Монастырь
- Подпись автора
Яд и кинжал |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. О tempora! O mores! » Два убытка вместе дают прибыль. 19.08.1495. Окрестности Форли
Монастырь
За три дня до основного времени.
С уходом Луки и уездом Беаты в душе аббатисы воцарились мир и покой. Она спала крепко ночью, чувствовала себя свежей и здоровой по утрам, а ее тело не терзали никакие страсти. Она не боялась разоблачения, хотя и не могла быть уверена, что его не будет. Но относилась к нему со спокойствием истинной фаталистки: если оно должно случиться, то так тому и быть.
Но небо, видимо, не собиралось оставлять аббатису Маддалену без возмездия, правда выбрало для этого не огонь с небес, не визит инквизитора, не болезнь и не муки душевные, а самые простые и одновременно назойливые средства - неприятные заботы и суету, прибывшие, как водится, с письмами.
Первым пришло письмо от кардинала Орсини, представителя семьи, давно опекавшей монастырь. В нем его преосвященство обстоятельно рассказал о некой Валентине, бесприданнице из бедной и невлиятельной семьи, в которой принимает участие одна влиятельная семья. Указания кардинала были весьма расплывчаты. С одной стороны получалось, что о девице заботятся и даже думают сделать взнос в монастырь, с другой - что ничего до конца не решено, что девица вольна распоряжаться собой и не стоит ни в чем ее ограничивать. "Только этого мне не хватало", - подумала матушка Маддалена. - "Еще одна мирянка с непонятными целями". После Беаты аббатиса зареклась давать приют очередной девице или даме, чье появление связано, как ей казалось, с капризами, ее или ее семьи, но отказать кардиналу Орсини было никак не возможно.
Второе послание ей передали этим утром от миланца Бальдассаре, сказав, что письмо привез его старший сын. Его Маддалена открыла с некоторым внутренним трепетом, но не нашла и слова о Беате или тем более ее откровениях, как и недовольства торговца. Бальдассаре жаловался на болезнь жены и просил посоветовать ему помощницу. Это было неожиданно, но матушка Маддалена все-таки чувствовала свою вину перед торговцем, желала ее как-то загладить, а просьба была не невыполнимой.
Облегчение, которое испытала Валентина, узнав, что с Сан-Систо не сложилось, было очень коротким. Едва ли не на следующий день графиня деи Каттанеи ей сообщила, что благодаря протекции кардинала Орсини Тине нашлось место в другом и очень далеком от Рима монастыре. Было видно, что графиня этим очень довольна и не сомневается в том, что принесла бывшей любовнице Джоффре хорошие новости. Что еще оставалось делать Валентине, если не изобразить пусть не восторг, так хотя бы удовольствие?
Зла на мадонну Ваноццу молодая женщина не держала - в конце концов она же сама выразила желание стать Невестой Христовой, и глупо было обвинять графиню в том, что та без промедления воспользовалась нашедшим на Тину затмением.
Получалось так, что все устроилось к всеобщему удовлетворению: ее светлость получила возможность проявить человеколюбие и щедрость - щедрость, выраженную в том, что графиня не только позволила Тине забрать пошитые для нее ранее платья, но еще и дала с собой денег - на всякий случай, Джоффре без проблем и каких-либо душевных или финансовых затрат избавлялся от любовницы, даже служанка осталась довольной тем, что за нее теперь будут молиться... Всем было хорошо, всем, кроме самой Валентины.
В пути она еще надеялась, что все же найдет в монастырских стенах успокоение, но действительность превзошла самые худшие опасения. В своей келье Тина просто задыхалась, а при мысли о том, что это навсегда, была готова, попросту говоря, удавиться. С какой тоской она вспоминала теперь комнату на Монтеджордано, при этом даже не ту, которую мадонна Адриана выделила ей от щедрот, а ту, в которой она прожила несколько лет. Пусть маленькая, пусть сырая, зато своя. И кровать, хоть и скрипучая, но привычная, а на топчане, на котором ей здесь приходилось спать, наверное, белье можно разглаживать - таким жестким он был.
