Апостольский дворец. Покои понтифика.
- Подпись автора
Яд и кинжал |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Si vis pacem, para bellum » Французская мистерия. 28.12.1494. Рим.
Апостольский дворец. Покои понтифика.
- ...и потому его королевское высочество смиреннейше просит святого отца передать ему замок Святого Ангела, - медоточивый голос французского посланника обволакивал каждый уголок приёмной понтифика.
Три тысячи дукатов. Годовой доход среднего аббатства. Сумма немалая, но подъёмная для папской казны. Именно во столько капитан д'Аллегр оценил свободу Джулии Фарнезе, захваченной в плен возле Витербо.
Родриго с лёгкостью расстался бы с суммой, в разы превышавшей названную, чтобы вызволить дорогую красавицу, но его коробила та наглость, с которой франки уже не в первый раз демонстрировали своё пренебрежение к его особе. Раз подобную выходку позволяет себе один из баронов, а отряженный для переговоров советник между делом передаёт записку с именем папской любовницы, расчитывать на уважение чужеземцев Александру не приходилось.
- Он также надеется, что ваше святейшество примет кардинала делла Ровере, - не унимался Брисонне, не без любопытства наблюдая за тем, как помрачнел Борджиа, вчитываясь в письмо капитана. - Мой король...
- У вашего короля отменный аппетит, - перебил его каталонец, утрачивавший своё привычно радушное выражение, по мере того как епископ Сен-Мало перечислял очередные условия Карла Валуа. - Быть может, он попросит нас переехать в Авиньон? Или покаянно передать ключи от Рима - ему, а тиару - делла Ровере?
- Ваше...
- Я... мы обещали дозволить пяти тысячам солдат маршала де Рие расположиться лагерем на левом берегу Тибра. Мы отпустили на свободу всех сторонников короля Карла, в знак нашей доброй воли, приняли его посланников, отослали герцога Калабрии, дабы показать, что не собираемся вступать в противоборство с вашим государем. И что же? Ваш король продолжает требовать всё больше, а его капитаны, - понтифик потряс бумагой со сломанной печатью Ива д'Аллегра, - позволяют себе низкие шутки.
Брисонне, лишённый возможности сказать что-либо в защиту своего царственного господина, невольно втянул шею. Как бы ни был огорчён или рассержен Александр, прежде он всегда держался любезно. По словам де Века, выходка французов в Сикстинской капелле, когда они заняли места, предназначенные князьям Церкви, едва не довела до удара Буркхарда, но оставила равнодушным Папу. Сейчас же перед ним свирепел раздразнённый ударами и тычками бык.
- Ваши союзники, все эти иуды Колонна, делла Ровере, Сфорца, вздумали заморить Рим голодом, а его высочество считает, что после этого мы по доброй воле сдадимся, и горожане встретят его как освободителя? - Борджиа резко поднялся на ноги. - Если Карл так жаждет стать королём Неаполя, пусть просит об этом как добрый христианин, а не как безбожный варвар.
- Но...
- А если он продолжит упорствовать, то после его отлучения и анафемы все прочие государи получат законное право на земли еретика.
После этих слов Гийому Брисонне оставалось лишь беспомощно наблюдать, как отлетела в сторону дверь и стоявшие на страже часовые пропустили разгневанного понтифика. Он обернулся к безмолвствовавшему всё это время Гасету, взглядом вопрошая, стоит ли последовать за его святейшеством или же подобный поступок лишь усугубит его положение. Как дипломат епископ обязан был до конца бороться за интересы своего короля, но как простой смертный этот уроженец Тура был несколько ошеломлён случившимся.
Гнев Александра VI до сегодняшнего дня сдерживался им не только пред лицом чужих, но и когда рядом оставались только свои. Однако вспышка, которая только что произошла на глазах Гасета, была воспринята им так, как должен быть встречен истинным христианином Судный день. Может быть, и с трепетом, но без всякого удивления.
Прошло не так мало дней, как франки вступили в Рим, а римляне их уже успели возненавидеть так горячо, что король Карл мог бы гордиться: мало чьи подданные сумели бы быстрее завоевывать такие сильные по накалу и искренности чувства. Они вызывали не только нелюбовь, но и равное по размеру изумление. Казалось, в Вечном городе появились не братья по вере, а незнакомые с благой вестью варвары. Рим со страхом ожидал, когда же наступит предел бесчинству, и постоянно обманывался в надеждах.
