Вечер.
- Подпись автора
Яд и кинжал |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Aeterna historia » Между молотом и наковальней. 27.04.1495. Градара.
Вечер.
К тому мгновению, как Лука Барбато появился в покоях старой башни, отданной под развлечения дам, для Катерины Сфорца задуманная игра подрастеряла часть своей заманчивой чувственности. А все потому, что Тигрица никак не могла отделаться от ощущения неправильности происходящего. Откуда возникло это ощущение, а, главное, отчего так не вовремя, она понять не могла, но все же оно было. Зверь, сидящий глубоко внутри поднял голову и оскалил зубы в беззвучном рычании. Мужские руки, ласкающее тело, раздражали, и Катерина с неудовольствием отстранилась было от своего любовника, когда случилось явление бывшего наемника.
Приподнявшись на подушке, поправив сползшую с плеча рубашку, графиня скорее с удивлением, нежели с беспокойством посмотрела на Луку. Если тот нарушил так внезапно уединение, должно быть и причины для этого весьма весомы. Пальцы сомкнулись на ноже, скорее инстинктивно, нежели осознанно.
- Что произошло? – осведомилась она, имея виду не само появление Луки а его причину. Бросила быстрый взгляд на Лукрецию. Может быть, герцогиня, или тот, кого Катерина Сфорца ошибочно считала ее мужем и своим кузеном, знают, в чем может быть дело?
– Да говори же скорее! Если уж ты вламываешься без стука и поклона туда, где находятся герцог Пезаро и его супруга, то не стой как столб!
Короткий поклон был данью вежливости, но даже тогда Барбато не опустил факел. Наемник не смотрел ни на герцогиню Пезаро, ни на ее любовника, сейчас он видел только полуобнаженную Тигрицу, на чьем плече лежала чужая рука. Никогда даже в тайных мыслях он не смел оскорбить графиню дурными мыслями, для него она была недосягаемой, и дело тут было не только в титуле. Но сейчас перед ним возлежала земная женщина, чей мимолетное увлечение мог стоить очень дорого и прежде всего для нее самой.
- Ваша светлость, - одновременно с Катериной начал он и услышал, как унисон охнули оба любителя приключений. Похоже, ни один, ни второй не знали, с кем имеют дело. Или все-таки здесь был только один чужак? Все еще больше запуталось и Лука, отчаявшись понять женские капризы, выкрикнул:
- Сейчас сюда придут герцог Пезаро и ваш жених. Эта жаба Вероника...
Но ведь по словам графини герцог уже был здесь! Нет, все-таки не силен он был в словах. Решив, что снявши голову по волосам не плачут, он подскочил к Ромео и со словами:
- Простите, Ваша светлость, за дерзость, но нет времени разбираться, - сорвал скрывающую его лицо маску.
Последнее, что он успел подумать, перед тем, как взглянуть на выбранного Катериной мужчину, было: "Только бы это не был сам герцог Пезаро!".
Что поразило Франческо больше – вторжение в их любовное гнездышко неизвестного мужчины, выглядящего зло и опасно, обращение «Ваша светлость», заявление дамы, что тут находятся герцог Пезаро и его супруга, слова незнакомца, что сюда идут муж и жених, или общая нереальность происходящего. Скорее всего, последнее. Все начинало напоминать кошмарный сон, обрывочный, странный, где образы сменяются один за другим и мучают тем, что между ними нет связи.
Но еще страшнее было бы проснуться, и обнаружить, что в его объятиях… кто? Сама герцогиня Пезаро? Лукреция Борджиа? Нет, так высоко в своих мечтаниях он не взлетал.
- Это, должно быть, какая-то ошибка, - осмелился он подать голос, уже без желания, но со страхов вглядываясь в женщину, которую целовал еще недавно. Если бы можно было вернуть все назад, весь сегодняшний день! – Мы получили записки от двух дам, нас привели сюда… мы никогда бы не осмелились… мы сейчас уйдем! Мы будем молчать, клянемся нашими жизнями!
