5 часов вечера.
Замок Градары.
Яд и кинжал |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Aeterna historia » Краеугольный камень цивилизации. 15.04.1495. Градара
5 часов вечера.
Замок Градары.
Мало на свете существует вещей, подобных совместному женскому купанию. Невинное в своей основе, при этом оно является одним из самых чувственных таинств, не терпящим ни посторонних глаз, ни чужого присутствия. Вместе с одеждой часто исчезают и покровы самых тщательно оберегаемых секретов, при этом сама обладательница может и не догадаться, что разоблачилась не только телом.
Лукреция Борджиа и Катерина Сфорца наслаждались обществом друг друга и не подозревали, что одна из гостий уже готовит им приятный сюрприз.
Катерина Гонзага стояла, придерживая руками волосы, чтобы они не мешали расшнуровать ее платье. Ведь надо же такому случиться, что днем ее сморил сон! Хотя оно и к лучшему, а то от бесконечных увеселений у нее под глазами уже появились тени, зато теперь она посвежевшая и отдохнувшая.
Говорят, приехала правительница Форли, будет любопытно посмотреть, на самом ли деле у нее такие рыжие волосы, как о том говорят.
Как всегда мысли графини порхали, как бабочки, надолго на одном предмете не задерживались. Это похвальное умение позволяло Катерине думать обо всем сразу. Не каждая на это способна.
Графиня переступила через сорочку и нетерпеливо повела плечами, ожидая, когда ей откроют дверь в святая святых. Могли бы и пошустрее. Бедняжка герцогиня Пезаро, наверняка она не раз посылала за ней и, без сомнения, ужасно расстроилась.
Нисколько не сомневаясь в том, что ее общество желанно, Афродитой из морской пены в молочной дымке пара возникла графиня да Монтеведжо.
Чудесное чувство близости, возникшее между Катериной Сфорца и Лукрецией Борджиа, почти стало причиной полной откровенности. Папская дочь слишком давно и слишком в одиночестве хранила свою тайну. Единственный человек, с которым она несла ее вместе, был слишком далеко, письма от него были очень редки и полны возмутительной откровенности о том, как он живет без нее. Тайна не просто тяжелым камнем лежала на сердце, она сдавливала его железным обручем. Иногда Лукреции казалось, что она не выдержит и, поймав первого встречного, расскажет, чтобы освободиться от тяжести.
И вот теперь Катерина показалась ей самым желанным хранителем ее секрета. Она сможет поведать не только о нем, но и о том, сколько боли и страхов принес он с собой. И каким далеким и недолгим было счастье.
Но вдруг в тепло купальни ворвался холодный поток воздуха. Лукреция вздрогнула и замолчала. Ей показалось, что это знак, но ветер не был призрачным, у него было вполне материальное объяснение.
Объяснение выплыло из облака пара. Красивая обнаженная фигура, длинные каштановые волосы и широко распахнутые глаза.
Лукреция нежно относилась к Катерине Гонзага. Та была добра, всегда в добром настроении и даже ее очаровательная непосредственность и недалекость казались милыми.
Но сейчас папская дочь менее всего ожидала ее увидеть. И менее всего хотела. Как она вообще здесь оказалась?
- Мадонна, я не звала ее, - прошептала Лукреция Катерине Сфорца, - но она может появляться сама, по собственному желанию. Чужие нежелания по доброте она может не заметить, - папская дочь откашлялась и сказала уже громче, - Катерина Гонзага, супруга графа де Монтеведжо.
Не сказать, чтобы графиня была терзаема грехом праздного любопытства, скорее ей двигало искреннее желание помочь юной подруге, но все же на лице ее проступило явное неудовольствие от того, что разговор их был так некстати прерван. Впрочем, неудовольствие быстро сменилось сдержанным любопытством. О красоте Катерины Гонзага она была наслышана. Но италийская земля щедра на похвалы женской привлекательности, иногда даже слишком щедра, так что Катерине Сфорца любопытно было самой вынести вердикт.
- Если ничего поделать нельзя, будем получать удовольствие от того, что есть, - смешливо шепнула она Лукреции и скользнула в воду гибким движением, только огненная медь волос полыхнула в влажном тумане, поднимающемся от купели.
- Как мило, что вы решили присоединиться к нам, графиня, - бархатистый голос Катерины Сфорца был мягок и нежен. Даже слишком мягок и нежен для тех, кто хорошо ее знал.
Существо, появившееся из жемчужной дымки пара, выглядело обворожительно, впору почувствовать ревность, но пока еще Тигрица не чувствовала себя настолько старой, чтобы ревновать к молоденьким и юным. Недолюбливать их красоту и юность – да, но не ревновать.