А вот Франсеск не обманывался. После известиях о резне в Раппало и грабежах в монастырях, потрясших его по-настоящему и до глубины души, Гасет уже не удивлялся и тем более не ждал, что все вдруг прекратится. Франки оказались сущими дикарями или неразумными детьми, и их развлечения в Сикстинской капелле были только лишним тому подтверждением. Вопрос «доколе?» Франсеску представлялся праздным, ибо ответ ему был очевиден: дети ведут себя неразумно, пока их не взять за ухо, не выпороть или не выставить за дверь родительской любви. И если первый или второй пути были сейчас невозможны, потому что «детки» были значительно выше, сильнее и лучше вооружены, то для отлучения, по мнению каноника из Толедо, уже давно настало время, а долгое равнодушие все только портило.
Но сегодня, кажется, и чаша терпения Александра оказалась переполнена. Франсеск не знал, что именно было в переданной его патрону записке, но, судя по реакции, последняя капля, переполнившая глубокий сосуд, упала только что.
И Франсеск подумал об этом с удовлетворением.
Он считал, что давно пора.
Гийом де Бриссоне, даром что был священником, был один-в-один, как и остальные его соплеменники – самоуверенным. Кажется, если бы ему сказали требовать от понтифика прилюдного отречения, он бы и не подумал смутиться.
Ничего, вот и смутился.
От вида растерянного посланника короля Карла можно было получать удовольствие. Незлое – для такого Франсеск Гасет был слишком мало подвержен страстям – а утонченное, свойственное истинным философам – от очередного подтверждения, что твои ожидания оказались правильными.
- Не думаю, что его святейшество будут сегодня продолжать разговор, - с уверенностью ответил он на незаданный вопрос дипломата.
- Но что мне передать его высочеству? - Гийом понемногу справлялся с потрясением. Столько лет прослужив казначеем у короля Людовика, что без стеснения упрятал в железную клетку кардинала Балю, он привык ко всему и приучился быстро брать себя в руки. - Он со дня на день вступит в город и надеется, что верховный понтифик окажет ему честь встретить его как старшего сына Церкви.
После сегодняшнего приёма рассчитывать на подобное гостеприимство было бы слишком самонадеянно, но посланник Карла Восьмого понимал, что каталонскому Папе некуда деваться. Он может метать громы и молнии, но в его распоряжении не было войск, способных откинуть королевскую армию, а часть консистории и их родственники бароны живо переметнулись на сторону захватчиков, оставив Борджиа в одиночестве.
- Вы не представляете, мессер, как больно моему государю оттого, что Фабрицио Колонна захватил Остию и ограничил поставки хлеба в Рим, - сокрушался Брисонне, знавший, что из запасов Апостольского дворца населению раздавалась какая-то провизия, но вряд ли бы её хватило надолго. - И он мог бы повлиять на него и вернуть Вечному Городу сытость и довольствие, как и положено христианнейшему монарху.
Шантаж? А как иначе. Открыто грубить и угрожать первосвященнику было слишком неизящным решением для дипломата, зато теперь, приперев святого отца к стене, можно насладиться его агонией, при этом сохраняя видимость почтительности.
- Его святейшеству стоит лишь перестать упрямиться и признать право короля Франции на Неаполь, - мурлыкал епископ, словно увещевая Гасета. Он знал, что этот по виду скромный каноник обладал огромным влиянием на понтифика и считался его правой рукой, а значит, разговор с ним был почти равнозначен беседе с самим Александром.
Отредактировано Один за всех (19-04-2016 15:30:34)
Растерянность вопроса Брисонне почти позабавила Гасета. В другое время он бы даже нашел ее в чем-то трогательной, но только если бы перед ним был не епископ, служивший посланником французского короля, а дело бы не происходило в Апостольском дворце, который можно было без всякого стеснения назвать сейчас захваченным. Дополнительные обстоятельства, пожалуй, не прибавляли забавности, а были способны любую трогательность сделать зловещей.
"Ваше его высочество слишком юн и горяч. Силу следует демонстрировать небольшими порциями, а не сваливать ее на голову возможного - даже не настоящего еще! - противника сразу, целиком и со всей дури", - подумал про себя Гасет. Произносить это вслух было бессмысленно. Во-первых, поучения злят всегда. Во-вторых, Брисонне и сам все это наверняка знает, поэтому прямолинейность не оценит тем более.
Ходили слухи, что Карл Валуа не хотел допускать произвол и грабеж в Риме, но так ли это, было еще неизвестно.
- В Риме может начаться голод, - кивнул Франсеск. - А голодная толпа гораздо хуже, чем злая армия. От нее столько сложностей. К тому же сейчас, боюсь, никто не поверит, что козни рук кого-нибудь из италийцев. Зачем, если рядом чужаки?
Задав этот в высшей степени философский вопрос, Франсеск позволил себе длинную паузу.
- Его высочество собирается вступить в Рим? Вы называете его старшим сыном церкви, а говорите о нем как о завоевателе, - с мнимым удивлением добавил Гасет.