Лукреция почувствовала подвох, когда Франческо, которого она считала скрывающимся под маской мужем, стал ее целовать. Если бы она пригляделась к нему повнимательнее, то поняла бы это значительно раньше, но, будучи уверенной в том, что знает, что и как будет происходить этим вечером, Лукреция совершенно не думала о таком возмутительном нарушении планов. Мужчина сам подошел к ней, и кто же это еще мог тогда быть, как ни Джованни Сфорца?
Поцелуй изменил все, он был совершенно не таким, каким были поцелуи герцога. Тем не менее, Лукреция ответила на него, по инерции, не веря в собственное недоумение. Но тут же нашлось множество причин, по которым было понятно - здесь какая-то ошибка. Человека знаешь по тысяче признаков, и вот теперь все они кричали, что это не Джованни Сфорца. Движения, которыми он гладил ее тело, запах, даже дыхание - все принадлежало кому-то другому. Лукреция растерялась и вывернулась из объятий.
- Подожди, - кокетливо сказала она, отползая дальше от предполагаемого любовника, - мне надо поправить маску. Тесьма дергает волосы.
Она отвернулась и сделала вид, что пытается справиться с завязками, в то время как лихорадочно соображала, что же теперь делать. Что-то не позволяло пока закричать и запротестовать, видимо, растерянность. Если это не Джованни, то кто же это? Неужели Фео? Догадка, что Тигрица решила сыграть не только с мужчинами, а может, и вообще не с ними, а именно с нею, и поменяться мужьями на одну ночь, блеснула с ясностью грозовой молнии и отозвалась стуком сердца, сравнимым с ударами грома. Это что же? Джани с такой готовностью развлекается сейчас со своей кузиной под носом у жены? Лукреция знала, что хочет сделать и сказать очень много, но, совершенно ошарашенная, не чувствовала к тому никаких сил.
Пришедшее впопыхах решение показалось ей очень умным.
Что же... она тоже развлечется, так чтобы досадить всем.
И она вернулась в объятия Франческо, готовясь с мстительным пылом разделить его желания.
Появление Луки изумило ее, как и прочих, а сдернутая с того, кого теперь она считала своим мужем, маска, лишило герцогиню Пезаро дара речи. Услышав голос второго, она подняла дрожащую руку и открыла его лицо.
Повисла пауза, во время которой Лукреция пыталась и не могла понять, как происходящее сейчас вообще могло случится.
- Франческо и Ромео! Что вы здесь делаете? Что вообще происходит? - она повернулась к Катерине. - Они из свиты герцога.
Этим было сказано все. Люди из свиты - это не случайные встречные. Можно ли держать возле себя таких людей и надеяться на их молчание длиной в жизнь?
С него сорвали только маску, а Ромео показалось, что полностью разоблачили. Не так его испугал ворвавшийся мужчина, как та, что только что со страстью отвечала на его ласки. Во взгляде несостоявшейся любовницы он прочитал свой приговор, но, еще надеясь все исправить, сбивчиво начал объяснять, что ни в коей мере не хотели они с другом оскорбить столь высоких особ, что это какое-то недоразумение, что они сейчас же уберутся отсюда подальше и сразу забудут то, что происходило за этой дверью. Зубы выбивали дробь, и не было надежды ни на свою убедительность, ни на красноречие Франческо.
Дзанери по-прежнему не видел скрытого сумраком и маской лица "своей" женщины, но каким-то чутьем отчетливо понял, кто это. Он вздрогнул, молясь, чтобы не выдать себя, ведь и младенцу было ясно, чем может грозить подобная прозорливость. Герцогиня Пезаро показалась более милосердной, чем женщина, готовая отдать убийцам собственных детей.
Ловушка, самая настоящая ловушка. И не сбежать из нее. Вдвоем они бы справились с Тенью Тигрицы Романьи - теперь он вспомнил, где видел эту кудлатую голову - про женщин и говорить нечего, вот только куда им потом деваться? Он бы и сам не оставил в живых свидетелей. Непонятно только было одно - зачем? Зачем это было нужно и кому?