Раздался звон церковного колокола и почти сразу же - требовательный стук в дверь. Мысленно простонав, Тина перевернулась на живот и зажала уши ладонями. Пусть хоть обстучатся - она не встанет. Будущее казалось ей беспросветно серым и она не торопилась в том еще раз убеждаться.
Отредактировано Валентина Манчини (26-03-2020 15:16:51)
Встреча с Валентиной утвердила аббатису в ее худших подозрениях. В душе она даже вспылила на кардинала Орсини и наговорила ему дерзостей, которых никогда бы не решилась сказать вслух, но решила обязательно подробно в письме объяснить все причины, заставившие ее впасть в грех гнева.
Молодая женщина не только никогда не жила в монастыре и ни дня не готовилась к тому, чтобы стать монахиней, но и ее решение попасть туда было отнюдь не взвешенным и не выстраданным. Валентина держалась очень сдержанно и не говорила лишнего, но Маддалене не составило труда понять главное - к словам ее о желании запереться в монастыре отнеслись легкомысленно (приняли на веру) и серьезно (сразу же пошли им навстречу) одновременно. Возможно, ими даже просто воспользовались, возложив все бремя ответственности на нее, аббатису.
Что же, никакого взноса не было, никаких слов о срочном постриге - тоже. Уже хорошо. Оставить Валентину все-таки придется, но раз уж дали право распоряжаться ее пребыванием в монастыре по своему усмотрению, то этим правом стоит полностью воспользоваться.
Одно было хорошо. Мадонна Валентина не выглядела неприличной женщиной, дерзкой и наглой, как Беата, о которой аббатиса могла вспоминать не иначе чем с содроганием.
Почти три дня матушка Маддалена вообще не трогала Валентину, ничего от нее не требовала, не говорила с ней, а встречаясь, делала вид, что не замечает ее. Если бы ее спросили, почему, она бы ответила, что так испытывает новенькую и хочет убедиться в твердости ее намерений. На самом же деле она думала, что с ней делать и как с ней поступить. Сообщить, что она принимает послушание, возможно, рано. А если та вдруг воспротивится, то что писать кардиналу Орсини? Аббатиса подозревала, что Валентину не слишком-то хотят видеть обратно, и если ей придется вернуть ее, то она очень подведет покровителя монастыря. Но и давать Валентине полную свободу было бы тоже глупо. Новенькой надо было найти место и занятие - такое, чтобы не смущать монахинь и послушниц.
Неожиданная мысль, появившаяся накануне вечером, сначала показалась Маддалене невозможной и даже безумной. Но долгое размышление и молитвы принесли с собой ответ - а почему бы и нет? Проспав с мыслью целую ночь, аббатиса лишь утвердилась в том, что стоит попробовать.
Перед самым обедом она послала сестру Марию за мадонной Валентиной, сказав привести ее в кабинет, где всегда принимают посетителей. Матушка хотела поговорить с новенькой во время обеда, когда все сестры находятся в трапезной.
Но встать Валентине все же пришлось - пожилая монахиня была вежлива, но тверда. Впрочем, и мысленный бунт и Тины был тоже коротким - если ей предстоит провести здесь годы, то ссориться с матушкой - не самый умный поступок. Она кое-как пригладила растрепавшиеся от долгого лежания волосы, одернула платье, с тоской подумав про себя, что вскоре ей придётся забыть о светской одежде, и пошла следом за сестрой.
Ничего хорошего для себя в этом вызове Тина не видела - скорее всего аббатиса звала ее за тем, чтобы побольше узнать о своей будущей подопечной. Одна мысль о том вызывала уныние, к тому же Валентина не чувствовала ни малейшего желания откровенничать, но и отказаться отвечать на вопросы она тоже не могла.
Так и оставшаяся для нее безымянной монахиня довела ее до места, и тихо пояснила, что матушка ждёт в кабинете. Видимо заметив, а может просто догадавшись о состоянии девушки, она по-доброму улыбнулась и уже явно от себя добавила, что волноваться не о чем, что аббатиса - строга, но справедлива, и дай ей бог здоровья. Постучавшись, она посторонилась и, пропустив Тину вперед, с глухим стуком затворила за нею дверь.