- Его высочество лишь просит о справедливости, - Брисонне выставил вперёд руку в примирительном жесте. - Доколе Неаполю терпеть узурпатора, когда законный наследник праведнее и доблестнее самозванца Альфонсо?
Споры о том, кто имеет больше прав на престол, Трастамара или Валуа, можно было вести до бесконечности, но то был удел крючкотворов из Апостольской канцелярии и дипломатов от заинтересованных сторон. Карл желал как можно скорее покончить с неопределенностью, разрубив гордиев узел мечом, а не сложными словесами. К тому же, молодым королём, был уверен епископ Сен-Мало, двигало желание не уступить и даже превзойти своего отца, присоединившего к Франции богатейшую Бургундию. Отчего бы теперь Неаполю, с его пшеничными полями, виноградниками, оливковыми рощами и портами, не озариться лучами славы Третьего дома?.. И единственное препятствие, родом из Арагонского королевства, теперь скрылось в своих покоях, злясь, но прекрасно сознавая, что деваться ему уже некуда.
- Если мой государь и завоеватель, то лишь в отношении того, что принадлежит ему по праву. Он добрый христианин, и потому не в первый раз отправляет своих советников ко двору его святейшества. Он искренне желает помочь верховному понтифику одолеть его недругов, но как его высочество может сделать это, когда Папа не желает его слышать? - на лице Гийома читалось расстройство, словно он и в самом деле переживал из-за нежелания Александра уступить. Посланник действительно беспокоился, но больше за себя. Карл обещал, что добьётся для него кардинальской мантии, но как при таких обстоятельствах получить вожделенный пурпур, сам претендент на место в Священной коллегии ответить затруднялся. - Я прошу вас, мессер Гасет, повлияйте на святого отца. Мой король окажет ему все положенные почести и предотвратит резню, которую готовятся учинить Колонна, а его святейшеству лишь требуется пойти на небольшие уступки.
Брисонне вздохнул, выдерживая паузу перед тем, как сообщить самое главное.
- Пусть он знает, что его высочеству претит мысль о Соборе, на котором настаивает кардинал делла Ровере, Соборе, на котором будет обсуждаться законность избрания Папы Александра.
- У кардинала делла Ровере большие планы. На удивление большие планы, - по виду Гасета можно было подумать, что он действительно сильно удивлен, и только. - Его желание пойти наперекор всему все чаще похоже на еретическое. Да, все чаще.
Про себя Франсеск подумал, что Гиппократ, без сомнения, отнес бы Джулиано к непревзойденным холерикам, чьи страстные порывы способны преодолеть и время и пространство. Во всяком случае, возраст неуемного кардинала над ними точно не имел никакой власти.
- Я бы удивился, если бы его высочество не отнесся к ним именно так, как и заслуживают сомнения в том, что в избрании его святейшества не было воли Господа нашего.
Француз стелил мягко и вкрадчиво, как и полагается священнику, но за словами почтительных заверений стояли обычные угрозы, не лучше тех, которыми обычно не брезговали люди войны. Гасет понимал осторожность понтифика, которая не позволяла ему раньше высказать свое недовольство и попытаться оказать сопротивление слабыми силами римлян многажды превосходящего их по всему арьергарду франков. Но теперь та же осторожность начинала все сильнее требовать обратного. Можно улыбаться, когда тебя чуть теснят, но не когда тебя настойчиво загоняют в угол. Терпеть почти прямые оскорбления, непочтение и издевательскую демонстрацию силы - это поставить себя в гораздо более уязвимое положение. И тогда франкам уже вообще не нужно будет выказывать никакого уважения к Святому престолу.
- Ваш король хочет обратиться к его святейшеству, как сын Святой церкви к его главе. Так пусть же он так и сделает. Пусть он прекратит резню и грабеж. Это несложно для короля по праву. Боюсь, его святейшество приемлет только такой порядок, а не наоборот.
- Его высочество будет счастлив сохранить Вечный город в неприкосновенности, - заверил Гасета посланник словами расплывчатыми и не содержащими никаких твёрдых гарантий. Но каталонцы в своём положении должны быть довольны хотя бы этим.
У Гийома Брисонне были собственные соображения относительно того, что должно и что не должно терпеть верховному понтифику. Он принял сан лишь семь лет назад, после кончины жены, и не из скорби, но прельстившись доходами, которые даровала ему богатая бретонская епархия, укреплением собственного положения в Совете и надеждами в обозримом будущем сделаться архиепископом Реймсским, высшим иерархом французской церкви и пэром королевства. Пылкие же увещевания кардинала делла Ровере относительно низложения Александра, его рассказы о творившихся при папском дворе беззакониях, подкреплённые сплетнями, старательно изложенными в письмах Лодовико Сфорца, заставляли француза видеть в наместнике Христовом лишь мелкого дворянчика из Валенсии, хитростью возложившего на свою голову тиару.