Представшая глазам картинка была чудесной. Из-под тюрбана, укрывавшего голову герцогини Пезаро, выбилась потемневшая от воды прядь, кудрявые же локоны второй женщины были именно рыжими, и графиня по этому признаку уверенно предположила в незнакомке правительницу Форли. Ах, как это все-таки мило! Грозная Тигрица Романьи по-кошачьи грациозно скользнула в воду, но Катерина успела заметить, что та не так высока, как она ожидала, но прекрасно сложена, что другая (но не графина да Монтеведжо!) могла бы только позавидовать. Теперь Катерина особенно пожалела, что не приняла участия в омовении с самого начала, это могло бы стать незабываемым впечатлением. И было бы что потом рассказать Оттавиано. Но, если подумать, то с другой стороны вдруг ей бы не так обрадовались, если бы она пришла вовремя. Нет, все-таки иногда бывает совсем неплохо немного опоздать.
Стараясь двигаться не менее плавно, чем незадолго до того ее тезка, графиня присоединилась к купальщицам. Погрузившись в воду по подбородок, она выразила всю свою радость от знакомства и замолчала только тогда, когда увидела ожидаемый отклик в глазах своих визави. Как замечательно, что она выбралась в Градару! Она приветливо улыбнулась Катерине Сфорца, на правах старой знакомой более интимно Лукреции и сладко потянулась:
- Нет ничего лучше, чем горячая вода в прохладный день. Вы же знаете, как плохо влияет на кожу холодный ветер? - вдруг обеспокоилась она. Ей показалось, что обе дамы как-то слишком легкомысленно относятся к своей красоте. Она не увидела на бортике ни баночки, ни пузырька.
Нет, положительно, сам бог послал ее сюда. Благо, что в ее волшебном сундучке достаточно притираний для всех троих и какая удача, что она сейчас захватила его с собой. Сейчас она только немного понежится и обрадует дам тем, что им обеим предстоит.
- Да, теплая вода лечит тело и даже душу, - улыбнулась Лукреция.
По правде говоря, назвать погоду прохладной было бы несправедливым, да и доносящийся до замка средиземноморский бриз говорил уже больше о лете, чем об ушедшей зиме, но герцогиня решила простить Катерине Гонзага ее незамысловатую хитрость, даже если это была она. "Правда", - тут же подумала Лукреция, - "в умении хитрить графиня де Монтеведжо пока не была замечена".
- У нас получилось здесь чудесное маленько общество, - Лукреция подмигнула Катерине Сфорца, с наслаждением погрузилась в теплую воду по самый подбородок и глубоко вдохнула поднимающийся с ее глади розовый аромат. - Мадонна Катерина, мы как раз с ее светлостью говорили о супружеской любви и верности. Мне кажется, вам есть что сказать и о том и о другом. Ваша светлость, моя гостья Катерина Гонзага настолько преданная жена, насколько это только возможно представить себе. Если вы разговариваете с ней, то постоянно слышите имя ее супруга.
- Да, супружеская любовь и верность именно тот вопрос, который нас с герцогиней волнует сегодня больше всего, - с тихим смешком подтвердила Катерина Сфорца. Супружеская верность, или ее отсутствие – это уже такие тонкости, которые несущественны. Под сводами купальни женские голоса звучали то громко, то приглушенно, ароматный полумрак приятно кружил голову.
– Значит, вашему мужу повело, мадонна Катерина, обрести в вашем лице не только красивую, но и преданную супругу! И что же, надеюсь, он ценит то сокровище, которое ему досталось?
В том, что каждая женщина, от последней прачки до королевы считает себя «сокровищем», с которым мужу повезло необычайно, и который не ценит выпавшего ему на долю счастья, графиня не сомневалась. Бросив на Лукрецию лукавый взгляд, Тигрица весело закусила губу. Интересно, что из себя представляет эта щебечущая прелесть – Катерина Гонзага.
- Конечно же ценит!
Изумление Катерины было сколь искренним, столь и беспредельным. Нисколько не сомневаясь в любви Оттавиано, в самых-самых тайных мыслях она считала, что не каждому мужу так везет с женой. Она может часами слушать, как он рассуждает на все эти скучные тему, а если и зевает, то деликатно и украдкой. Было несколько раз, когда она придумала, как ему лучше поступить, и была в восторге от той горячей благодарности, с которой он отнесся к ее советам.
- Ах, Ваша светлость, если бы вы знали, какие Оттавиано мне дарит подарки, а я ведь почти о них не прошу, только чуточку намекаю. Самую-самую.