И Катерина Сфорца, и Лукреция Борджиа явно ожидали совсем других людей. Значит, это не они. Ромео, по крохе пятясь назад, судорожно соображал, как бы все-таки выторговать свою жизнь.
Осознание того, что нужно сделать, не принесло Тигрице радости или удовольствия. Но и колебаний тоже не было. Герцогу Пезаро, спешащему в гневе поймать распутную кузину и любимую жену на месте преступления не объяснить, что имеет место заговор. Доверить же честь Лукреции Борджиа, папской дочери, и свое благополучие двум каким-то проходимцам Катерина не могла. Стоит им напиться или расхвастаться, и комья грязи, сплетен и насмешек полетят в сторону женщин, и запачкают папскую тиару и герцогскую корону Сфорца.
Что из этого следовало? Кивнув Луке, чтобы тот преградил путь тому, кто недавно держал ее в объятиях, Тигрица, не изменившись в лице, полоснула незадачливому любовнику по шее ножом. На лицо, на обнаженное плечо брызнула горячая кровь. Может быть, смотри она дольше на это лицо, довольно привлекательное без маски, а в предсмертной агонии юное и обиженное, оно бы и являлось ей во сне. Может быть. Но, одним кровавым росчерком оборвав жизнь одного мужчины, он повернулась ко второму.
- Вы будете молчать, - улыбнулась она, даже немного печальной вышла эта улыбка. – Если тебя это утешит, те, кто виновен в вашей смерти, заплатят за нее.
Быстрый взгляд на Лукрецию. Не поддастся ли жалости, не заступится ли? Катерина Сфорца поняла бы. Не значит, что пощадила того, кто знал слишком много, но поняла.
Лукреция завороженно смотрела, как Катерина на ее глазах убивает незадачливого и неслучившегося любовника. Одно убийство уже их объединяло, но тогда это была защита перед нападавшим. Тело ее как оцепенело, но мысли же, наоборот, стремительно сменяли друг друга. В виске стучало так, словно бьющаяся под кожей венка хотела пробить тонкую преграду плоти.
- Нет, не надо, - сдавленно сказала она.
Несчастный повернулся к ней, в глазах его стояла немая мольба. Она судорожно сглотнула, но глотка в сдавленном спазмом горле не получилось.
Она вспомнила о Джованни Сфорца. О том, как все изменилось за последнее время, к его удовольствию и ее глухому недовольству. Тогда он поймал ее на слабине и как-то все так ловко повернулось, что она стала... нет, не бояться, а чувствовать над собой его власть. И что будет, если он узнает? Если до него дойдут слухи? Раньше бы ее это не испугало, она бы отмахнулась, что оправдается, что убедит его, что все будет так, как хочет она. Теперь же все было по-другому. Это будет очередной ошибкой, и она еще сильнее окажется в его власти.
Выбор был быстрым и окончательным.
- Ты, - она повернулась к Луке, кивнула на горе-повесу и сдавленно зашептала, - убей его, слышишь? Скорее же. Тела можно будет спрятать потом в конце коридора. Там никто не ходит.
Она сама не замечала, что говорит о живом уже только как о теле, которое надо будет куда-нибудь убрать.
Он все еще не верил. Даже когда его приятель упал, так безжизненно и равнодушно, что сразу стало ясно – мертв, Франческо все еще не верил, умоляюще глядя на ту, которая оказалась герцогиней Пезаро. Если женщина в красном, с ножом в руке, казалась ему демоном, пришедшим по его душу, то Лукреция скорее была похожа на ангела.
- Пожалуйста, не надо, - прошептал он, падая на колени, хватаясь руками за подол ее рубашки. – Прошу вас… пощадите! Я хочу жить, я ни в чем не виноват!
Ему бы кричать, звать на помощь в надежде, что кто-нибудь окажется рядом, кто-нибудь хотя бы услышит, но в горле пересохло так, что он мог только хрипеть. Он хотел жить.
Но осознание того, что жизнь его заканчивается накрывало с головой, как лавина, давя последние ростки надежды на спасение.