- Вы не можете не знать, мессер, что приветствовать короля отправилась добрая часть Коллегии, - Брисонне улыбался, гадая, что творится в душе его собеседника, который, по его мнению, старался сохранить хорошую мину при плохой игре. - Увы, они единодушны с его преосвященством. Видимо, воспоминания двухлетней давности не дают им покоя, и они намерены исправить свою ошибку.
Как и положено уроженцу Франции, епископ искренне презирал всех итальянцев, носили они кардинальский пурпур, герцогские короны или жалкое рубище. В желании Колонна, Орсини, Савелли и прочих избавиться от Борджиа он угадывал нечистую совесть и алчное стремление самим поудобнее пристроиться на престоле апостола Петра.
- Передайте его святейшеству, что стойкость моего государя ежечасно подвергается великому испытанию, когда столько прелатов клятвенно заверяют его в несправедливости, свершившейся в дни конклава. То, что принято считать изъявлением воли Божьей, могло быть всего лишь искушением со стороны Отца Лжи, - довольный собственным красноречием, Гийом перешёл к следующему вопросу, как он сам видел, изрядно потрясшему понтифика. - Также капитан д'Аллегр просил меня на словах передать, что мадам Джулия в безопасности. Но затянется ли её пребывание в его ставке в Монтефьясконе, зависит от святого отца.
Отредактировано Один за всех (22-04-2016 16:49:54)
"Так вот что было передано в записке", - подумал Гасет, услышав о заверениях франкского капитана. - "Неудивительно, что Родриго пришел в бешенство".
О понтифике он подумал именно "Родриго". Франсеск Гасет, знавший понтифика с ранней юности, четко знал, что между "Родриго" и "Александром VI" есть определенная граница. По его мнению, теперь французы умудрились ошибиться с обоими. Не стоило нагло покушаться на женщину, принадлежавшую Родриго. И так рьяно диктовать условия Александру VI.
Если Брисонне презирал всех итальянцев, то в Гасете, пусть и принадлежавшим к каталанам, он нашел полную взаимность. Франсеск мог бы с определенным скепсисом и иронией пройтись и по коренным жителям итальянского сапога, но франки по сравнению с ними были просто дикарями. И если в деле войны это приносило свои сладкие плоды, то вот в деле дипломатии все обстояло гораздо хуже. Даже если переговоры вел не облаченный в доспехи, а носящий сутану. Король Карл решил показать, что загнал понтифика в угол. Что же, какой-нибудь другой папа, может, и стал бы ему угодливо поддакивать, но Александр VI не для того тянулся к тиаре, чтобы оказаться в подчинении у одного из королей. И даже если бы он, Франсеск Гасет, был бы с ним в том не согласен, то вряд ли бы смог на него повлиять. Желающий стоять выше других властителей не только в деле духовной власти, но и когда речь идет о земных владениях, сидя не престоле, не жаждет чувствовать на своих плечах бремя престола более высокого.
Только вот нужно ли все это объяснять Брисонне? Он уже попытался намекнуть, но тот лишь настаивает еще сильнее. Что же, тогда франки поймут это чуть позже. Маленькая, но тактическая выгода.
- Я вас понял, - с готовностью человека, стремящегося согласиться и даже попробовать повлиять на своего патрона, поспешил заверить епископа Гасет.
Он улыбался одновременно хитро, будто вступал в заговор, и добродушно, как новому другу.
- Я передам его святейшеству про великие испытания, выпавшие на долю его высочества.
Понял ли Гасет, что их с понтификом положение уже сделалось безвыходным, или надеялся прибегнуть к какой-нибудь очередной каталонской хитрости, епископ даже не гадал. На глупцов ни один, ни второй не походили, а значит, если не угрозы лишить Александра тиары, то мортиры, направленные на Апостольский дворец и замок Святого Ангела, сумеют ускорить принятие столь необходимого Карлу решения.
- Его святейшество не должен сомневаться, что я как смиренный слуга Господень всецело на его стороне и денно и нощно убеждаю моего короля оставаться верным сыном Церкви и её предстоятеля, - Гийом уже ощущал, как на него возлагают кардинальскую галеро, отчего невольно прикрыл глаза. - Я надеюсь на ваше участие, отец Франческо.
Посланник французского государя чуть склонил голову в знак того, что миссия его на сегодня была завершена, а ответ собеседника, пускай и не того, на которого он изначально рассчитывал, давал надежду на наименее затратное разрешение дела.