- Здравствуй, Валентина, садись, - аббатиса глазами указала новенькой на табурет напротив себя.
Теперь их разделял только массивный стол.
В кабинете царил полнейший порядок и легкий полумрак, разбавляемый парой лучей света, падающих через узкое, как бойница, окно. Лучи скользили мимо посетительницы, лишь слегка задевая ее и тем не менее хоть как-то высветляя ей лицо, в то время как монахиня оставалась в тени. Матушка Маддалена заговорила не сразу. Она тянула намеренно паузу, чтобы как следует разглядеть Валентину.
Все было, как она и думала в первый раз. Молодая женщина вовсе не хотела быть в монастыре. Те, кто находят его воздух спасительным, и за меньший срок светлеют лицом и как будто молодеют - разглаживаются морщинки на лбу, уходят складки. И взгляд становится спокойным. Валентина же спокойной не была, она старалась такой казаться. А это заметно аббатисе, которая провела в монастыре уже больше двадцати лет и знала, как выглядит настоящее смирение и спокойствие, не таящее под собой смятение или борьбу.
- Итак, Валентина, тебе совершенно не хочется быть здесь, - без всякого осуждения сказала аббатиса. - Ты и не стремилась сюда по-настоящему. Не вздумай этого отрицать. Я читала письмо о тебе, но там совсем не то написано, что на твоем лице.
Все-таки опыт нескольких лет жизни при Адриане де Мила даром не прошел - Тина бесшумно села на предложенный ей табурет и, сложив руки под грудью, взглядом уткнулась в собственные колени. Она не была готова ни к какому разговору, хотя не собиралась в том признаваться. От недавнего протестного настроения не осталось и следа - обстановка в кабинете аббатисы тому очень поспособствовала, - и теперь Валентина очень ясно почувствовала себя щепкой, которую несут бурные волны - судьба обеих зависла только от чужой воли.
Однако слова матушки вырвали Тину из горестного кокона размышлений, она резко подняла голову и посмотрела на Маддалену. Увы, лицо настоятельницы надежно скрывал полумрак, в то время как глаза Валентины слепил струящийся сквозь узкое окно солнечный луч. Первой мыслью стало облегчение - я не пришлась здесь к двору! - второй - ужас, потому что было непонятно, куда теперь идти, ведь денег, что дала ей с собой графиня деи Каттанеи, не хватит надолго, а третьей... а с третьей пришло отупение и какая-то покорность судьбе. Валентина так ото всего устала, что ей стало почти все равно, что с нею будет. Что угодно, только бы не здесь. И видимо от этого отчаяния, может быть из-за желания (а, главное, возможности) просто хотя бы раз в жизни честно высказать, что у нее на душе, Тина отчетливо произнесла:
- Да я не хочу оставаться здесь. Я не хочу быть монахиней.
Отредактировано Валентина Манчини (31-03-2020 08:23:01)
- Я знала, что не ошиблась, - спокойно, без всякого торжества отозвалась Маддалена.
Никакой радости от собственной проницательности она не испытала. Мадонна Валентина была бунтаркой. Может, не громкой, желающей сразу начать все крушить, а тихой, но разве от этого было легче? Сколько сил, терпения и - что уж там скрывать - хитрости приходилось использовать аббатисе, чтобы вверенный ее попечению монастырь не был приютом для случайных лиц, из каприза желающих оказаться в его стенах? Она по праву гордилась тем, что все монахини были тут на равном положении, без всяких особенных келий, личных огородов и постоянных тесных отношений с внешним миром. И все равно тут то оказывалась какая-нибудь Беата, то умирающий наемник, теперь вот тихая недовольная Валентина.
- Итак, ты не хочешь быть монахиней, а в моем монастыре нет ни одной, оказавшейся здесь против воли.