Воодушевленная, она вскочила на ноги, обрызгав обеих слушательниц.
- И к моим услугам целая комната с притираниями, Оттавиано такой деликатный, он туда даже не заходит, хотя я и пыталась его позвать. Подождите! Я сейчас вам покажу!
Не выдержав больше и мига, графиня да Монтеведжо выскочила из купели и, оставляя на каменном полу мокрые следы, бросилась к заветному сундучку.
Не успели Лукреция Борджиа и Катерина Сфорца и глазом моргнуть, как баня стала напоминать мастерскую алхимика, благо, что каменные бортики очень походили на полки.
- Сейчас, дамы, я согреюсь - пол холодный, и все-все вам расскажу.
Поежившись, Катерина опустилась в купель.
- Особенно это будет интересно вам, Ваша светлость, - повернулась она к правительнице Форли. - В вашем возрасте просто необходимо следить за собой.
- Думаю, благодаря своему возрасту, ее светлость все-все знает обо всех хитростях, - с улыбкой заметила Лукреция.
Последние слова Катерины Гонзага можно бы было счесть обидными, и Лукреции пришлось бы гораздо сильнее задуматься о том, как их смягчить, если бы... если бы они не были сказаны тем, кем были сказаны. Катерина не умела вызывать злость и обиду, и решительно у всех вызывала желание защитить и опекать, даже у герцогини Пезаро, которая была моложе ее на восемь лет.
- Мадонна Катерина сама непосредственность и порывистость, - шепнула она правительнице Форли, пока графиня де Монтеведжо шлепала босыми ногами за ящичком с притираниями. - С ней никогда не знаешь, что услышишь в ответ. Я очень к ней привязалась еще с прошлого посещения Пезаро.
- Мой бог, мадонна Катерина, неужели всем этим вы пользуетесь? - Лукреция, еще не подключившаяся к гонке за ускользающей молодостью, была по-настоящему удивлена, увидев частокол пузырьков, и поежилась, чтобы стать меньше и не задеть случайно одно из волшебных средств. - Ваша светлость, вы видели когда-нибудь столько всего?
- А можно я ее утоплю, - тихо вопросила графиня Форли, провожая взглядом Катерину Гонзага. Недобрым таким взглядом. – Быстро и не мучительно, обещаю. А вам я подарю котенка. Он милый, как она, но не говорит глупостей!
Сильные пальцы Катерины Сфорца даже сжались под водой в кулак, словно мечтая сомкнуться на нежном горлышке прелестной мадонны. Но, не выдержав, Тигрица расхохоталась. Кажется, она начинала понимать привязанность Лукреции к этому существу. Непосредственность Катерины Гонзага ошарашивала, злила… но потом неизбежно смешила.
- Сколько всего, поразительно, - провозгласила Тигрица уже громче, кусая губы, чтобы не рассмеяться, разглядывая пузырьки и баночки с притираниями и бог знает еще с чем.
Ей, пишущей на досуге трактат о женской красоте и ее хитростях, было забавно слушать рассуждения гостьи герцогини Пезаро, но посему бы и не подыграть ей для веселья? В конце концов, они собрались здесь для развлечения.
- И что вы посоветуете мне, с моей… гм… немолодой кожей?
Шутить графиня могла сколько угодно, Джакомо Фео, если бы он был тут, мог бы подтвердить, что графиня Форли вполне могла притязать на то, на что могут не все юные красавицы.
- Запрокиньте голову, Ваша светлость, - строгая от осознания важности своей миссии, приказала Катерина Гонзага и положила для удобства Тигрицы ей под шею в несколько раз сложенную простыню. - Здесь темновато, - произнесла она через некоторое время с видимым сожалением.
Довольно бесцеремонно приподняв лицо модели за подбородок, она, помогая себе подушечками пальцев, долго всматривалась и, наконец, удовлетворенно вздохнула.
Конечно же, в столь почтенном возрасте нельзя рассчитывать на безукоризненность, но...
- Все не так и плохо, - светясь от радости за новую подругу, сделала она вывод. - Но если вы будете щуриться, вот как сейчас, морщины неизбежны. Учтите, Ваша светлость, - это уже к Лукреции, - ничто так не портит нашу внешность, как дурная привычка много думать. К тому же мужчинам нравится считать нас глупышками, так пусть и считают, - закончила графиня да Монтеведжо с видом заговорщицы и зачерпнула из одной баночки маслянисто-черный крем.
В бане пахнуло конюшней:
- Сейчас мы будем делать вас красивой! - с этими словами Катерина начертила жирную полосу на щеке своей тезки.