В сопровождении двух служителей папской резиденции, указывавших путь ему и ещё четырём французским офицерам, Бриссоне шествовал через коридоры дворца, наблюдая за тем, как мимо них едва ли не бегом устремлялись в разных направлениях слуги. У каждого в руках были драгоценные предметы и дорогие литургические одежды, стоимость которых превосходила многолетнее жалованье их всех вместе взятых. Они совершенно не таились, создавая суету и подчиняясь панике, посеянной известием о приближении короля Карла к воротам Вечного города.
Отредактировано Один за всех (25-04-2016 00:21:34)
- Я все передам его святейшеству, - выслушав Бриссоне, пообещал Гасет, склонив голову в знак готовности согласиться со своим собеседником целиком и полностью.
Про себя он назвал епископа, а так же того, кто стоял за ним, ровно как и всех франков, пришедших в Рим, готовящихся вступить в него и оставшихся дома, одним емким словом, которое те могли бы счесть оскорбительным, но которое очень подходило им, коли уж они играли роль детей, решивших демонстрировать послушание, а значит и смирение и готовность выслушать все, что о них думают старшие.
Когда звуки шагов Бриссоне и его сопровождающих стихли, Гасет огляделся вокруг, нахмурился и отправился на поиски понтифика. Дети, родившиеся в Риме, мало чем отличались от тех, что пришли из-за Альп, поэтому в Апостольском дворце было непривычно голо. Комнаты были пусты, тяжелые сундуки были распахнуты и зияли опустошенными чревами. На стенах ничего не висело. В спальне понтифика Гасет чуть не вывихнул ногу, случайно оступившись в развороченную посреди яму: судя по всему, тут искали замурованные клады и спрятанные под половицами сокровища.
- Ваше святейшество, - глухо и бесстрастно позвал каноник из Толедо своего давнего друга. - Король Карл, видимо, не сомневается, что теперь вы принесете ему корону Неаполя на золотом блюде.
Друзья называли Родриго Борджиа человеком находчивым, враги - хитрой бестией, но даже ему были не чужды минуты отчаянья. Сейчас, когда гнев схлынул, он ощущал опустошение и растерянность, что так хорошо сочетались с разорением в его покоях, разорением, случавшимся в Апостольском дворце после кончины каждого понтифика. Кажется, даже собственная прислуга посчитала его уже мёртвым.
- Взгляни, - каталонец, сидевший на складном стуле, протянул Гасету письмо, которое до сих пор не выпускал из рук. Он оставил без ответа риторическое замечание друга. - Они схватили Джулию, но отпустили Адриану и прочих.
Пленение любовницы стало ещё одним событием в череде несчастий, выпавших на долю Александра. Мало того что французы вели себя так, будто между ними и Римом велась война на уничтожение, Святой престол оставили те, кто обязан был защищать его верой и правдой до самого конца. Большая часть Коллегии либо разбежалась прочь, либо открыто примкнула к делла Ровере, везде сопровождавшему Карла Валуа. Даже Савелли, подчиняясь интересам своего семейства, предал того, кому клялся в вечной дружбе. Среди тех немногих, кто оставался верен Папе, был Карафа, у которого Борджиа выхватил из рук тиару. В Риме же царили паника и грабежи, которым, казалось, понтифик положил конец в начале своего правления. Арагонцы уговаривали его скрыться в пределах Неаполитанского королевства, но Родриго, как и сорок лет назад, предпочёл остаться на месте, опасаясь, что бегством наверняка лишит себя всего и только приблизит собственное низложение.
Оказавшись между двух огней, его святейшество надеялся затянуть разбирательство между Карлом и Альфонсо. Рождённый в Арагоне, большую склонность он испытывал к Трастамара, но откровенная немощь папской армии, сговор итальянских княжеств и республик с франками, равно как и наглый напор подначиваемого советниками сына Людовика, загнали Борджиа в угол.
- Три тысячи дукатов - это их условие. Маловато, Пако, не находишь? - усмехнулся Родриго и после паузы мрачно добавил. - Отправь человека к этому идиоту Брисонне, пусть передаст, что я согласен с условиями д'Аллегра.
Франсеск принял из рук Александра послание, прочитал его, не увидел ничего неожиданного, но все-таки вежливо хмыкнул и растерянно замолчал. Он был несколько обескуражен поведением понтифика.
Франсеск Гасет, каноник из Толедо, был известен тем, что в некотором отношении вел жизнь достаточно благообразную. Это не мешало ему хорошо понимать женщин, видеть их желания и намерения и даже иметь на них некоторое влияние. Вероятно, это даже помогало тому. Он умел быть обходительным и искренне расточал похвалы красоте любовницам своего друга. И все-таки считал, что Родриго следовало бы меньше о них думать. И уж тем более сейчас. В городе хозяйничали франки. Король Карл намеревался войти в Рим в ближайшие дни. Его посланник вел себя вызывающе и самоуверенно. Слуги растащили половину... нет, девять десятых сокровищ, остающихся еще в Апостольском дворце. Что происходит в соборе Святого Петра, оставалось только догадываться, но вряд ли что-то принципиально другое. Земля, на покорение которой было потрачено столько лет и сил, горела под ногами.