Тут аббатиса немного кривила душой, но совершенно об этом не знала. Большинство обитательниц монастыря не горели желанием оказаться затворницами, но были вынуждены подчиниться воле обстоятельств или семьи. Однако такое положение вещей матушка не относила к тому, что называется "против воли".
- Мне позволено распоряжаться тобой, но чтобы ты не проклинала свою судьбу до конца жизни, мне придется требовать от тебя полного рассказа. Что с тобой случилось и почему ты оказалась здесь, хотя совсем не хочешь здесь быть?
Валентина закусила губу - если бы она только знала, что о ней написали. А так и солгать - не солжешь, да и боязно врать монахине, а и правду - всю правду - тоже говорить не хочется. И Тина выбрала золотую середину. Не вдаваясь в подробности, как то имена и родственные связи, она рассказала, что у нее была недолгая связь с мужчиной, которая не обошлась без последствий. Мужчина был женат, пусть и не слишком-то счастлив в браке, для нее же это означало только одно - ее будущий малыш будет незаконнорожденным. Вернее, был бы, если бы она его не потеряла. О том, как именно это случилось, Тина рассказывать не стала - не только потому, что боялась предстать перед матушкой умалишенной, а еще и потому, что ей казалось кощунственным говорить в стенах монастыря об оживших покойниках. В том, что она видела, Валентина была уверена, однако прекрасно понимала, что для всех остальные ее откровения прозвучали бы бредом. Чуть запинаясь она добавила, что и раньше чувствовала себя виновной в том, что совершила прелюбодеяние, хотя могла бы сберечь свое девичество, после выкидыша же стало еще только хуже, ведь сказанными как-то сгоряча словами, что этот ребенок ей не нужен, она, считай, его и убила...
- Вот тогда я и подумала, матушка, что самое место мне в монастыре, грехи свои отмаливать.
Сказала и тут же испугалась - не ухватится ли аббатиса за слова, не отправит ли назад в келью готовится сначала к послушничеству, а затем и постригу.
- Только поняла я потом, что поторопилось, но было уже поздно - обо мне договорились и отступать мне было уже некуда, - закончила чуть слышно свой рассказ Валентина.
Отредактировано Валентина Манчини (01-04-2020 07:00:26)
- Сначала подумала... потом поняла... - неодобрительно резюмировала аббатиса.
Девица проявила скромность и не назвала имен. В письме кардинал Орсини тоже не называл их прямо, зато сказал, что речь идет об услуге самой высокой теперь в Риме фамилии, так что аббатиса могла подозревать, о ком идет речь. Дело оказывалось деликатным. С одной стороны, полагалось позаботиться о девице, за которую вроде как просят очень высокие люди. С другой стороны, Валентина им явно не нужна и не интересна. Другими словами, от нее избавлялись, можно сказать, выгоняли, хотя и не с позором, а с некоторыми удобствами. Ее болтовни не боялись, в этом Маддалена была уверена, иначе письмо было бы другим, как и указания. Никто не просит не спускать с Валентины глаз, заточить ее или ограничить ее общение с другими монахинями. А значит, решила аббатиса, перед ней была просто бывшая любовница, о которой позаботились так, как она просила.
Пожалуй, эта Валентина подойдет для того, что нужно торговцу Бальдассаре.
Аббатисе очень хотелось, чтобы это так и было, поэтому она немного покривила душой, сочтя, что Валентина вполне немолодая незамужняя женщина, у которой не может быть в будущем семьи. Впрочем, Тина сейчас и не представляла собой образец красоты и привлекательности.
- К сожалению, как ты понимаешь, я не могу отправить тебя обратно. Тебя там не ждут. Но, возможно, я смогу устроить тебя не в монастыре. Речь идет о семье одного уважаемого торговца из Милана. У него сильно больна жена, и ей нужна компаньонка и помощница.