Как это ни странно для наемника, но Барбато не любил без дела марать руки кровью. До службы на правительницу Форли в своей деятельности он занимался скорее подготовкой, отдавая напарнику сомнительную честь последнего удара и вынимая свой кинжал только если не оставалось другого выхода.
Вот как сейчас.
Он загородил собой дверной проем, ни один мускул не дрогнул на лице, когда Тигрица Романьи положила конец своей ошибке. Этим вечером он отмолит грех графини... и свой грех.
- Как скажете, Ваша светлость, - на фоне драмы голос прозвучал почти буднично. - Мне очень жаль, мессер. На самом деле жаль.
Бессмысленные извинения убийцы будущей жертве.
- Я буду молиться за вашу душу.
Вряд ли Морияди его слышал, комкая подол рубашки Лукреции, несчастный хрипел и, кажется, плакал. С тяжелым чувством, что наказание несет не тот, кто согрешил, Лука достал узкий стилет... И потом, нарушая все мыслимые правила этикета, обратился к герцогине.
- Простите, мадонна, боюсь, что ваша сорочка теперь нуждается в стирке.
Пятна крови на ее рубашке... Отвращение оказалось сильнее стыда, и Лукреция сорвала с себя испорченную сорочку. Потом, как могла, завернулась в плащ.
- Дальше по коридору, за поворотом, находится тупик. Нужно оттащить их туда и оставить... пока... пока не получится спрятать их получше.
Потом Лукреция молчала. Боялась, что спазм, сжимающий горло, если только издать хотя бы звук, прорвется как-нибудь некрасиво.
Труппы оттаскивали, кровь на полу закрывали шкурами и подушками. Умывались вином, чтобы смыть с кожи отвратительную липкую чужую кровь.
Чтобы не думать о них, Лукреция думала, какого вознаграждения достоин Лука и какой благодарности - Катерина Сфорца.
Наконец, все было закончено. Лукреции казалось, что она сейчас обязательно упадет в обморок. Но ведь это было еще только начало?
- Они ведь скоро придут... мадонна Катерина, что мы будем делать теперь?
Пока Лука Барбато занимался телами двух несчастных, Тигрица, чуть побледневшая, но не растерявшая своей решительности, усадила Лукрецию на подушки и налила ей вина. Теперь начиналось самое трудное, и дочери понтифика понадобятся все ее силы и все ее мужество. Потому что вот-вот в башне появятся герцог Пезаро и Джакомо Фео, и все, что они должны увидеть – это своих женщин, довольных удавшейся шуткой.
Катерина разложила по плечам своей юной подруги белокурые волосы, чуть потерла ее щеки, чтобы вызвать на них румянец.
- Теперь мы должны улыбаться, - тихо проговорила она, усилием воли прогоняя нервную дрожь в голосе. – Мы специально подговорили служанку, пошутили, чтобы посмотреть, поверит ли ваш муж и мой жених этим сказкам… а потом, потом мадонна, нам придется быть очень убедительными и очень нежными.
Последнее будет тяжелее всего, Катерина это знала.
- А когда все закончится, я собственными руками вытрясу из служанки, кто ей заплатил за это предательство, - мрачно пообещала она. – И кто бы это ни был, клянусь вам, он дорого заплатит.
- Да, - послушно повторила Лукреция, - очень нежными, очень. Неужели я смогу?
Выпив предложенного Катериной вина, она почувствовала, что перестала дрожать. Это было уже хорошо, потому что только что у нее зуб на зуб не попадал, хотя в башне было не так и холодно.
Она знала, что должна смочь. Никакого подозрения не должно закрасться в голову Джованни Сфорца. Нельзя быть перед ним виноватым. Нет, не так - нельзя, чтобы он считал ее в чем-нибудь виноватой. Это даст ему над ней дополнительную власть, а она этого совершенно не хочет.
- Мне надо встретить мужа так, чтобы быть убедительной, - как заклинание повторила Лукреция.