И Александр думает о том, как расплатиться за возвращение любовницы?
Еще неизвестно, что она вообще делает у франков, особенно раз уж они отослали ее свекровь. Впрочем, это соображение как аргумент не годилось.
- Ваше святейшество, - после некоторого молчания наконец обратился Гасет к понтифику, решаясь напомнить о главном по его мнению. - Франки требуют, чтобы вы признали право их короля на неаполитанский трон.
- Пако, здесь нет нашего эльзасского цербера, так что оставь эти церемонии, - сейчас понтифику была нужна дружеская поддержка, но никак не отстранённая почтительность в духе Буркхарда. - Тем более что скоро, возможно, меня посадят под замок и лишат сана, если не отправят на тот свет.
Воображение Родриго нынче рисовало самые мрачные картины. Присущая ему бодрость духа испарилась вместе с Брисонне, а руки опускались, стоило подумать о том, что труды всей его жизни окажутся растоптаны бестолковым франком в лилиях и исходящимся в ненависти к нему Джулиано делла Ровере, наряду с миланским Мавром, главным, по его убеждению, вдохновителем нынешних бесчинств.
- Мне придётся подтвердить права Карла на Неаполь, - поморщившись от досады, пробормотал тиароносец, - иначе этот чёртов содомит подучит его снести Рим до основания. Но так просто я ему не дамся.
Ещё с позапрошлого лета замок Святого Ангела начали готовить на случай осады, окружив его глубоким рвом, поставив в башенных проёмах свежеотлитые пушки взамен пришедших в негодность старых и заполнив склады зерном и маслом, позволяющими обитателям продержаться отрезанными от мира несколько лет кряду. Теперь же бывший мавзолей Адриана, куда под бдительным взором церемониймейстера перенесли добрую часть папских ценностей, приютил семейство понтифика и его ближайшее окружение. А сегодня обстановка в Апостольском дворце красноречиво намекала на необходимость присоединиться к ним и самому Александру.
- Он потребует уступок и гарантий, и мне придётся их обещать. Но только Карлу, а не всей этой ненасытной своре из моих дорогих братьев во Христе. Будто я мало дал каждому из них после конклава!
Руки Борджиа сжались в кулаки, а с уст сорвалось несколько крепких каталонских ругательств, - и это было хорошим признаком. Он понемногу приходил в себя.
- Ты что посоветуешь, Пако?
Отредактировано Александр VI (27-04-2016 23:18:41)
- Ну что тебе сказать, Родриго...
Тот, к кому только что обратились "Пако", стер с лица остатки официального добродушия и готовности подтверждать что угодно, сказанное собеседником, что было необходимо в разговоре с Брисонне. Тяжело вздохнув, он сделал несколько шагов и опустился прямо на кровать. Все равно ее вид был такой, что вряд ли бы кому-нибудь пришло в голову провести на ней ночь прежде, чем сменят постель.
- Этот франкский уродец загнал тебя в угол. Но знаешь, он, может, так и не понял, что зря это сделал. Ведь он не оставил тебе выбора, Родриго. Ты ведь это тоже знаешь. Его воины устроили резню и грабеж в Риме. Дикие звери и то ведут себя куда как спокойнее и разумнее. И при всем желании тебе нельзя сделать вид, что ты готов с этим смириться. Римляне этого не поймут, Родриго.
Несмотря на холод, Франсеск почувствовал, что ему стало жарко и лоб покрылся испариной. Перед глазами вдруг поплыли круги. Что за чертовщина? Еще не хватало, чтобы его сейчас удар хватил. Гасет отвернулся, чтобы отдышаться и сделать это незаметно. Все-таки не двадцать лет, что и говори.
- Тебе придется отдать ему корону, но надо, чтобы он попросил ее, а не потребовал! Только тогда получится не раскошелиться еще и для всех остальных. Он должен прекратить грабежи и насилие для того, чтобы ты обещал ему Неаполь. Ему придется это сделать, потому что пугать дальше уже не получится. Если франки будут продолжать в том же духе, то даже наш друг Джулиано возмутится.
- Не возмутится. Я даже не сомневаюсь, что он всячески подначивает этого коронованного недоумка. Его мечта - низложить меня, с позором и унижением, а для этого все средства хороши, даже разрушение Рима.
Кардиналу делла Ровере не довелось услышать ещё несколько эпитетов, которыми наградил его понтифик, и тем самым он был избавлен от очередного повода для ненависти к своему заклятому сопернику.