Несдержанность Валентине обычна была несвойственна, но было бы странно, если бы после того, что выпало на ее долю, Тина вообще бы не изменилась. Может быть другую бы любовницу кого-то из Борджиа предложение аббатисы бы и возмутило, только не ее. Несколько лет Валентина жила при Адриане де Мила - женщине, зла ей в общем-то не желающей, но абсолютно равнодушной ко всем, кто вне сферы ее интересов, нельзя сказать, что самодурке, но и не из тех, кто особо считается с теми, кто хоть как-то от нее зависит, не прогнавшей бедную родственницу, когда стало понятно, что та не оправдала возложенных на нее тайных надежд, но и не стесняющейся использовать ее почти как прислугу, в лучшем случае компаньонку. Так что страшного в том, что предлагает ей матушка? Знакомое против незнакомого и пугающего, относительную свободу против вполне конкретного заточения...
Все эти мысли промелькнули в голове у Тины молниеносно, и вместо того, чтобы просто с достоинством согласиться, она несколько раз кивнула и, молитвенно сложив руки перед грудью, заверила с горячностью, которую раньше за собой не замечала:
- Если бы это было возможно! Я готова служить этой даме верой и правдой.
Отредактировано Валентина Манчини (02-04-2020 08:38:45)
- Вот как? - бесстрастно переспросила аббатиса. - Значит, ты готова с такой предложенной судьбой?
Она сама не заметила, как в такой необычной ситуации все-таки взяла привычный для себя тон - настоятельницы монастыря, которая должна увериться в том, что женщина, с которой она разговаривает, уверена в своем выборе. Для этого нельзя искушать тем, что сделанный выбор в чем-то привлекателен, скорее уж наоборот - стращать возможными издержками.
- Ты войдешь в дом торговца, и он не будет похож на палаццо герцога или принца. Мессер Бальдассаре достаточно богат, но все-таки он тоже не герцог и не принц. У него трое детей и жена, которую болезнь вряд ли украсила или сделала добросердечной. И ты там хоть и будешь компаньонкой, но все-таки прислугой, а не сестрой, не любимой тетушкой и даже не дальней родственницей. В таком доме все работают, в нем не принята праздность. И тебе тоже придется.
Матушка внимательно следила за выражением лица Валентины. Она знала, в каком та положении - сложно найти еще более зыбкое и менее уверенное. Но вот понимает ли его отчетливо сама Валентина? Близость к кому-то из сильных мира сего, пусть и недолгая, может застить глаза. Валентина была бы не первой бывшей любовницей, которая не сразу поняла, что вся ее власть, богатство и положение были лишь иллюзией, которую создавал любовник только потому, что ему так хотелось, а не личными владениями. И если Валентина тоже такая, то не стоит отправлять ее к Бальдассаре. По крайней мере, прямо сейчас.
Валентина тихо засмеялась, но в ее смехе не было ничего оскорбительного для собеседницы, скорее это было запоздалой нервной реакцией на все с ней случившееся.
- Спасибо за предупреждение, матушка, только я не родилась с золотой ложкой во рту, - откуда в голове всплыла эта фраза? - И мне очень хорошо известно, что зачастую прислуге живётся проще, чем бедной родственнице - служанка хотя бы знает, кто она и чего ей ожидать от этой жизни, женщина же, принятая в дом из милости, витает между небом и землей: вроде бы она и не чужая по крови, значит, не прислуга, но и не из хозяев, потому что никаких прав не имеет. Уж поверьте, иметь своё место в жизни - значит иметь твёрдую почву под ногами...
Перед мысленным взглядом уже в который раз после того страшного дня возник покрытый паутиной и источающий запах тлена мертвец, и Валентина едва-едва слышно добавила:
- Вам ли не знать, что это очень дорогого стоит.
Видимо, все-таки в аббатисе было нечто такое, что будило хотя бы начатки откровенности. Тина не стала рассказывать о своей судьбе, напротив, она всячески избегала любых личных отсылок, но она не могла видеть себя со стороны, потому не понимала, насколько небезразличным был этот ее короткий монолог.
Отредактировано Валентина Манчини (04-04-2020 09:28:05)
- Что же, если ты правда так думаешь, - аббатиса кивнула, явно довольная тем, что услышала.
