.
Пробежав по привычному ходу мыслей тройку очередных кругов, Жезус вдруг как очнулся и посмотрел на Ньетту с некоторым удивлением, потом с таким же - вокруг себя. Будто не помнил, как и где оказался.
- Во всем виноваты эти французы, - сообщил он Ньетте то, что каждый римлянин за последние пару месяцев хотя бы по одному разу сказал каждому из своих знакомых.
Ньетта сидела тихо. Подавшись вперед со вниманием - прямо аллегория ожидания. Чьего-нибудь ожидания Жезусу и не хватало уже давно. В смысле вот такого, волнующегося и женского, а не как у мессера Гоффредо, конечно. Дернувшись, Жезус поставил недопитый бокал и поднялся. Подошел к Ньетте, оперся о спинку стула и навис над ней, вынуждая запрокинуть голову. Положил руку ей на горло и погладил с неожиданной осторожностью, даже почти нежностью. Пульс, бьющийся под нежной кожей Ньетты, застучал чаще и дробнее. Каким бы ни было ее волнение и в чем бы ни была его причина, Жезусу и оно сошло за волнение ждущей любовницы. Он был не слишком требователен к внешним проявлениям.
Кожа у Ньетты была приятной, гладкой и мягкой. Жезус замер, вновь задумавшись, и не заметив, как его пальцы чуть сжали горло, чтобы биение пульса под ними стало особенно ощутимо.

Подпись автора

Жизнь одного каталанского дворянина
Aquila non captat muscas - Орел не ловит мух

У Жезуса даже подозрения не возникло, что Ньетта могла испугаться. Потребности кого-нибудь устрашать у него никакой не было, но, как и многим людям с не слишком-то легким характером, отягченным недоброжелательностью окружающих, самолюбивым и замкнутым, ему это иногда удавалось без всякого желания. Порой он об этом догадывался, и ему было неприятно. Боятся тех, кто не похож на остальных, отщепенцев, а в глубине души его с детства засел страх быть одним из таких. В общем, узнай он о страхе Ньетты, пожалуй, сильно бы рассердился и был чудовищной уязвлен. К счастью, он часто плохо угадывал тонкие и неочевидные порывы чужих душ. А если речь шла о женщине, то и совсем редко. Пульс на шее Ньетты задрожал еще чаще, и Жезус принял его за волнение. Женщина ждала близости. Близости, которая у него была очень, признаться, давно.
Наклонившись, он обнял Ньетту за талию и рывком поставил ее на ноги.
- Идем-ка сюда, - подтолкнул ее к постели.
Он не был груб, но, как обычно, был довольно резок.
С такими женщинами, как Ньетта, ему не нужно было многого. Он не ждал притворства и разыгранной страсти, да и какого-то ответа, признаться, тоже. В таких, как Ньетта, его, может, и привлекала-то плохая способность играть. Во всяком случае, Жезус тешил себя такой иллюзией.
Положив Ньетту на постель - аккуратно, но бездушно, как будто она была вещью - он задрал ей юбку. Сам недолго задержался, чтобы лишь освободиться внизу.
Все произошло просто и даже, если можно так сказать, равнодушно, механически. Жезус просто сжимал женщину, как ему было удобно, не слишком-то уделяя ей внимание. Он бы кончил быстро, но его сбивали запахи, идущие от постели, и непонятные звуки из-за стены. Завершение было нескорым, принесло физическое и, как ни странно, душевное облегчение. Даже нечто вроде радости почувствовал, и сгустившиеся тучи стали светлее.
- Ну вот, - разъединившись, Жезус сел на постели и прислушался к себе, уходить или нет. Решил все-таки остаться.

Отредактировано Жезус Лориа Антонини (10-12-2021 17:11:22)

Подпись автора

Жизнь одного каталанского дворянина
Aquila non captat muscas - Орел не ловит мух

Антоньетта могла не волноваться - Жезус Лориа никогда бы не потребовал ничего, что могло бы ее не только шокировать, но даже и удивить. Если бы она спросила, он бы даже изумился. И даже смог бы правдиво ответить.
Но никто, разумеется, не спрашивал, и никто не отвечал.
Жезус был рассеян и равнодушен. Справедливости ради, не всегда он был таким. И дело было не в Ньетте. Просто сегодня он был особенно погружен в свои мысли, из которых никак не мог выбраться. Это вообще было ему свойственно. Нападало что-то и не отпускало. Непредсказуемо, надо заметить.
Он вновь погрузился в себя, почти видя, что находится не здесь, а совсем в другом месте. Он даже не пытался поговорить с Ньеттой, спросить о чем-то или отвлечься. Очнулся так же вдруг, потому что уже чуть было не заговорил с Бернатом, встречу с которым себе представил. Нежелание показаться кому-то странным или сумасшедшим было сильнее и выдернуло его из задумчивости, едва он чуть было не пустился рассуждать вслух.
- Дай мне еще вина, - хрипло попросил он.