- Можно подумать, на конклаве я их всех принуждал брать деньги и бенефиции... Ты напишешь Брисонне или де Веку, что я приму Карла в замке Святого Ангела, если он явится туда без роты своих головорезов и как подобает христианину. И только после того, как его солдатня прекратит бесчинства. И желательно, чтобы в Сарагосе и Неаполе узнали, в какое безвыходное положение меня поставил король франков. Можно даже сгустить краски, чтобы не возмущались, почему я даровал ему инвеституру... Ты весь красный, Пако.
Родриго оглянулся. Разумеется, из его покоев вынесли всё, что представляло мало-мальски значимую ценность, включая кувшин, из которого предварительно выплеснули воду. Вино, судя по отсутствию характерных пятен на полу, пощадили. Оставалось только распахнуть окно, в ожидании что отзовётся хотя бы кто-то из ещё не разбежавшейся прислуги.
- Надо передать д'Аллегру выкуп. Как можно скорее, - в комнате повеяло прохладным воздухом. - Мало ли, что это отребье с ней сделает, они же варвары, а не люди.
Ввиду всего, что разом свалилось на его голову, Борджиа был сердит на любовницу. Полгода она не отвечала на его призывы вернуться в Рим, выводила его из себя намерениями отправиться к законному мужу и вынуждала представать в забавном свете в посланиях к Вирджинио Орсини, которого Александр просил повлиять на внезапно возмужавшего племянника. Агостина Пикколомини, многократно попадавшаяся ему на глаза после отъезда Джулии в Пезаро, не могла её заменить, наоборот, лишь постоянно напоминала своему любовнику о во всём превосходившей её сопернице. И теперь красавица Фарнезе была в беде, и ревность и досада сменились тревогой и отвратительным ощущением собственной беспомощности.
Отредактировано Александр VI (28-04-2016 23:15:25)
- В разрушенном Рим ни для кого нет никакого толку, - философски заметил Гасет. - Надо подумать.
Ему все еще было душно и хотелось рвануть ворот. Что и говорить, светское платье гораздо удобнее для того, у кого случаются иногда приступы, при которых кажется, что совсем мало воздуха. Прямо как удавка на шее. Видя, как Родриго распахивает окно, Франсеск понял, что тот догадался, но каноник не стал вдаваться в объяснения. Еще лет пять назад он даже не знал, что это такое. Вот как тут не проникнуться к франкам особенной неприязнью, если их безобразия становятся очередной причиной вспомнить, что ты уже далеко не молод, а иногда бываешь еще и неприятно слаб?
Сделав вид, что и впрямь задумался, Гасет сидел молча, стараясь отдышаться. Глоток свежего воздуха и молчание оказали живительное воздействие. Дышать стало легче, горло уже не сдавливало. Прошло... Франсеск выдохнул с облегчением и расправил плечи. Чтобы провалиться королю франков, вместе с кардиналом делла Ровере и всей остальной консисторией, где почти ни один не похож на скалу, но готов колебаться, как тростинка на ветру и кланяться, куда подует. Боятся, что их кардинальские дворцы опустошат еще до следующего конклава. Как будто франки перед тем, как ворваться в дом, спрашивают вообще, готов ли его хозяин принять правоту их короля. Впрочем, что уже толку ругать их всех? И так занимаются этим с раннего утра и до позднего вечера.
- Пусть его высочество придет с почтением, и именно в замок Святого Ангела, - согласно кивнул Франсеск. - Замок неприступен. Что может король Карл? Только прыгать вокруг, кляня свою непредусмотрительность. А время будет идти. И каждый его час будет на пользу нам.
Было то, что сейчас беспокоило Франсеска едва ли не больше, чем будущая осада.
- А как ты собираешься передавать выкуп капитану Д'Аллегру?
- Сделаем это через Брисонне. У этой бестии на лице написано, как он жаждет пролезть в Коллегию, вот пускай сперва побегает между нами и этим... капитаном.
В действительности, Родриго готов был немедленно передать деньги французу - и сделать это самолично, если бы не соображения относительно нелепости вероятной картины. Не было ничего удивительного в подобном поступке, исходящем от влюблённого мужчины, но попавший в кольцо осады римский понтифик был вынужден соблюдать благоразумие, дабы не растерять остатки уважения к своей персоне. Никто не мог назвать Борджиа трусом, но, помимо личных интересов, с некоторых пор он был обязан заботиться и о престиже престола, который занимал.
- Только придётся потерять время, - досадливо заметил он, вглядываясь в разворачивавшуюся под его окнами суету. Несколько слуг бежали через сад к Тибру, держа сваленную в гобелены добычу. Один из них выронил потир и подсвечник, вслед за этим из его тюка, в котором Александр признал покрывало со своей постели, посыпались и прочие ценности, которые тот начал судорожно подбирать. - Буду молить Бога, чтобы эти мерзавцы не трогали Джулию.