Лука уже ушел. Они с Катериной Сфорца остались вдвоем.
Лукреция развязала завязки плаща и осталась обнаженной. Потом подобрала маску и надела ее. Так она чувствовала себя гораздо увереннее. Наряд ее, если так можно его назвать, напомнил ей о совсем другой ночи и другом мужчине. Воспоминание надо было задержать, оно прибавит ей убедительности.
- Мадонна, только давайте перейдем в другую комнату. Я не хочу быть здесь. И тогда и они здесь не задержатся и ничего не заметят.
Вероника торопилась. Очень торопилась. Так, что ей удавалось не отставать от герцога Пезаро и Джакомо Фео, а иногда даже забегать вперед, не столько чтобы указать путь – она ясно назвала Джованни Сфорца место, где его жена предается самому отвратительному блуду, сколько чтобы убедиться, что на лице герцога нет сомнения, или, упаси бог, жалости. Не для того она старалась, чтобы две грешницы отделались легким испугом. Нет, их наказание должно соответствовать тяжести их преступления!
Будь Вероника поумнее, она бы сообразила, что опасно стоять на пути лавины, которой, без сомнения, является гнев могущественных людей. Но добродетельная матрона и подумать не могла о том, чтобы устраниться в самый разгар происходящего.
- Вот, теперь вы сами все увидите, Ваша светлость, - воскликнула она торжествующе, и распахнула дверь, ведущая в покои, приготовленные для свидания Лукреции Борджиа и Катерины Сфорца.
Не выдержала, заглянула первая, желая насладиться ужасом и замешательством дам (ну и картиной прегрешения).
И замерла, некрасиво открыв рот.
Мрачнее грозовой тучи. Герцог Пезаро шел настолько быстро, насколько было возможно, чтобы бег еще можно было назвать шагом. Не будь разговору с придворной дамой свидетелей, он сам бы заткнул ей рот и только после этого сто раз бы подумал, стоит ли идти в башню. Для чего? Для того, чтобы лично убедиться в измене? Но за проступком должно следовать наказание, а мир между правителями Пезаро был еще хрупок, чтобы, не задумываясь о последствиях, ловить жену за руку.
Когда мадонна Вероника забегала вперед, Джованни ненавидящим взглядом смотрел в ее затылок и мечтал, чтобы куда-нибудь испарился идущий следом Джакомо. Тогда все было бы просто - всего-то лишь дождаться, когда поборница нравственности в очередной раз отстанет, и легонько толкнуть ее вниз, а все остальное доделала бы за него крутая лестница.
Но, увы, раздувающий ноздри жених и не думал задерживаться. Неизвестно о чем только думал Джакомо, но то, что рассуждать он не мог, было видно сразу. Вряд ли он смотрел вперед, иначе бы сразу понял, что для него не так страшна измена Тигрицы, как то, что он о ней узнает.
Перед тем, как войти в любезно распахнутую дверь Сфорца набрал в легкие воздуха и это помогло ему не задохнуться. Он и сам не знал, что ожидал увидеть, но уж точно не то, что предстало его глазам. Если бы не слабый запах духов, можно было подумать, что здесь несколько лет не ступала нога человека. Герцог прошел вовнутрь, еще раз осмотрелся по сторонам.
- И что все это значит, мадонна? - обманчиво спокойно поинтересовался у Вероники. Очень схожая с выброшенный на берег рыбой, та беззвучно открывала рот и зачем-то вращала глазами.
- Если вы решили так пошутить, то можете не сомневаться, эта шутка мне совсем не нравится, - он сделал шаг к придворной даме, но остановился, услышав негромкий смех. Лукреция - все-таки она была здесь, только... только он так ее и не увидел.
Все же, если вдуматься, капризная госпожа Судьба была на стороне женщин. Лука мог появиться чуть позже, герцог и Джакомо Фео могли появиться чуть раньше, и весь хрупкий маскарад, которыми дамы прикрыли свои пусть невольные, но прегрешения, рухнул бы, увлекая за собой дочь понтифика и графиню Форли. А от такой грязи, да еще с кровью, быстро не отмываются. Но если уместно говорить об удаче, держа в памяти все, что случилось в башне и два тела, спрятанных неподалеку, то все сложилось удачно.