Подпись автора

Жизнь одного каталанского дворянина
Aquila non captat muscas - Орел не ловит мух

Даже здесь Жезуса не оставляла его обычная тяга к последовательности и завершенности.
Казалось бы, он был в своем праве поступать как угодно. Мог бы уйти прямо теперь. Что бы случилось и кто бы ему мог сказать хоть слово упрека? Но он ведь пришел не просто так, а избавиться от терзающих его фантазий, видений и снов. Покончить с ними на как можно более долгое время, дать себе отдых. А для этого было слишком рано уходить. Может, его настроение было и далеким от нужного, но ведь, стоит ему оказаться дома, как все вернется.
Выпив вина, через какое-то время он вновь почувствовал, как тучи, которыми наполнена его жизнь, чуть разошлись, давая просвет. И мысли стали не такими тяжелыми. И омут их, в который Жезус был погружен, стал как будто ласкающим. Улучив момент, он поманил к себе Ньетту и повалил ее на постель лицом вниз.
И вновь он не был груб, но был совершенно равнодушен к ней, как будто она была не живой женщиной, а каким-то предметом.
Их слияние было долгим и, вероятно, для нее мучительным и изматывающим. Несколько раз Жезус прерывался и требовал, чтобы она перевернулась. Но и когда он мог видеть лицо Ньетты, Жезус смотрел не на нее, а поверх ее головы в дверь и, кажется, видел что-то такое, чего не могла видеть она.
Наконец, когда из-за стены раздались стоны и скулящие, тоскующие не то стоны, не то повизгивания, лицо Жезуса просветлело и он, излившись, рухнул, погребая под собой Ньетту.

Подпись автора

Жизнь одного каталанского дворянина
Aquila non captat muscas - Орел не ловит мух

Долго Ньетте ждать не пришлось. Жезус был слишком равнодушен к ней, чтобы задержаться в расслабленном положении. Никакого душевного тепла или хотя бы его отсвета он не ждал и даже, пожалуй, что и не хотел. Вздумай Ньетта вдруг что-то такое изобразить, чтобы скрасить обстановку, он бы удивился и неприязненно отверг всякие попытки.
Облегчение он чувствовал, но не столько приятное, сколько измотанное. Удовольствие было сомнительным, но все-таки стало как-то легче и приятнее жить.
Он сел на постели и уже в который раз с удивлением посмотрел вокруг. Резко захотелось спать. И это было даже возможно. Завалиться на этой постели и захрапеть, а потом, проснувшись, повторить еще раз, чтобы уж, как говорится, наверняка надолго хватило. Но это означало бы, что он остается на ночь, а проводить в такой обстановке время до рассвета в компании даже вполне терпимой и во время пауз проститутки - от одной этой мысли Жезуса начало подташнивать. Следовало сделать над собой усилие, чтобы скоро оказаться дома.
Дом... Воспоминание о холодноватой и пустой спальне, в которой порой он с особенной силой чувствовал... нет, не одиночество, к которому Жезус относился хорошо, а какое-то неустройство, собственную неспособность свою жизнь устроить, как положено, так вот это воспоминание внезапно оказалось теплым и приятным. Что же, значит, не зря он здесь побывал.
- Я пойду, - коротко бросил он Ньетте.
Сделав над собой усилие, чтобы скинуть путы сна, Жезус пружинисто поднялся. Привести себя в порядок ему было всего ничего.
- Воды мне полей, чтобы умыться.

Подпись автора

Жизнь одного каталанского дворянина
Aquila non captat muscas - Орел не ловит мух

Громкие звуки из-за стены вывели Жезуса из состояния того холодного рассеянного равнодушия, в которое он впадал сразу, как кончал, и из которого не выходил до момента заинтересованности в Ньетте, кажущегося настолько слабым, что можно было удивиться, что из него вообще что-то следовало. Он коротко ухмыльнулся и повернулся на звуки.
- Из этой стены никто никогда не выходит вдруг? А может, с потолка кто-нибудь проваливается? - неожиданно пошутил он.
Юмор был тем более неловким, что неожиданным, а этажа над ними вообще не было. Дом был в два этажа и узким с улицы, но извилистым и длинным со двора. Все множество его комнат выходило на внутренние галереи, тоже длинные, разумеется. Никто бы не стал устраивать подобное заведение в строении, слишком заметном извне.
Может, и Жезус в другое бы время оказался не слишком отличным от множества других мужчин, которых подобное соседство бы подзадорило, а то и просто настроило на логичный в данном антураже лад, но сейчас он был слишком "вне".
Холодная капля соскользнула с виска и пропала где-то за воротом. Жезус зябко передернулся и почти протянул руку за полотенцем, но поморщился и передумал. Окружающая обстановка вдруг явилась чудовищно убогой, гораздо даже больше, чем была на самом деле. Ему еще сильнее захотелось оказаться подальше от нее.
Из-за стены донесся утробный звук стихающего стона, весьма неожиданный после всего, что уже оттуда слышалось.
- Сложно заткнуться, - неожиданно зло прокомментировал Жезус.
Он рукой смахнул с лица оставшиеся брызги и, едва заметно кивнув Ньетте, вышел из комнаты.
Ожидаемо и внезапно одновременно.
На улице было уже совсем темно, а скоро и редкие факелы на стенах домов, скудно освещающие улицы, должны были погаснуть. Он спешил домой с тем радостным чувством, с которым рвутся туда из заточения. Как будто кто-то другой заставил его появиться у Ньетты.
Возможно, ради этого нелогичного и все-таки несомненного ощущения весь этот вечер и существовал.

Отредактировано Жезус Лориа Антонини (20-12-2021 10:16:43)

Подпись автора

Жизнь одного каталанского дворянина
Aquila non captat muscas - Орел не ловит мух