Вид Франсеска сделался менее тревожащим, но каталонца этот приступ насторожил. В свои годы сам он не жаловался на здоровье, но то, скорее, было счастливым исключением. Лишиться же ближайшего друга, которому он с отроческих лет доверял даже больше, чем самому себе, не отвернувшегося от него в трудные минуты и поддерживавшего во всех начинаниях, Родриго попросту не мог.
- Тебе надо отдохнуть. Я пришлю к тебе врача, это никуда не годится... Да где же эти бездельники?!
Похоже, все те, кто носил ливреи в папских цветах, решили разом сбежать из Ватикана.
- Родриго, какой врач? - махнул рукой Гасет. - Не обращай внимания, это недолгая слабость. К тому же сейчас не до того.
Убеждая, Франсеск прислушался к себе и убедился сам: прошло. По крайней мере, сейчас прошло. Он глубже вдохнул и, понимая, что нет неприятного сдавливающего в груди чувства, поднялся.
- Этот Брисонне еще пожалеет, - с некоторым удовольствием проговорил Гасет, - что вместо того, чтобы заниматься делами короля, ему приходится утрясать неприятности, устроенные одним из его капитанов.
Епископ не был ни в чем не виноват самолично, но Гасета настолько раздражало поведение франков - слишком грубое и прямолинейное, без всякой меры и разумности, что ему казалось хорошей возможностью преподать им урок, пусть пока и в лице одного Брисонне.
- Не думаю, что они причинят вред мадонне Джулии. Все-таки она представительница одного из знатных семейств, а не торговка из Раппало. Да и попала в плен к барону, а не швейцарским наемникам.
Гасет старался говорить отстраненно, но невольно прорывались интонации, как если бы он хотел отозваться о папской любовнице пренебрежительно. С чего и правда ей именно сейчас вздумалось возвращаться в Рим? Отказываться приезжать такое долгое время, как будто специально выбирая самое неудачное! И почему Родриго не уговорил ее посидеть на месте еще? Боялся, что она слишком долго пробудет под боком у Орсо? Ну вот теперь она под боком у Д'Аллегра. Впрочем, всех этих соображений, в которых Родриго Борджиа, вызывавший всегда в Гасете истинное уважение, восхищение и желание оказать всяческую поддержку, представал влюбленным глупцом, Франсеск, конечно, не высказал. Но вернуть Александра, понтифика, у которого, кроме забот о легкомысленной женщине, есть еще целый Рим, все-таки решился попробовать.
- Я пошлю к Брисонне как можно скорее, - сказал и чуть не сморщился, что придется потратить на это человека, которые и так были все наперечет. - Но сейчас важнее другое, Родриго. Ты должен как можно скорее оказаться вне досягаемости людей короля Карла. Мы не знаем, что этот епископ решил, побывав здесь. И что происходит и решается там, куда он направился.
- И все, что нам остается, это наблюдать.
Чезаре, не двигаясь, наблюдал через окно за передвижениями франских солдат и от каждого глумливого возгласа этих варваров морщился, как от зубной боли. Черты лица кардинала Валенсийского заострились, глаза блестели как в лихорадке, только не внезапное недомогание стало тому виной, а страшное для деятельного человека чувство беспомощности.
Стоявший чуть поодаль Микелотто ничего не сказал, от него и не ждали ответа.
- Наши слуги хуже трусливых шавок, - в голосе Чезаре зазвучала горечь. - Предатели. Вчера они ползали на брюхе и преданно заглядывали в глаза, а сегодня ведут себя хуже разбойников.
И это наблюдение Его преосвященства осталось без ответа. Чем был хорош дон Мигель, так это тем, что он знал, когда лучше промолчать.
- Я должен поговорить с отцом! - Чезаре сжал кулаки. - Всему должен быть предел и я его уже вижу. Так что если Валуа надеется, что ему здесь будут лизать пятки, его ждет разочарование. Он плохо знает Борджиа.
Он плохо знает Борджиа... - разнесло эхо.
Плохо знает...
Борджиа...
Внутренние покои, еще недавно внушающие уважение богатым убранством, сейчас выглядели жалко. Все, что можно было вынести, было вынесено, а то, что мародерам утащить не удалось, было разбито, испохаблено, и теперь апостольский дворец напоминал пытающуюся прикрыть наготу остатками одежды изнасилованную женщину. Чезаре шел через анфиладу комнат и с каждым шагом его сердце переполнялось ненавистью.
Отредактировано Чезаре Борджиа (04-05-2016 14:11:00)
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Si vis pacem, para bellum » Французская мистерия. 28.12.1494. Рим.