Хотя кое-кто в сердцах и называл иногда Катерину Гонзага "бестолковой", Лукреция знала очень хорошо, что сбить ее с толку довольно сложно, и если она что-нибудь задумала, то к осуществлению идеи будет идти напролом.
- Ее светлость - правительница Форли и Имолы. Она не может позволить себе такую роскошь, как не думать, - резонно возразила подруге Лукреция. - Тогда ничего не останется от владений.
Она тихо икнула от решимости, с которой Катерина Гонзага ринулась в бой за красоту Тигрицы Романьи. Что-то подсказывало ей, что от бури Катерину Сфорца удерживает только сильная огорошенность. Она больше времени проводила среди мужчин, и наверняка отвыкла от непосредственности женщин, чья жизнь крутилась исключительно вокруг своей внешности.
- Мадонна Катерина, - обратилась она к графине де Монтеведжо, решив, что лучший способ отвлечь ее от Тигрицы - это сильно озадачить. - Вы прекрасная жена, но что бы вы стали делать, если бы узнали, что ваш муж все-таки предпочитает вам другую женщину?
«Беги», - прозвучал в голове Катерины Сфорца тихий, предостерегающий голос. – «Беги пока не поздно». Когда ее щеки коснулось нечто странное и весьма подозрительно пахнущее, графиня ретировалась единственным доступным ей способом – нырнув с головой под воду, и вынырнув уже на безопасном расстоянии от деятельной Катерины Гонзага, поближе к Лукреции.
- У меня морщины будут от такой заботы, - тихо пробормотала она. – И седые волосы.
Противника стоило отвлечь, запутать, пустить по ложному следу. Что угодно, куда угодно, только бы прелестная монна держалась со своими снадобьями подальше от немолодой кожи Катерины Сфорца.
- Да, мадонна, и не просто предпочтет вам другую, но она будет еще и красивее вас… и умнее.
Последнее было добавлено не без тайного злорадства. Око за око.
- Мне? Оттавиано?! - от абсурдности этого предложения Катерина замерла, даря надежду своим слушательницам.
Обожающий ее муж и вдруг изменить? Нет, она конечно же знала что где-то существуют всякие там дурные женщины, но для того они и существуют, чтобы давать мужчинам то, что ни один уважающий себя муж не смеет потребовать от своей жены. Так зачем Оттавиано что-то дурное, когда он каждый день говорит, что лучшей для себя женщины он не встречал?
Ой! Значит, он сравнивал?! На миг забыв о том, что от этого появляются морщины, графиня нахмурилась, но потом ее лицо прояснилось. Какая же она глупая, что сразу не догадалась! Мужчины же устроены совсем иначе, им же недостаточно просто слов. Они, как маленькие дети, так и тянут в рот всякую гадость, не могут, чтобы не попробовать. Она должна быть снисходительна к этой слабости, и раз уж Оттавиано все это не понравилось, значит, следующего раза не будет.
Пока Катерина некоторое время размышляла над этим вопросом, в бане стояла почти полная тишина. Ее подруги, если и переговаривались, то шепотом. Явно они не хотели сбить ее с мысли. Милые, милые...
Графиня так растрогалась, что не стала еще раз объяснять и так понятные вещи - если женщина красива и ухожена, всегда в добром расположении духа, то ни один здравомыслящий мужчина не будет смотреть в сторону. А ее Оттавиано очень здраво мыслит.
- Что думать о том, чего не может быть? - резонно возразила она. - Вот вы, Ваша светлость, - обратилась она к тезке, - лучше бы подумали над тем, зачем вам вдруг понадобилось нырять. Ведь из-за этого вы смыли почти весь крем!
Катерина с грустью и даже сочувствием посмотрела на правительницу Форли, гадая, как та может управлять эти самым Форли, если не понимает простейших вещей, и повернулась за поддержкой к Лукреции:
- Ваша светлость, вы ближе. Прошу вас, помогите ее светлости размазать остатки снадобья, а после этого я всем нам троим нанесу чудесный эликсир на руки. От него кожа становится просто изумительной. Вот видите, какая у меня?
- Мадонна Катерина в некотором смысле опаснее целой неприятельской армии, - тихонько засмеялась Лукреция выплывшей к ней из водных глубин владетельнице Форли. - Берегите ваши лицо и волосы.
Лукреция подвинулась, давая Катерине Сфорца возможность устроиться рядом с собой, подальше от решительно настроенной графини де Монтеведжо.