Прислушивающаяся к шагам и голосам Катерина только усмехнулась, услышав отповедь кузена. Наверняка она предназначалась Веронике. Ничего, с ней разберутся. Так, что служанка пожалеет, что появилась на свет. А пока… В тон тихому смеху Лукреции (чего он ей стоил можно было только догадываться) раздался хрипловатый смешок Тигрицы.
- Мы здесь! Право же, неприлично заставлять нас так долго ждать, мессеры.
Затеянная игра, как нить, запутавшись, разорвавшись, кое-как вернулась в свою канву. Если не думать о том, что произошло, можно притворяться. Столько, сколько потребуется для того, чтобы убедить двух весьма разгневанных мужчин в своей совершенной невинности.
Джакомо казалось, что и Сфорца, и их "очаровательная" проводница еле передвигают ноги. Он мысленно подгонял то одного, то другую, но когда настало время войти в комнату, сам же и остановился. До этого не мучили сомнения, подобные тем, что терзали герцога Пезаро, он всего-то и хотел, что посмотреть в глаза любовницы. Посмотреть, развернуться и уйти. Гордо, но не быстро. Давая ей возможность догнать, объяснить. Он так явственно себе все это представлял, но только почему-то в своих мыслях видел только рыжеволосый затылок, когда же изменница поднимала голову, то у нее было чье угодно лицо, только не Тигрицы Романьи.
В самых смелых мечтах он не мог представить правительницу Форли вымаливающей прощение. Скорее, она засмеется ему в лицо. Даже если "тот" мужчина для нее ничего не значит, даже если она сама потом об этом пожалеет. Как сейчас жалел и он, зная, что не сможет простить измену.
Тяжело ступая, словно на ногах были вериги, Фео зашел в комнату. Облегчение накрыло горячей волной - это была какая-то ошибка, за которую ему одновременно захотелось и убить, и расцеловать Веронику. Хотя, пожалуй, в этом случае лучше расцеловать герцога Пезаро, пусть это пикантно, зато не так противно. И в этот миг откуда-то из стены донесся тихий смех и чей-то голос - о, этот голос он узнал бы из тысячи! - позвал с таким веселым недовольством, будто их только и ждали.
Джакомо первым подскочил к гобелену, дернул за скрывающую арку тяжелую ткань и внутренне подобрался, не зная, что именно он сейчас увидит, но будучи готовым ко многому.
За гобеленом раздалось легкое "Ах!", в котором было нечто от смущенного визга. Услышавшая голос мужа, Лукреция, на которой из одежды была только маска и небрежно накинутый плащ, выступила вперед, но оказалась перед лицом совсем другого мужчины. Она растерялась, но ненадолго - за спиной Джакомо Фео угадывалась фигура Джованни Сфорца.
Лукреция знала, что защищает сейчас, и была полна решимости довести начатое до конца. В конце концов, нельзя же было допустить, чтобы жертва, принявшая вид двух незадачливых и несостоявшихся любовников, оказалась напрасной. Страшно было ожидание. Теперь же осталась только уверенность, что она все делает правильно.
- Джани, - Лукреция улыбнулась, шагнула вперед и, взяв мужа за руку, втянула в комнату. - Вероника совсем не шутила. И я не шутила, - она прижалась к мужу, плащ как бы случайно скользнул вниз, - это было желание изменить вступление к нашей пьесе. Ты же не сердишься?
- Это... Что это было?
Сначала Сфорца растерялся, слишком резкой была перемена, но мало-помалу начал понимать, что к чему. И какому бы мужчине не польстило, что он стал объектом подобной фантазии собственной жены?
- Что это значит, герцогиня Пезаро? - он нарочито нахмурился и сокрушенно покачал головой. - Плохая девочка. Я злюсь, я очень злюсь.
Вопреки словам, губы кривились в усмешке.