Конечно, каждому кажется, что всем прочим легче. Бедная родственница завидует служанкам, но, оказавшись на их месте, вполне может позавидовать самой себе и пожелать вернуться на прежнее место. Вот только вернуться мадонне Валентине точно некуда. Теперь можно было совместить горькую правду с чем-то вроде сладкой надежды.
- Семья мессера Бальдассаре очень хорошая. Уважаемые, достойные люди, в доме которых царит любовь.
Аббатиса говорила уверенно, хотя знать точно ей все это было неоткуда, но она отчего-то твердо считала, что это тот случай, когда видимость соответствует содержанию.
- Они хорошо примут того, кто будет им нужен и полезен, но без сомнения вышвырнут из дома змею. Обратно в Риме тебя не ждут, так что если не в доме мессера Бальдассаре, придется найти тебе свое место в монастыре.
Вот последнее аббатисе совсем не улыбалось. Она не меньше Тины рассчитывала на ее успех в Милане, хотя это предложение и было сродни авантюре, на которую настоятельнице монастыря вообще-то идти не следует. Что же, если Валентина не воспользуется такой возможностью, значит всем будет сложнее.
«Я буду очень стараться, чтобы не вернуться сюда», - пообещала самой себе Валентина.
Какая все-таки ирония, что самая худшая перемена в ее жизни - а именно так она сейчас и воспринимала возможный постриг - произошла из-за того, кто в общем-то относился к ей неплохо. Тина прекрасно понимала, что по-хорошему у нее нет оснований обвинять Джоффре, ей достаточно было сказать в самый первый раз твёрдое «нет», но так как она была обычным человеком, а не святой, то не могла не злиться на друга детства и одновременно бывшего уже любовника.
- Я буду очень стараться, матушка, - произнесла она уже вслух и, пожалуй, давно уже в ее голосе не слышалось такой твердости.
Валентине неоткуда было догадаться о побудительных причинах Маддалены, но даже если бы она о них узнала, вряд ли бы ее благодарность стала меньшей. Все, что угодно, лишь бы не здесь. Компаньонка - это еще не так и плохо, а если она себя хорошо зарекомендует, то, возможно, это и станет ее жизненной стезей. В родительский дом ей уже не вернуться, к мадонне Андриане - тем более, значит, придется как-то выживать самостоятельно.
«Ничего, я справлюсь», - снова подумала про себя она, пока и не догадываясь, как часто ей теперь придется эту фразу.
Отредактировано Валентина Манчини (07-04-2020 08:20:09)
- Хорошо, старайся, Валентина, - аббатиса была видимо безразлична.
На самом-то деле она была очень заинтересована, чтобы сегодняшнее уверенное стремление Валентины Манчини было не такой же одномоментной блажью, как ее же желание уйти в монастырь. Тогда матушка Маддалена навсегда избавлялась бы от обузы в виде несмирившейся послушницы, да еще и от чего-то вроде долга торговцу Бальдассаре.
Если все будет хорошо, то аббатиса уже знала, какое письмо напишет кардиналу Орсини. Что вверенная ее попечению Валентина согласилась в качестве послушания стать помощницей в доме одного миланского торговца. Далековато от монастыря, конечно, но это будет чем-то вроде проверки истинных намерений семьи, отправившей эту женщину в монастырь. Если они не слишком заинтересованы в ее судьбе, то новость будет встречена с должным безразличием. В противном случае придется подыскивать более весомые аргументы.
- Будь готова. Ты отправишься сразу же, как только найдется подходящий провожатый. Я не могу обещать, что дорога будет очень удобной, зато позабочусь о твоей безопасности. Единственное, чего я прошу от тебя - это писем. Можешь не слишком усердствовать, но хотя бы раз в месяц я должна получать от тебя послание с рассказом о твоем пребывание в доме мессера Бальдассаре. Считай это одним из условий того, что я тебе помогла у него устроиться. А теперь иди... И помолись как следует. Может, Господь сжалится над тобой, и в Милане твое путешествие закончится.
Эпизод завершен
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. О tempora! O mores! » Два убытка вместе дают прибыль. 19.08.1495. Окрестности Форли