Уверенность, с которой та отмахнулась от ее вопроса, привела герцогиню в настоящее восхищение. Пожалуй, у мадонны Катерины есть чему научиться, а мужчины могут проникнуться к Оттавиано неподдельной завистью. Все, что может не понравиться его жене, для нее просто не существует.
- Действительно, давайте не будем думать о всяких глупостях, - поспешно согласилась Лукреция, - а то за такие разговоры ваш муж не преисполнится ко мне благодарностью. А теперь... - Лукреция сделала вид, что втирает крем в кожу Катерины Сфорца, сама же смыла его остатки, - ваше снадобье как раз на месте. И эликсир для рук... мы обязательно вернемся к нему, но потом. После вина и закусок. Вы никогда не замечали, что в бане всегда особенно хочется есть?
Лукреция поднялась из воды и вернулась к нагретым каменным ступеням, чтобы высохнуть.
Разумеется, после жара голод ее совершенно не мучил.
Сейчас Катерина Сфорца согласилась бы с чем угодно и на что угодно, только бы держаться подальше от нежной заботы Катерины Гонзага. А ведь наверняка это щебечущее существо обожают мужчины! Красивая, глупенькая, добрая. Рядом с такой каждый почувствует себя полубогом. Графиня улыбнулась этой мысли. А когда милейшая Катерина Гонзага становится утомительной для мужа, ее можно поцеловать в лоб, и, сказав» «Дела, мое сокровище, дела», ретироваться.
Но дамы – не мужья, правила вежливости предписывали улыбаться собеседнице, какую бы прекрасную чушь она не несла, а потому, выбравшись вслед за Лукрецией, Тигрица налила себе вина – для подкрепления сил, дабы хватило терпения. Потому что Катерина Гонзага, похоже, была полна благого рвения сделать прекраснее все, до чего дотянется.
- И что, ее муж правда счастлив, имея подле себя такое сокровище? - с долей недоверия осведомилась она у радушной хозяйки. – Помилуйте, это каким же терпением нужно обладать.
И, повернувшись к героической Катерине Гонзага, приветливо улыбнулась:
- И правда, идите к нам, мадонна, выпейте вина, оно весьма полезно… гм… для кожи. Для всего полезно.
- Ой, вы правы! - ни на миг не забывая о том, что ее называют не только одной из самых красивых, но также и одной из самых грациозных женщин Италии, Катерина выбралась из купели и присоединилась к желающим заморить червячка дам.
Фи, какая все-таки ужасная аллегория! Эти червяки, они же так ужасны, противные, в земле, а еще ходят слухи, что они едят цветы. Гадкие, гадкие! Но именно так часто говорит Оттавиано, когда во время их беседы вдруг чувствует желание перекусить. Что еще остается хорошей жене? Только смириться с этой странной причудой, тем более, что это едва ли не единственный недостаток ее мужа. А, еще и рассеянность.. Да-да, рассеянность. Надо будет ему еще раз напомнить в письме (вдруг он опять забудет, о чем она писала ему в трех последних), что по возвращении Катерине было бы приятно получить в подарок ожерелье с изумрудами. Вот только как бы так незаметно посчитать, сколько камней в украшении герцогини Пезаро, с тем, чтобы намекнуть Оттавиано, что ей бы хотелось хотя бы на один камень больше?
- А еще лучше на два, - произнесла графиня уже вслух и мило смутилась.
Требовалось как-нибудь сменить тему и сначала Катерина немного растерялась. Но Оттавиано не раз говорил, что у него на редкость сообразительная жена. И как только Катерина об этом вспомнила, сразу нашла нужные слова.
- Я так проголодалась. Ваша светлость, вас не затруднит передать мне эту ароматную булочку?
И, получив желаемое, деликатно отломила самый краешек. Ведь и о том, что она считается одной из самых хорошо сложенных женщин Италии, графиня тоже никогда не забывала.
- Я не знаю, счастлив ли ее муж, - шепотом ответила Катерине Сфорца на вопрос Лукреция и многозначительно посмотрела на собеседницу. - Я его никогда не видела. Графиня де Монтеведжо навещает меня всегда одна. Хотела бы я научиться у нее безмятежности и невозмутимости.
Когда к ним присоединилась Катерина Гонзага, Лукреция подмигнула своей старшей подруге и замолчала. Какой бы хорошей мишенью для шуток ни была жена Оттавиано, Лукреция не собиралась оттачивать на ней свое мастерство шутить.
- Меня тоже мучают голод и жажда, - согласилась герцогиня Пезаро, устраиваясь в кресле, - и я уверена, что пришло время их утолить.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Aeterna historia » Краеугольный камень цивилизации. 15.04.1495. Градара