- Мне придется тебя наказать, но здесь слишком много народа.
Короткий поклон в сторону кузины - наверняка, пикантная идея пришла именно ей.
- Думаю, Ваша светлость справится и без нас.
Он чувствовал спиной взволнованное дыхание любовника Тигрицы и, с резко возникшим чувством собственника потуже запахнув на Лукреции плащ, прикрыл ее собой от возможного любопытства Фео.
- Пойдем же, мне не терпится преподать тебе урок, как неосторожно с твоей стороны так вот шутить с мужем.
Мигом забыв о Веронике и не обращая ни на кого внимания, Сфорца довольно чувствительно шлепнул жену пониже спины и севшим от возбуждения голосом пояснил:
- Это только задаток.
Когда мимо достопочтенной матроны прошествовали герцог и герцогиня Пезаро, счастливые и вполне довольные, Вероника, наконец, начала понимать, что все пошло не так, совсем не так, как задумывалось. Где крики, проклятия, угрозы, где те двое, которых она привела дамам под видом мужа и любовника? Начав было свои причитания «Тут такое творилось, мессеры», служанка прикусила язык. Ясно было, что ей уже никто не поверит и слушать ее не будут.
«Бежать», - возник в голове голос, будто бы даже не ее. Бежать, но куда? Разумеется, к тем, кто все затеял, к сыну и пасынку Тигрицы, они спасут ее от гнева матери и герцогини Пезаро! А каким может быть гнев Катерины Сфорца Вероника и представить себе боялась. Один раз она уже толкнула ее под нож Барбато, но та уцелела, да еще и наемника прикормила, но по какому-то капризу пощадила служанку. Так, наверное, щадят муху, не потому что жаль, а потому что слишком мала и ничтожна.
Боком, боком, стараясь слиться со стеной, стать невидимой, Вероника Капротти отступила в коридор. Где-то впереди звучали голоса Лукреции Борджиа и Джованни Сфорца. Попадаться им на глаза служанке было не с руки, и она озлобленной крысой шмыгнула в боковой коридорчик, переждать, пока о ней забудут. И споткнулась об то, что еще недавно было живым, дышащим, а, главное, желающим жить. Теперь было ясно, что случилось с свитскими герцога Пезаро… Закричать бы, но горло перехватило так, что даже вздохнуть было трудно.
- Пресвятая Дева спаси нас и помилуй, - выдохнула она, поспешно делая шаг назад, и с ужасом замечая, что край ее платья испачкался кровью.
Конечно, было бы лучше спрятать улики подальше, но стены башни услужливо отразили дробный топот. Лука едва успел затащить в боковой коридор отяжелевшее тело Дзанери и без подобающего уважения к покойному свалил его прямо на Морияди, соединив тем самым приятелей не только в смерти, но и прощальном объятии.
Теперь оставалось только молиться, что оставленный на полу кровавый след будет незаметен на каменных плитах пола, и уповать на женскую ловкость. С момента убийства соучастники обменялись едва ли парой фраз, но и без слов было понятно, что чем скорее в башне не останется народа, тем дальше будет возможность разоблачения.
В коридоре, более похожем на глубокую нишу, было темно как в склепе, но глаза уже привыкли к сумраку. Томиться неизвестностью оказалось хуже всего, но риск выдать собственное присутствие был слишком велик, поэтому замерший Лука не шевелился. Все, что можно было себе позволить - это только слушать и буравить взглядом стену, если бы Барбато только мог, то перестал бы и дышать.
Проем загородила чья-то внушительная тень. Наемник подобрался и шагнул навстречу...
- Тише, мадонна, не надо шуметь, - ладонь намертво запечатала рот Веронике.
Барбато едва разжимал губы, но не сомневался, его очень хорошо слышат. Был более верный способ обеспечить тишину, но наемник не был уверен, что удержит одной рукой пышную монну. Падение же тела в его планы совсем не входило.
Вы здесь » Яд и кинжал » Regnum terrenum. Aeterna historia » Между молотом и наковальней. 27.04.1495. Градара.